Анатолий Жаренов - Выстрел из прошлого

– Да, – сказала она. – Его всегда зовут на тонкие работы. Так, как он, никто не умеет…

– Почему же он вахтер?

Она кинула на Кириллова косой взгляд и ничего не сказала.

– В самом деле, почему? – повторил он. Анюта вдруг резко остановилась и повернулась. Ее лицо снова окаменело. Черные цыганские глаза смотрели в упор.

– Так вы никогда не найдете убийцу, – бросила она презрительно.

– Ошибаетесь, Анна Семеновна, – спокойно возразил следователь. – Именно «так» мы его и найдем. И знаете что?… Вы меня убедили…

Черные глаза потухли. Плечи безвольно опустились.

– В чем?

– В том, что ключи вы не теряли…

Отреагировала она точно так, как и ожидал Кириллов. Его слова оказались той самой каплей, которая переполнила чашу. То, что она старательно прятала от себя, о чем не хотела думать, выплеснулось наружу. Она ЗНАЛА, что не теряла ключи, она была уверена в этом. Но она не допускала мысли о том, что ключи мог вытащить из сумки ее Саша, парень, которого она любила и который, как ей казалось, любил ее. Когда она узнала, что он исчез, она подумала о ключах, но тут же отогнала эту мысль. Она ждала, что он напишет ей и все выяснится, все встанет на место. Но оказалось, что Мямлин убит. Она не имела понятия, нашли мы ключи или нет. Да она и не думала о ключах. Смерть Саши ошеломила ее, ни о чем другом она не могла думать. А потом вдруг пришел следователь и опять завел разговор о ключах. Сначала она ничего не поняла, потом сообразила, что ключи не найдены, и стала убеждать и Кириллова и себя в том, что смерть любимого и утрата ключей никак между собой не связаны. Кириллову потеря ключей тоже казалась привходящим обстоятельством. Однако по мере того как беседа с Анютой продвигалась вперед, он стал сомневаться: а так ли это? Не закидывает ли он сеточку в пустой водоем, где, кроме ила и тины, нет ничего? А вдруг привходящие обстоятельства – это все то, в чем он так старательно копается, пытаясь связать прошлое с настоящим. А что, если эта история с выстрелом проста, как яйцо? Мямлин и Нифонтов… Первый шантажировал второго… Довел старика до отчаяния напоминаниями о его темной биографии, потом потребовал… Что он потребовал?… Подвернулся случай – в кассе остались на ночь деньги. Ведь если бы Нифонтов пустил Мямлина в контору, произошла бы рядовая кража – не больше. Изъяв деньги, Мямлин опечатал бы снова сейф, поскольку все приспособления для этой операции лежали в ящике стола, ключ от которого был на связке, закрыл бы комнату бухгалтерии, а утром, встретив Анюту, сумел бы как-нибудь незаметно всунуть ключи в сумку. Доказывай, смугляночка, что твоей вины нет. Вахтер засвидетельствовал бы, что ночью посторонние к конторе не приближались. И вышел бы камуфлет. Но Нифонтов на это дело не пошел. Не выдержали у старика нервы, и он схватился за наган. Все остальное вписывалось в картину преступления. Чемодан – инсценировка. Примитивная инсценировка, проделанная в спешке. Вот только трубки… Да и сам Мямлин. Не тот человек – Мямлин, ох, не тот…

И тем не менее… Ключи-то, похоже, все-таки выкрали. Анюта понимала это и молчала… «Мне он ничего не сказал».

И смотрела Анюта как загнанная лошадь.

– Да, Анна Семеновна, вы убедили меня, – повторил Кириллов после некоторого молчания.

– Я не хотела в это верить, – призналась она наконец. – Просто уж я такая невезучая…

По всем правилам мелодрамы, она должна была бы сейчас всплакнуть. Но глаза ее остались сухими.

– Вы и в Нифонтова не хотите верить, – заметил Кириллов. – Не так ли?

Она молча кивнула.

– Вы никого не хотите обвинять, – продолжал следователь. – Однако от факта ведь не спрячешься, Анна Семеновна. Был факт, и вы это знаете.

– Да, – согласилась она печально. – Я это знаю. Теперь ему предстояло переложить руль. И он сделал это.

– Но я не думаю, что ключи у вас выкрал Мямлин, – сказал Кириллов.

– Правда? – быстро спросила она.

– Годится, во всяком случае, как рабочее предположение. Теперь заглянем этой правде в глаза. Где у вас могли выкрасть ключи? Мы исключили Мямлина… Исключим ваш дом… Остается одно место – контора, комната бухгалтерии… И время – от четырех до пяти. Так или нет?

Она вздохнула и покачала головой.

