Элмор Леонард - Бандиты

— Это же Бадди Джаннет, верно? — с трудом выдавил он из себя. Он был удивлен, но как-то тихо удивлен, скорее, подавлен этим открытием. — Господи Иисусе, это же Бадди Джаннет!

Лео потянулся к свидетельству о смерти, лежащему на стойке возле машины для бальзамирования.

— Дени Александр Джаннет, — прочел он, — родился в Орлеане, двадцать третьего апреля тысяча девятьсот тридцать седьмого года.

— Это Бадди. Господи, поверить в это не могу, — покачал головой Джек.

Лео уже подключил Бадди к машине для бальзамирования, тонкие пластиковые трубки зазмеились по обнаженному телу Бадди к сонной артерии на правой стороне его шеи, аппарат заработал, закачивая в его сосуды розовую жидкость под названием «пермагло».

— Почему не можешь поверить?

— Он был такой аккуратный, такой осмотрительный.

Лео перехватил шланг, начал тонкой, нежной струйкой поливать плечи и грудь Бадди.

— Где ты познакомился с ним — в тюрьме?

— Нет, раньше, — ответил Джек и смолк. Лео дожидался ответа, поливая Бадди водой, обмывая его. — Мы часто встречались в городе. Бывало, в субботу вечерком столкнемся в баре «У Рузвельта», выпьем вместе…

— Выходит, вы были приятелями? — Теперь Лео намыливал Бадди, расправлял руками его плоть, чтобы «пермагло» проникло в периферийные сосуды и придало коже усопшего естественный, чуть розоватый оттенок.

— Встретимся — вроде как приятели, — задумчиво произнес Джек, — а не видимся — так и забыли друг про друга.

— Что-то ты не говорил о нем.

— Давно все это было.

— Что — было?

— Как мы познакомились. — Джек уже не боялся смотреть на Бадди, на его травмы. Голова вся ободрана, похоже на сильный загар. — В аварию попал, да?

— Свалился с шоссе в канал. Нынче утром, — ответил Лео, вновь глянув на свидетельство о смерти. — Похоже, твой приятель был женат. Жил в Кеннере.

— В самом деле?

— Только в машине с ним была не жена. Молодая дама, — добавил Лео. — Что бы ты почувствовал, окажись ты на месте его жены?

— Такое случается, — развел руками Джек.

— Даже с очень осмотрительными людьми?

— Может, я ошибаюсь, — признал Джек. — Может, не такой уж он был и осмотрительный. Или был осмотрительный, а потом вот взял да и вылетел через ветровое стекло. Я ведь ничего о нем не знаю, как он жил.

— Да, это вопрос сложный. — Лео возился с регулятором давления на бальзамировочной машине.

Джек понимал, что ему пора уходить, но не мог оторвать взгляд от тела Бадди.

— А что случилось с пассажиркой?

— С той молодой леди, которая не была его женой? То же самое, что и с твоим приятелем, — сообщил Лео. — Причина смерти — множественные травмы. Копам следовало бы проводить вскрытие, когда они получают такие подарочки, а они только взяли кровь на алкоголь. Девица лежит в Лейквью. Знаешь, где это? Новенькое такое здание. Они сотни две похорон в год проводят по меньшей мере. Миссис Джаннет попросила, чтобы твоего приятеля отвезли к нам. Но ты с ней вроде не знаком?

— Нет, не знаком. Даже не знал, что он женат.

— А подружку его встречал?

— Девушку, которая разбилась вместе с ним? К чему ты клонишь, Лео?

— Ты же многих девушек знаешь. Вот я и подумал: может, ты знаком и с той, которую он посадил к себе в машину.

— Нет, ты к чему клонишь?

— Мы говорим про девушек, Джек. Где их нынче можно подцепить? — Теперь Лео понадобилось что-то на полочке над бальзамировочной машиной. — Кажется, бар «Байю» на Портшартрен — неплохое место.

— Вполне.

Лео обернулся к своему клиенту, держа в руках троакар — медную хромированную трубку с рукояткой и острым, как нож, наконечником.

— Ты же был там пару дней назад, верно?

— Оставь в покое троакар, Лео! Давай сперва во всем разберемся. Когда это было?

— На этой неделе ты отдежурил три ночи — стало быть, в понедельник. Часов примерно в шесть.

Джек кивнул, не совсем понимая, в чем он должен признаться, а тем более покаяться. На совести у него ничего такого не было.

— И с кем же я был?

— Сам знаешь, с кем ты был, — отрезал Лео. В рукоятку троакара он заправил конец пластиковой трубки, подключенной к аппарату для отсоса лишней жидкости, и оставил другой конец трубки свободно свисать с края раковины. — И не пытайся юлить: ты был с ней. Эту девицу за милю можно узнать по рыжим волосам.

— Ну да, я был с Хелен.

— Признаешься?

— А кто тебе сказал?

— Какая разница, кто сказал, если так оно и было?

