Павел Вежинов - Оговор

— В день убийства, — спокойно ответил он.

— Так я и думал.

— Почему? — в голосе Генова мелькнула тень беспокойства.

— Таковы показания Радева. Он всегда знал, когда вы приезжаете в Софию.

Генов впервые нахмурился.

— Да, в этот день я действительно был в Софии.

— Расскажите подробнее…

— Я взял командировку на один день, поехал на своей машине — так мне удобнее. В десять утра уже был в Софии. К половине двенадцатого я покончил со своими делами в объединении и позвонил ей в спецшколу. Мы встретились в кондитерской, потом поехали обедать в загородный ресторанчик.

— Она знала, что вы приедете в этот день?

Генов заколебался.

— Да, знала, — все же сказал он.

— Дальше?

— В ресторанчике мы пробыли около двух часов. Вы понимаете, что в нашем положении мы не могли ходить, куда хотели.

— Вы что-нибудь пили?

— Выпили бутылку белого вина. Она была совершенно трезва, если вас это интересует.

— Какой она вам показалась? Спокойной? Встревоженной?

— Обычной. Она умела владеть собой, товарищ инспектор, никогда не показывала своих настроений. Я бы сказал, что она была человеком с исключительно сильным, даже властным характером. Ее желания были для меня законом.

— Дальше?

— Потом мы вернулись в город. Она решила зайти на работу, а затем мы должны были снова увидеться.

— В котором часу вы расстались?

Генов задумался.

— Абсолютно точно сказать не могу. Но, видимо, в половине четвертого, а в пять мы договорились встретиться в Докторском сквере.

— Так!.. И где вы были до пяти часов?

— В том-то и дело, что у меня ни на что не оставалось времени, товарищ инспектор. Я люблю играть в карты, в бридж. В кондитерской «Витоша» играют в эту игру, вот я и пошел туда посмотреть, как играют. Присел возле одного столика… и не заметил, как пробежало время.

— В кондитерской находился кто-нибудь из ваших знакомых?

— Понимаю, что вы хотите сказать. Нет, никого из моих знакомых там не было. Там собираются случайные люди. Да и я захожу туда очень редко, один-два раза в год.

Димов вопросительно взглянул на Генова.

— Потом я пошел на встречу с Тони. Ждал ее до шести часов, но она не пришла. Я решил, что случилось что-то непредвиденное, и уехал. Телефона у них дома нет, найти ее я уже не мог.

— Когда вы узнали о ее смерти?

Лицо Генова совсем потемнело.

— Через несколько дней. И совершенно случайно, от нашего общего знакомого.

— Так!.. А вы были в суде?

— Да, был… Вы же понимаете, что все это мне не безразлично.

— Очень хорошо понимаю. Но не понимаю вашего поведения. Судя по вашим словам, получается, что между двенадцатью и половиной четвертого она была жива. Вы же юрист, не правда ли?

— Да, юрист.

— В суде шла речь о времени между двумя и тремя часами, у Радева не было твердого алиби именно на этот отрезок времени. Ваше личное вмешательство могло бы решить все…

Генов откинулся на спинку стула, в его взгляде появилось что-то холодное и враждебное.

— Товарищ инспектор, вы же понимаете деликатность моего положения.

— Понимаю. Но речь идет о человеческой судьбе. Неужели вы допустили бы, чтоб невинный человек попал в тюрьму?

Генов молчал. И Димов понимал, что он колеблется — сказать или умолчать о том, что было в этот момент у него на языке.

— Все дело в том, что я совершенно не считаю его невиновным.

— На каком основании? — строго спросил Димов.

— Разве здесь нужны особые основания? — устало произнес Генов. — Да, я очень хорошо знаю Тони, ее среду. Кто мог убить ее? И зачем? Этого ни в коем случае не мог сделать совсем посторонний, неизвестный человек.

— И я так думаю. Но кем бы он ни был, ясно одно: он заинтересован в том, чтобы Радева посадили в тюрьму.

— Вы не имеете права говорить этого мне, у вас нет на это оснований.

— К такому выводу мог прийти каждый.

— Но суть в том, что сам Стефан Радев так не думал. Уж ради меня-то он не отправился бы в тюрьму. Ему не за что быть мне благодарным. Именно это и заставляет меня считать виновным его самого.

— Это не лишено логики, — спокойно согласился Димов. — Но нередко сама жизнь начисто нелогична. Порой под одним зонтиком оказываются смертельные враги.

Инспектор поднялся.

— До свидания, — сказал он, — поскольку мне кажется, этот наш разговор — не последний. На чем вы ездите в город?

