Андрей Федоров - Двенадцать обреченных

Но откуда уверенность, что здесь кто-то был? Да. Из крана капает (бесшумно, на хлебную корку), но кран мог недовернуть покойный Боря. Да, грязная посуда сдвинута в левую часть стола, вероятно, единым решительным движением, чтобы освободить место… вот в чем дело!

Мы были с Борисом вдвоем. А на свободном участке стола — третий бокал. Пустой. Если напрячь усталую мозговую извилину, то можно вспомнить, что вот как раз «Метаксу» Борис и не допил, обозвав подделкой. А она допита.

Некто сдвинул посуду, налил себе в чистый бокал из вон той высокой, вовсе пустой бутылки и одним махом выжрал. Не закусывая? Нет. Крошек на пустом участке нет. Может, что пальцами вытащил вон из той банки. Пальцы вытер о салфетку? Тут следы есть. Прямо-таки можно по порядку проследить действия гостя. Не родственника, гостя!

Может, этот друг семьи и сейчас здесь? Ведь что-то опять пронеслось по квартире. Даже не эхо, еще неразборчивее. Шепот? Вздох?

Спальни ждали меня.

На всякий случай я достал и «трайдент». Оба аппарата были готовы к бою.

Я прошел в гостиную.

В спальни вели две двери. Одна — супротив камина, другая — супротив двери в кухню. Из-под той, что напротив камина, вытекала струйка темной крови.

То, что я увидел в спальне, не требовало немедленного вмешательства. Прежде всего, тут не было Дани. Не было тела Дани. На ковре лежал труп без головы. Мужской, судя по одежде.

Это я заметил с первого взгляда. Затем взглядом охватил всю спальню, быстро присел, чтобы увидеть пространство под двуспальной кроватью.

Вот теперь — детали. Во-первых мужчина (пиджак, брюки, сверкающие башмаки). Да, рубашка с галстуком, только весь ворот залит кровью. Кровью пропитан ковер, натекло под дверь. Разбито зеркало (к смерти), вдавлена дверца шкафа. И можно уже представить себе, как этот мужчина потерял голову. Части головы (которые легко, без брезгливых содроганий описывает врач) не стоит описывать. Да, они прилипли к стене, к дверце шкафа, лежат на полу. Важно другое. Сила, лишившая мужчину головы, исходила из одной точки. Осколки пошли узким веером или конусом. Вышли же, наверное, из открытого сейчас, а ранее, может быть, и запертого сейфа над трижды треснувшим туалетным столиком. Возможно, натюрморт (ананасы и рыбы) прикрывал сейф в стене, как принято в детективных фильмах и в лучших домах. Будучи еще очень живым и полным радужных (какие еще бывают?) надежд, мужчина открыл дверцу сейфа, предварительно сняв картину, после чего ожидаемое сокровище взорвалось. Это не «Ф-I». Пожалуй, не мощнее «РГД». Сейф, кажется, не повредило. Взрывная волна и все осколки, как из жерла пушки, ударили открывшему в лицо. Лица не стало.

Тут я ощутил натуральный прилив злости: выходит, маньяк скрылся от меня. Уничтожив свое лицо!

Но это возникло на две-три секунды. Ведь много чего и осталось.

Стараясь не запачкать носков, я обошел вязкую лужу и присел у трупа. Холодная рука. Прошло не меньше трех часов. Это случилось вечером. Может быть, в двенадцать ночи.

Для таких исследований хорошо бы иметь перчатки. В левом нагрудном кармане пиджака я нащупал и извлек паспорт, деньги, какое-то удостоверение в красной «корочке».

Итак, Борис Михайлович Скоков.

Вот и встретились, киллер! Но в глаза не взглянули, где они, твои глазки? Отводишь в сторону? Отбрасываешь? Так ты, выходит, еще и грабил убиенных? Проследил, что ли, за дочками Смуровых, взломал замки, выпил коньячку и взялся искать сейфы. Ан сейф-то… Скажи-ка, дорогой Скоков, не ты ли внушил страсть к взрывным фокусам Боре Смурову? Или вы действовали раздельно, но синхронно?

Мне показалось тут, что я все понял. Да, маньяком, нанявшим киллера, был Борис, но Бориса и его соседку убил Скоков.

Очень складно? Нет, не очень. «Ф-I» в красивой коробочке Скоков принес мне как раз в ту минуту, когда был убит Борис в сорока километрах от моего вестибюля. Тещу соседа убили не намного раньше, чем Бориса. Главное, зачем Скокову убивать соседку? Бригада киллеров? Но вахтер описал вас, Борис Михайлович. И Даня описала вас. И соседка Полубеловой описала вас. И соседка Тани Яблоковой — вас. Никто другой не описан.