– Этого не могло быть. Я ни на секунду не выходила из комнаты. И потом…

– О «потом», Анна Семеновна, придется думать мне. Я вас попрошу об одном: постарайтесь восстановить в памяти этот час. Все, что вы делали… Где стояли… На что смотрели… С кем говорили и о чем? И еще просьба – о нашем сегодняшнем разговоре никому ни полслова. Понимаете – никому. Не было этого разговора, не встречал я вас в лесу и ни о чем не спрашивал. Молчать вы умеете. – Он усмехнулся. – Полагаю, сейчас это умение пойдет на пользу делу…

Она ушла. А он, проводив взглядом фиолетовый плащик, вдруг подумал, что у нее изменилась походка. Легче, что ли, стала или увереннее? А может, ему это только показалось. Мертвые ведь не возвращаются. Но он помог ей сбросить часть ноши с плеч. Она снова поверила в Мямлина. Мертвые не возвращаются; возвращается вера в человека, уходят прочь сомнения, и боль утихает.

Ключи от сейфа – ключи к сердцу.

Мелодрама…

Кто же из трех украл ключи? Выходцев?… Леснев?… Нифонтов?…

И зачем? Должен же быть в этом какой-то смысл… Если, конечно, Анюта ключей не теряла.

Вторую бумагу от Хусаинова Кириллов получил на другой день после разговора с Анютой. И в тот же день Хусаинов позвонил в Нылку.

Бумага была пространной, с выдержками из протоколов судебных заседаний по делу валютчиков. Все, что касалось Ивонны Ильиничны Рузаевой, было изложено толково и подробно. Но Нифонтов действительно к этому делу не пристегивался. Да и само дело носило, если можно так выразиться, семейный характер. Фигурировали на процессе Рузаева, ее сын, жена сына и два брата этой самой жены. Братья служили в торговом флоте на Каспии, ходили в загранплавания. Хранительницей «золотого запаса» выступала Ивонна Ильинична. На суде она заявила, что драгметалл (в основном червонцы) и некоторое количество ювелирных изделий (колье, кулоны, браслеты и перстни) достались ей по наследству от мужа. Документально этот факт подтвержден не был, но суд этим и не интересовался особо. Экспертиза дала заключение, что драгоценности не краденые, и этого оказалось достаточно, чтобы признать их, так сказать, фамильными. На это, кстати, намекало и происхождение Рузаевой и ее социальное положение до семнадцатого года. Шайка действовала осторожно, с опаской. Драгоценности уплывали за границу, оттуда братья-мариманы везли модную синтетику, а их жены сплавляли ее на черном рынке. Бизнес этот продолжался в течение четырех лет и оставался неразоблаченным так долго лишь потому, что все «дела» вершились в тесном семейном кругу. Но всему приходит конец: один из мариманов попался на глаза кому-то из команды своего судна в иранском порту в момент совершения сделки. И цепочка потянулась, зацепив мимоходом и Нифонтова, поскольку морячок оказался его близким знакомым, чуть ли не приятелем. К тому же Нифонтов был родом из тех же мест, где в свое время обреталась мадам Ивонна.

Мадам эта умерла четверть века назад, вскоре после процесса. А заинтересовался ею Кириллов по трем причинам. Во-первых, она родилась в Нальоке и некоторое время жила в Нылке. Во-вторых, накануне войны она появлялась в Нальске. И в-третьих, среди драгоценностей, которые она еще не успела реализовать, значилась серебряная обложка от библии. В легенде о звонке с того света упоминались «золотые корочки», но легенды часто преувеличивают. А тут был факт, установленный экспертами и засвидетельствованный судом. Правда, Кириллов еще не знал, что с этим фактом делать, однако на размышления он наводил. И на довольно серьезные размышления.

Он дочитывал бумагу, когда позвонил Хусаинов.

– Ну как, Кириллов, – спросил он. – Хусаинов – хороший человек? Почта была?

– Была. Но кое-чего в ней не хватает.

– Знаю, потому и звоню. Тебе здорово нужна та, со шрамом?

– Не получается? – догадался Степан Николаевич.

– Не получается. Знаешь что, приезжай-ка ты сам, Кириллов. Сходим туда-сюда, молодые годы вспомним. Попроси командировку у прокурора.

– Слушай, Хусаинов. Мне без того шрама – зарез! – отчаянно кричал в трубку Кириллов. – Уверенность мне нужна, понимаешь?

И сквозь треск и шумы услышал:

– Ладно. Отвлекаешь ты меня, но ладно. Сделаю третью попытку… Во имя дружбы народов.

– Спасибо, вот спасибо, – выпалил Степан Николаевич и после недолгого молчания произнес нерешительно: – И знаешь что…

– Что? – насторожился Хусаинов.

– Ты сам эти выборки читал?

– Копии перед носом…

– Там упомянут сын Рузаевой. Он жив?

– Тю-тю… И жена тоже…

– Метрика его нужна. Короче говоря, данные об отце.

– Данных нет…

– Откуда знаешь?

– Дело читал. Подсудимой Ивонне Ильиничне Рузаевой идентичный вопрос задавался на суде. Отвечать она на него отказалась. А ты молодец, Кириллов. Глубоко роешь. Чего только выкопать хочешь? Клад, что ли?