— Удобнее всего автобусом, — сухо ответил Генов.

Автобус оказался не слишком удобным, но в город он Димова доставил. Там инспектор заглянул в Окружное управление милиции, поговорил с несколькими людьми. Потом ему пришлось поговорить еще кое с кем вне управления. Когда он к вечеру добрался наконец до вокзала и подвел итог, понял, что этот день в Плевене он провел не напрасно.

Димов вернулся в Софию за полночь, но на следующее утро пришел на работу точно. В кабинете, поджидая инспектора, уже сидел Ралчев. Его внешний вид говорил о том, что он не принес важных известий.

— Ну? — коротко спросил Димов.

— Ты оказался прав, — сокрушенно ответил Ралчев. — Все крепко держатся за свои показания, данные в суде.

— Еще бы! Они и не скажут ничего другого. Ты мог лишь неожиданно обнаружить какую-нибудь фальшь.

— Ничего я не обнаружил. А у тебя как?

— Не могу сказать, что совсем ничего.

И он передал в общих чертах свой разговор с Геновым. Ралчев задумался.

— Значит, фактически у него нет алиби?

— Пока еще он не должен его доказывать.

— И все же! Я знаю эту кондитерскую. Там, по-моему, собираются довольно сомнительные типы. Интересно, играет ли он сам?

— Да, играет, хотя и предпочитает покер. Если говорить о его слабостях, то это скорее карты, чем женщины. Порой он не особенно разборчив в партнерах.

— Интересно! — буркнул Ралчев.

— Но есть нечто и поинтереснее. На следующий день после убийства Генов продал свою машину. Совершенно новую «Шкоду». Почему? Она ему крайне необходима! Он и на работу на ней ездил… И на свидания…

— Какая связь между убийством и продажей машины?

— Гипотез много. От человека, остро нуждающегося в деньгах, всего можно ожидать.

— Но ясно, что от Радевой он ничего не получил, — заметил Ралчев. — Ни от живой, ни от мертвой. Иначе он не продал бы машину.

— Так выходит. Но это не доказывает, что он не пытался получить… Может быть, просто не сумел.

Он задумался, потом продолжил:

— Как бы то ни было, в одном мы твердо убеждены… Независимо от экспертизы — в половине четвертого Радева была жива. Генов человек умный, интеллигентный и, как я догадываюсь, отличный юрист. Он понимает, что ложь в этом деле только повредила бы ему. Он был среди людей — в ресторанчике, на улицах… Возможно, его видели. Но что он делал после половины четвертого — этого никто не знает. Кроме него самого, конечно.

— Ты считаешь, что он пытался ее ограбить? И не сумел?

— Ничего я не считаю, — сухо ответил Димов. — Но ничто не мешает мне допускать и такую возможность.

— Но что можно было взять у Радевых? Они не слишком обеспеченные люди.

— А откуда ты знаешь? — насмешливо осведомился инспектор.

— По всему видно.

— А мне кажется, не по всему. Видел добротную старинную мебель? Дорогой ковер? Антония Радева, по отцу Пандилова, выросла в богатой семье.

— Это мне известно.

— Мало известно! Я хочу, чтобы ты покопался в ее прошлом. Возможно, какая-нибудь мелочь наведет нас на правильный след.

— Добро! А какой срок ты мне даешь?

— Никакого! Теперь нам некуда спешить. Теперь нам придется тщательно обдумывать каждый новый шаг. Преступники или преступник, кем бы они ни оказались, проявляют сейчас особую осторожность.

Ралчев молчал. Новая задача его явно не воодушевляла. Он всегда предпочитал более динамичные и решительные действия.

— Не знаю, — произнес он. — И все же присматривай за Радевым. Как бы нам не промахнуться.

— Радев больше не должен тебя интересовать! — немного сухо ответил инспектор. — Суд оправдал его. Теперь нас интересует настоящий убийца.

Ралчев вздохнул и поднялся. Надо было немедленно приступать к делу.

Вскоре старший лейтенант убедился, что проникнуть в прошлое человека почти так же трудно, как и раскрыть сложное убийство. Конечно, в небольших окраинных кварталах, где люди на виду друг у друга, это не слишком сложно. Там жизнь общая и тайны общие. Но как проникнуть в глухие квартиры тех, кто несколько десятилетий назад считался сливками столицы? Как разговаривать с этими холодными и недружелюбными замкнувшимися людьми? Как прочесть их воспоминания, которыми они делятся только в тесном кругу? Его первые попытки в этом отношении потерпели полный крах.