Виктория Платова - Любовники в заснеженном саду

Об их поездке сюда, на пруды… Тогда они кишели мальчишками и любителями пива, а Никита, как привязанный, ходил за Ингиным застенчиво округлившимся животом. Как привязанный…

— И как? — Джанго вовсе не собиралась от него отставать.

— Что — как?

— Как молодые? Дружно живут?…

— Мне бы не хотелось это обсуждать…

— Мне тоже. Это я так спросила, разговор поддержать…

— Можно и не поддерживать. Я не обижусь.

Разговор и вправду увял сам собой. И возобновился только в растянувшейся на сотню метров пробке у шлагбаума перед въездом в город.

— Где вас высадить? — поинтересовался Никита.

— Где хотите…

— Я доброшу, куда нужно… Мне не трудно.

— Это в Коломягах…

Коломяги! Ничего себе крюк!… Северо-западная окраина города, смешанный брак нескольких навороченных коттеджных деревенек для самых новых русских и пролетарски-унылых многоэтажек. Судя по затрапезной футболочке Джанго, по ней плачет одна из таких многоэтажек — с неработающим мусоропроводом и надписями на стенах. Что-то вроде «Спартак — мясо». Или — «Зенит — чемпион». А впрочем, какое это имеет значение? Ему, Никите, какое дело?

Но дело было.

Дело было в самой Джанго.

По мере того как чертовы Коломяги приближались, Никита увязал в своей неожиданной пассажирке все больше. И вряд ли это было связано с тем, что Инга в лучшие времена их жизни, смеясь, называла «мужское-женское». Скорее, это можно было назвать собачьим. Песьим. Псоголовым. То ли жаркое дыхание Джека-потрошителя все еще преследовало Никиту, то ли его смутила собачья желтизна в глазах Джанго, то ли озадачило ее имя, похожее на породистую кличку.

Даже Мариночка не вызывала у Никиты такой оторопи. Со всей ее наглостью, надменностью и цинизмом, со всеми ее запахами, со всей дурной кровью. В любом случае, Мариночку можно было понять, если уж очень постараться; во всяком случае — объяснить. Понять Джанго не представлялось никакой возможности. Она была — другое.

«Иное» — как любила выражаться Инга в лучшие времена их жизни.

И, несмотря на это «иное», Джанго кого-то отчаянно напоминала Никите. Вот только кого? Не сурового кавказца же, в самом деле!…

Никита промучался воспоминаниями до самых Коломяг, до ничем не приметного шоссе, утыканного редкими зубцами лесопарка. Здесь Джанго попросила его остановиться.

— Спасибо, — сказала она. — Вы очень любезны.

— Не за что… — Никита вдруг почувствовал сожаление оттого, что ему придется расстаться с обладательницей такого интригующего имени. — Может быть…

— Я и правда приехала. Было приятно с вами познакомиться.

— Взаимно.

Что за светская чушь, черт возьми?… Надо бы сказать что-нибудь этакое… Что-нибудь, что непременно ее заинтересует. Ведь когда-то он умел цеплять за жабры понравившихся ему женщин-Черт, черт, черт! Женщин — да, а вот таких обворожительных животных… Большой вопрос.

— Может быть, пригласите на чашку кофе? — ляпнул он первое, что пришло в голову.

— Кофе в доме не держу, — снисходительно улыбнулась девушка.

Кофе — нет, а вот сырое мясо — наверняка.

— Жаль…

Сожаления были адресованы уже спине Джанго, покинувшей машину в срочном порядке. Она свернула на маленькую аллейку и через секунду скрылась. А Никита, проводив глазами черную футболку, вдруг понял, кого она так смутно ему напомнила.

Оку Алексеевича Корабельникоffа, отца-основателя, благодетеля и кормильца. У главы пивной империи была точно такая же мягкая хватка. И точно такая же жесткая спина. Никита даже не удивился бы, если б неведомая ему Джанго вдруг оказалась дочерью Корабельникоffа. Вряд ли — законной и наверняка не очень любимой. Никаких упоминаний о Джанго ни в квартире, ни в жизни Корабельникоffа не было. Хотя старая эсэсовка-осведомительница Нонна Багратионовна и намекала на первую жену патрона.

На жену, но не дочь.

И что делала Джанго в особняке Корабельникoffa, и как она вообще туда попала? Ведь не к Толяну же завернула, в самом деле, — только дуры убиваются по мешку, туго набитому первосортными мускулами! А вариант случайного знакомства Никита отмел сразу. Сразу же, как только почувствовал легкий укол в сердце. Поначалу он сдуру решил, что это покалывание началось из-за Джанго, но потом выяснилось, что причиной всему — Гийом Нормандский. Свернутый в трубку, он до сих пор лежал во внутреннем кармане куртки, и стоило Никите неудачно облокотится на руль, как «Вопросы культурологии» сразу же напомнили о себе, упираясь верхним жестким краем прямо в сердце. Никита вытащил журнал и бросил его в бардачок.

