Геннадий Абрамов - Ни за грош

– Валяй гляди, коли делать нечего... Там заодно полешко мне разруби, а то не совладаю никак. Сучковатое попалось.

– Полешко?

– Я говорю, может, подтопить придется. Вон у тебя помощники какие бравые - расколют?

– Хорошо. Чуть позже. А пока вот что скажите мне, Евдокия Николавна. В тот день, когда слег, Павел Никодимыч принес что-нибудь в дом?

– Не донес. По дороге бросил. Бегала - подобрала. Березка молоденькая.

– Тоже у сарая лежит?

– Не, милок. Распилила да сожгла. Ему она ни к чему, а мне мешалась. Сухонькая. Я ее мигом, - Тужилина вдруг осеклась и встала руки в боки. - А чтоито ты мне все мелкие вопросы задаешь? Ишь, какой дотошный. Про березку, про топор. Зачем тебе?

– Хорошо. Будут вам вопросы и покрупнее, - Изместьев пересел поближе к свету, к лампе.. - Вы сказали, Павел Никодимыч воевал?

– У, орденов - на подушке не помещаются.

– И характер - боевой, соответствующий?

– Может, и был когда. А теперь... на печи воюет. С тараканами.

– Какой он? В двух словах. Злой? Добрый? Жадный?

– Что ты. Окстись - какой злой. Не-е-ет. Он жалостливый... Может, и вспыхнет иной раз... Сердится, когда обижают.

– Вас?

– Зачем меня? Я сама кому хошь... так махану, что не обрадуется.

– Стало быть, сердится? Не может видеть, когда с кем-нибудь поступают несправедливо?

– Вроде так. Верно.

– И как в таких случаях поступает?

– Кипит... Ой, да куда ему. Думает, воевало не растерял. Пошумит, да и за бок схватится.

Изместьев приподнялся.

– Евдокия Николавна, мы немного побеседуем с хозяином дома? Не возражаете?

– Он же, - запнулась Тужилина. - Иль из памяти вон?

– Не волнуйтесь, мы не забыли.

– Милок, - не на шутку встревожилась она. - Ты и впрямь что-то худое задумал?

– Нам необходимо побеседовать.

– Это как же - больного терзать?

– Не повредим, - сказал Севка.

– Э-ка, не повредим. Нет! - отрезала она. И ускользнула в комнату, прикрыв за собой дверь. - Нельзя! Не пущу!

– Стало быть, так, - выключив магнитофон, негромко сказал Изместьев. Приступаем к самому главному. Напоминаю. Действовать осмысленно, сообща...

И еще немного теории. Преступлению всегда сопутствует аффект. Если преступник новичок - а в этом у меня уже нет сомнения, - то в психике его под влиянием аффекта происходят существенные отклонения. Изменяется мыслительный процесс, скорость и правильность ответов, реакций организма, по-другому распределяется внимание, иначе закрепляются и сохраняются навыки и тому подобное. И, что особенно важно, остаются следы преступления. В заметной форме. И наша с вами задача - вызвать аффективные следы, суметь проследить ик и зафиксировать.

– Не потянем, - сказал Иван.

– И откуда вы все знаете? - Севка весь вечер восхищался новым знакомым.

– Набор слов, - продолжал Изместьев. - По очереди, строго по одному. Там, в сторожке, вас интересовало, зачем я исписываю лист. Причем разными, будто бы не связанными друг с другом словами. Теперь понятно?.. Он отвечает. Тоже словом. Любым. Первым попавшимся, какое придет в голову. Мы с вами фиксируем время и степень волнения... Метод ассоциативный... Если предъярляется обыкновенное слово, не связанное с печальным событием, то и отвечает он обыкновенно. Строго детермннированно-здесь нет ничего случайного...А вот когда предъявляется слово, которое вызывает аффективное воспоминание, тогда, во-первых, все сильно тормозится. Во-вторых, ответ с явными признаками возбуждения. Заминки, многословие. Ответ, как правило, примитивнее, чем обычно. И в-третьих - окрашенная реакция... Кроме того, словесный ответ напрямую связан с мышечным действием. Надо бы измерять еще и усилие - например, нажим руки. Простенький прибор. При возбуждении сила сжатия увеличивается, и стрелка дрожит, скачет или плавно идет вверх. К сожалению, прибора у нас с собой нет, и поэтому, Ваня, возьмешь его руку в свою - вот так - и последишь, что с нею будет происходить. А ты, Всеволод, помимо магнитофона, будешь еще и записывать его ответы.

– Он же не говорит.

– Это моя забота, В крайнем случае, постараюсь прочесть по губам. Ваше дело - точно фиксировать. Вот ручка, бумага. И не забудьте про магнитофон, надо вовремя перевернуть кассету... Кажется, ничего не упустили... Пошли?

– Что-то неохота, - замялся Иван.

– Вот это новость. Почему?

– Фигня какая-то.

– Ага, - смущаясь, поддержал приятеля Севка. - Вообще-то похоже на издевательство.