— Лео, ты же не просто спрашиваешь, с кем я был, ты меня вроде в чем-то уличить хочешь.

— Если ты так это воспринимаешь…

— Да в чем я провинился? Я прошел реабилитацию, я больше ни перед кем не должен отчитываться и подобных наездов терпеть не стану, ясно тебе? Скажи прямо, что я сделал не так?

— Понятия не имею. Ты водил ее наверх, в номера?

— Я встретился с ней случайно. Много лет ее не видел. Ты сам знаешь, как давно я ее не видел.

— С тех пор, как попал в тюрьму.

— Мы выпили, и все тут.

— И ты не почувствовал зуд?

— Какой еще зуд?

— Тебе не приспичило повести ее в номера?

— Лео, мужчине стоит только взглянуть на такую девчонку, как Хелен, и он сразу почувствует зуд. Так уж устроил нас Бог. — Джек исподтишка следил, как Лео направляется к Бадди с троакаром наготове. — Похоже, ты боишься, как бы я опять во что-то не влип. Или что я сорвусь с катушек только потому, что этот парень был моим приятелем много лет назад?

— Тогда же, когда и Хелен.

— Ну и что? Они даже не были знакомы друг с другом. Этот бедолага слетел с шоссе, в машине с ним сидела какая-то девушка — может, друг семьи или сестра его жены, почем ты знаешь. А ты уже вообразил невесть что, будто я в чем-то замешан, потому что он замешан, но ты ведь ничего о нем не знаешь. И пусть даже та девица в машине была его подружкой, мне-то что до этого?

— Я за тебя беспокоюсь, — проворчал Лео.

— С какой стати?

— Не знаю. Все дело в твоем характере. Тенденция у тебя такая. Я за тебя беспокоюсь.

— Мы с тобой разные люди, Лео.

— Это точно.

— Тебе эта работа по душе, мне — нет. Ты можешь сколько угодно валяться в гамаке на берегу, читать книжки, принюхиваться, что там Риджина готовит на обед…

— А что тебе нравится, Джек?

Джек не ответил. Он не мог оторвать глаз от троакара, похожего на копье, зависшее в нескольких сантиметрах над животом Бадди, над его беззащитным пупком.

— Вот видишь? — сказал Лео. — Ты ведь не назовешь с ходу какие-нибудь приятные вещи, которые нравятся всем. Нет, ты будешь ломать себе голову, пока не выдумаешь что-нибудь извращенное.

— Да я вовсе ни о чем сейчас не думал. Ты уж извини, Лео, но твоя работа состарит тебя раньше времени. Ты всегда такой важный. Даже пошутить тебе нельзя. — Он с облегчением увидел, что Лео уже не так решительно сжимает троакар.

— Ты прав, — признал Лео. — Я поспешил с выводами. Мне сказали, что тебя видели с этой рыжей шлюхой, я и решил, что все начинается сначала — отели, коктейли, безделье.

— Я просто предложил ей выпить.

— С какой стати? После того, что она с тобой сделала, ты должен был пройти мимо, не поздоровавшись.

— Она ничего плохого мне не сделала, Лео. Все сделал я сам. Разум предлагает поступки воле, верно? А воля решает, делать нам это или нет. Так нас учили в школе. В смысле — некого винить, если ты в дерьме.

— Ты учти, как только ты начнешь снова гоняться за подобными развлечениями, тебя ждет одно из двух: либо тюрьма — про нее ты и так все знаешь, — либо вот этот стол. — Лео подтвердил свои слова взмахом руки. — Кончишь как и твой приятель.

— Завтра я съезжу в Карвиль.

— Будь так любезен, — откликнулся Лео. Склонившись над Бадди, он коснулся острым кончиком троакара его живота, облюбовав мягкое местечко в паре сантиметров повыше пупка.

— Погоди! — взмолился Джек. — В котором часу надо ехать? — Лео уже надавил на троакар, протыкая плоть. — Да погоди же, Лео, прошу тебя! Вот черт! — И он выскочил за дверь.

Бармен в «Мандине», молодой парень по имени Марио — Джек его хорошо знал, — принялся расспрашивать:

— Эту штуку прямо так и втыкаешь в человека, словно ножом его закалываешь?

— Ну а как же иначе?

— И всего-всего так надо истыкать?

— Нет, троакар вставляется в одно место и там остается. Ты его только наклоняешь, меняешь угол. Твоя задача — кишки провентилировать. Если наткнешься на печень, а она твердая, не поддается, значит, чувак был выпивоха, цирроз печени нажил.

— Господи Иисусе, я бы никогда не сумел проделать такое.

— Ко всему привыкаешь.

— Еще мартини?

— Да, и три оливки. Потом переключусь на что-нибудь еще.

— Нет, я бы ни за что.

— Те бальзамировщики, которые работают на себя, а не на контору, — знаешь, разъездные, вроде коммивояжеров, — берут сотню за каждого. Что скажешь? Ты бы мог заработать штук тридцать-сорок в год.