Чтобы спустя час торжественно преподнести пропажу Нонне Багратионовне.

Но, вопреки ожиданиям, секретарша совершенно не обрадовалась столь счастливому возвращению Гийома с Микушевичем. Сдержанно поблагодарила, только и всего.

— Это не мой журнал… — сказала она Никите. — Не мой. Но все равно, спасибо за хлопоты. Вы запомнили, я польщена. Кстати, где вы умудрились его достать?

Вопрос был совершенно невинным, заданным вскользь, но по щекам Нонны Багратионовны почему-то расползлись красные пятна. И принялись отчаянно семафорить Никите: плевать мне на то, где ты его взял, мы оба знаем, где ты его взял, так что не будь дураком, придумай версию поделикатнее…

— Купил, — после секундного раздумья произнес Никита. — В ларьке на Нарвской. Увидел, вспомнил и купил.

— Да? Вообще-то он распространяется только по подписке… Сколько я вам должна?

— В смысле?

— Сколько вы за него заплатили?

— А-а… неважно. Считайте, что это подарок…

…Следующим подарком стало исчезновение Толяна и Джека. Они испарились из особняка на Горной, никому и слова не прорычав. До Никиты донеслись лишь отголоски этой странной истории, бегло пересказанной Корабельникоffым между двумя телефонными звонками — Мариночке во Всеволожск и потенциальным инвесторам в Мюнхен. Именно Мариночка и сообщила муженьку, что нашла дом пустым. Ни собаки, ни охранника. Вещи на месте. И Толяна, и хозяйские. В какой-то мере Kopaбeльникoffым повезло — из особняка ничего не пропало, хотя входная дверь была открыта, окна в кухне распахнуты настежь и лишь калитка закрыта — и то только благодаря примитивному английскому замку.

После двух звонков Корабельнико f f сделал третий — в службу собственной безопасности компании, ее начальнику с сомнительной для северных широт фамилией Джаффаров. Именно Джаф-фаров нанимал на работу Толяна, с него и спрос.

Чем закончилось внутреннее расследование, Никита так и не узнал, но Толян на горизонте больше не появился. По словам вездесущей Нины Багратионовны, его сменили два ублюдочного вида качка с винчестерами. А место Джека в вольере заняла такая же ублюдочная восточноевропейская овчарка. Ни качков, ни овчарки Никита до сих пор не видел — повода наведаться во Всеволожск не было. Да и Джанго, некоторое время плотно занимавшая скучное, как пустыня, воображение Никиты отодвинулась на задний план, а потом и вовсе исчезла. И уже нельзя было с точностью сказать: была ли она на самом деле или не была. И свидетелей не осталось — ни человека, ни собаки. Они как будто испарились, рухнули в бездну ее желтоватых диких глаз…

…Вечеринка в честь дня рождения Мариночки больше смахивала на банкет по случаю тезоименитства отпрыска королевской фамилии. Никите, растворившемуся в толпе одноразовых официантов с позабытым бокалом шампанского в руке, оставалось только пялиться на VIP-гостей особняка; с тем же успехом он мог пялиться в экран телевизора — физиономии присутствующих были достаточно примелькавшимися, взятыми напрокат из светского сборника «Кто есть кто в Петербурге». С пяток высокопоставленных чинуш из Смольного; бизнес-элита, имеющая за плечами крупные региональные компании и зависшие на стадии расследования уголовные дела; лоснящаяся от дармовой жратвы и водки артистическая богема; несколько звезд шоу-бизнеса средней величины, модный писатель, модный стилист и преуспевающий модельер в засаленном шейном платке — каждой твари по паре. А впрочем, ковчег на Горной мог переварить и не такое количество народу. Народу, никакого отношения к Мариночке не имеющего.

Мариночка была только предлогом.

А причиной и следствием являлся сам Корабельникоff. Корабельникоff, вот кто был интересен. Он мог бы отмечать годовщину свадьбы внучатой племянницы по матери, поступление в Сорбонну шурина или день установки панорамного аквариума — состав гостей вряд ли претерпел бы существенные изменения. Деловые люди решали на ходу деловые вопросы, не очень деловые — завязывали знакомства с деловыми (Никита сам видел, как популярный худрук популярного театра что-то шептал на ухо вальяжному бизнесмену в первом поколении); потенциальные взяткодатели напропалую флиртовали с потенциальными взяткополучателями, задвинув на задний план шикарные ноги своих безмозглых подружек-фотомоделей… И никакого особенного почтения хозяйке дома, — так, дежурные комплименты, дежурные поцелуи руки и дежурные улыбки на лицах: под расстрельный аккомпанемент глаз телохранительницы Эки.