– Ну, богатыри, - возмутился Изместьев. - Приехали... Я же вас предупреждал.

– А если окочурится?

– Исключено.

– Да ну, - упрямился Иван. - Неохота.

– Послушайте, молодые люди. В конце концов, это необходимо прежде всего вам. Подумайте хорошенько. Иного способа доказать его вину нет.

– А мы не видели, как он убивал.

– Еще не легче... Вы мне не верите? Тогда зачем мы сюда пришли?

– Да верим, - кисло сказал Севка. - Верим.

– Ведь главное, чего мы добиваемся: его почти наверняка не смогут судить. В результате - некого судить! Вы понимаете? Не-ко-го!

– Ладно, - сдался Иван. - Аида.

И они понуро направились в комнату.

Тужилина молилась в красном углу.

– Евдокия Николаевна, нет ли у вас каких-нибудь дел по хозяйству?

Тужилина за спиной показала Изместьеву кукиш.

– Понятно, - сказал Изместьев. - Бастуем, - и пододвинул табурет к постели больного. - Павел Никодимыч? Как вы себя чувствуете?

Иван устроился с магнитофоном у изголовья, а Севка, оседлав лавку у окна, старательно разгладил перед собой лист бумаги и в ожидании начала смачно прихлопнул его ручкой.

– Господи, - прошептала Тужилина. - Что надумали?

– Я попрошу вас выйти.

– А что ты распоряжаешься? Ишь. Я в своем доме нахожусь.

– Никто не должен нам мешать. Ни вопросов, ни просьб - ничего. Тишина мертвая, как во время операции. Вы способны выдержать, Евдокия Николаевна?

– Черти вас принесли.

– Все! Тишина! - Изместьев склонился к больному.

Иван включил магнитофон.

– Павел Никодимыч, вы меня слышите?.. Извините, что беспокоим, но дело неотложное... Помогите следствию... Человек вы с опытом. Воевавший... Нам необходимо выяснить... что с вами случилось?

Бескровное лицо Хопрова оттеняла испуганная улыбка. Он не понимал, ни кто перед ним, ни что происходит.

– Хорошо. Мы поступим следующим образом... Вы меня слышите?.. Я буду называть вам слова. Строго по одному. А вы попробуйте ответить. Спокойно. Как сможете. А я постараюсь понять... На каждое мое слово.

Очень просто. Ну, например. Я говорю "небо", а вы - "голубое" или "чистое", или "с облаками". Первое, что придет вам в голову... Договорились?

Тужилина бессильно опустилась на табурет:

– Что хотят, то и творят... Власти называются.

– Итак, Павел Никодимыч. Никакого волнения.

Мой помощник возьмет вашу руку... Так. Великолепно... Начнем. Первое слово: "стол".

Хопров пусто, непонимающе смотрел на Изместьева.

– Я говорю: "стол". А вы должны ответить - какой. Или как стоит. Все равно - дубовый, широкий, колченогий. Любое слово, какое взбредет вам в голову. Первое попавшееся. Ну? "Стол".

У больного дрогнули губы.

– Так. Очень хорошо, Павел Никодимыч, - Изместьев почти накрыл собою Хопрова, впившись глазами в его вялые губы, жадно, алчно вслушиваясь в невнятные робкие звуки. - Кажется, уловил... Записывайте, Никитич: "сам". Правильно, Павел Никодимыч? Вы сделали стол своими руками?

Глаза Хопрова медленно оживали. Он благодарно, е легким удивлением посмотрел на Изместьева. И впервые - вполне осмысленно.

– Браво. Лед тронулся. Дальше "окно".

Тужилина истово перекрестилась несколько раз.

– Как?.. Не разобрал... "На стене"?.. А, догадался. "Настежь". Записываем: окно - настежь... Превосходно. "Пища", еда.

Хопров чуть слышно подмыкивал, старательно сминая губы.

– "Вор"?.. Нет... "Вертит"?.. Спокойнее, не торопитесь... А... Все-все... Надо же. "Воротит". От еды - воротит... Дальше: "сад"... Так, так... Умница, Павел Никодимыч... "Наш". Ответ - "наш"... Теперь "земля"... Как?.. "Одна"?.. Не угадал... Ааа... "Родная".

Родная земля. Очень хорошо... А вот такое слово, Павел Никодимыч. "Дерево".

По лицу Хопрова пробежала хмурь. Он растерянно смотрел на Изместьева.

– Легкий нажим?

– Да, - ответил Иван.

– Хорошо... Записываем: "дерево".

– Чего? - не понял Севка. - Было же "дерево".

И опять?

– Именно. Не отвлекайте... Следующее слово: "тропа"... Так... Хорошо. Ответ: "ухожу". - Изместьев возвысил голос. - Дальше - "война"!

Хопров насупил брови и взморщил лоб. И отвечал чуть громче.

– Дрожание, - сказал Иван.

– Вижу, вижу... Записывайте: "будь проклята". Записали? Теперь "опушка"!