В карманах Скокова я не нашел оружия. Я обыскал все карманы. Только в потайном кармашке нашел нужное — полупрозрачную почти из папиросной бумаги полоску со списком адресатов, абонентов, получателей…

Тут мы были все. Даже под номерами. Все, в том числе и Чацкая. Жалко, что зловещими крестиками киллер не отмечал уже «обработанных»… В списке я не нашел адреса Смуровых и Левиного. Это что-то тоже должно было значить, но я запутался в предположениях. Могло ли, например, быть так, что последний, скажем, предназначенный для Чацкой или Олейчика заряд Скоков носил с собой и в волнении, ощутив в руках массу денег, сдвинул рычажок? А правда, кое-какие зеленые обрывки на ковре валялись, на дверце шкафа висела даже совсем целая стодолларовая бумажка. И портфель с собой у Скокова был. И даже в момент взрыва был весь раскрыт и деньги в нем лежали. Лежат и сейчас, опять же зеленые. Нет оружия. Нет запасной мины или гранаты. Нет ни в портфеле, ни в карманах объяснительной записки… есть вот открытка с рисунком вроде скаутской лилии и масонским лозунгом «будь готов!». Попытка обвести вокруг пальца? Сделать ложную заячью петлю в сторону масонской ложи?

Забрызганная кровью спальня Смуровых, где я никогда не бывал. Много рюшек, изогнутых (до взрыва) абажуров, перевернувшаяся фотография на стене, кажется, изображавшая двух лысых, взахлеб целующихся политиков, но в перевернутом виде ставшая отважно эротической… странные пристрастия. Кто же тут спал? Борис? Хоть бы телку повесили для прояснения картины! А ведь, психиатр, у нас есть еще и вторая спальня. Почему бы второму киллеру из бригады не лежать там?

Я вышел в гостиную и заметил, что наконец-то стало светать. Дверь во вторую спальню я «брал» по законам жанра: рывком, держа браунинг двумя руками.

Нет, здесь никто не валялся на ковре, обстановка была очень похожа, в том смысле, что такая же мебель, изогнутые абажуры… Двуспальная постель очень не в порядке. Задрано покрывало. Так, будто под кроватью прятались.

Не часто занималась хозяйка генеральной уборкой. И под кроватями пол постепенно покрывается пылью… и на этой пыли…

Да, под кровать кто-то недавно лазил и даже лежал под нею.

И даже задел спиной острый крючок — полу-виток пружины, оставив на крючке клок зеленой материи и сгусток крови.

Долговязый был этот прятавшийся здесь и неловкий…

Меня вполне можно было снимать в кинобоевике. Я врывался в комнаты и закутки с обеими стреляющими штуками в каждой из вытянутых рук, разве что без ножа в зубах. Я снова Побывал в прихожей, в гостиной, в обеих спальнях, на кухне и в чулане.

с Наконец я остановился у стенного шкафа в прихожей. Оба других стенных я уже разворошил и гардероб раскурочил. До этого я не подавал звуковых сигналов. Разве что ругался шепотом и от меня летел по углам мягкий топот и шелест.

Я сказал единственное, что следовало сказать еще полчаса назад:

— Даня, выходи! Это Андрей.

Стенной шкаф вскрылся, разинув обе дверцы, и взъерошенная, потная, несчастная Даня вывалилась на пол. И сначала еще внимательно поглядела на меня снизу. Вооружена она оказалась кухонным здоровенным ножом. Как раз таким часто убивают друг друга пьяные родственники.

— Какого черта?! Сколько ты здесь?!

— Я услышала шаги, когда хотела уйти… и сюда залезла.

— И целый час не могла догадаться, что это я?

— Ты не говорил.

— Когда ты сюда пришла?

— В три часа.

— Он, — я показал в сторону первой спальни, — был здесь?

Даню перекосило и затрясло:

— Я хотела найти адрес Скокова… в спальне… поскользнулась и села на него.

— А до этого где искала?

— В гостиной тут. В ящиках. На кухне. Я не знала, что он там лежит. А замок был уже взломан, когда я приехала.

Все-таки голова соображает! Сейчас многое решим!

— Дань! Ты приехала в три?

— С минутами.

— Ты говоришь, что прямо села на него в темноте?

— Ужас!

— Даня, очень важно! Даня, он был теплый? Подумай!

— Труп?! Ужас! Но… он был холодный.

— Уверена?!

— Да. Он был совсем холодный.

— Потом ты встала и хотела уйти?

— Я сначала зажгла свет. Там все в крови. У меня вот. Платье… я пошла мыть руки и ногу. Потом все погасила и хотела уйти.

— Бокалом пользовалась? «Метаксу» пила?

— Нет. Я ничего не пила. На столе в кухне я видела посуду, но ничего ни пила, ни ела.

— Дань! В час ночи застрелили Андрея Снежневских. Не визжи, застрелили. Еще одного. В час с минутами. Тело в квартире, в тепле полностью остывает в течение двух часов. Скоков в три часа был уже холодный. А ему, если это он убил Андрея, надо было еще доехать оттуда, выпить и только потом умереть. Он не мог успеть остыть после всех дел. Он сам умер в час ночи!