Василий Веденеев - Игра без правил

Котенев слегка подрагивавшей рукой отпер дверь машины и тяжело плюхнулся на сиденье — экое несуразное получилось свиданьице. Угрожает еще, вымогатель, шантажист несчастный! И Виталий хорош, нашел кому доверить передать приветик из своего далека, отыскал гнусную блатную рожу, дал телефон, совершенно не подумав, кому и что он доверяет.

Михаил Павлович плавно тронул с места, вырулив на оживленное шоссе — сейчас останутся позади старое здание станции метро и темно-красная пожарная часть с каланчой, а вместе с ними и, наверное, уже пришедший в себя посланец из зоны, валяющийся около мусорных баков на задворках шашлычной. Забыть о нем, наплевать и забыть, больше не сунется!

Настроение было поганым, и всякое желание хоть чем-то помочь бедному Виталику Манакову абсолютно пропало…

Вопреки надеждам и ожиданиям Манакова, Ворона позвонил Михаилу Павловичу далеко не сразу по возвращении в Москву. До их встречи в Сокольниках произошло еще множество совершенно различных событий.

В столице из родни у него осталась только тетка — немолодая, прижимистая и пьющая. Помня об этом, Ворона прямо с вокзала отправился на поиски спиртного и только потом заявился к ней.

Приняла она его неласково — поджала губы провалившегося беззубого рта и уставилась на племянника сухими маленькими глазками. Поздоровавшись, Григорий выставил на стол купленную бутылку и, скинув куртку, уселся на стул. Тетка молча собрала закусить, подала стаканчики, вилки, нарезала хлеба. Выпили.

— Жить-то у меня полагаешь? — сложив руки на животе, поинтересовалась тетка, разглядывая племянника, словно барышник, оценивающий лошадь на ярмарке в воскресный день.

— Где же еще? — изумился Гришка. — У меня тут площадь была, права имею.

— А тебя пропишут?

— Пропишут, если ты поперек вставать не станешь. Да и тебе чего одной мыкаться. Небось персональной пенсии не заслужила?

— Кормилец, — презрительно фыркнула тетка, — живу, как видишь, с голоду не померла. Где приберусь, когда в соседнем магазине полы наймусь помыть, вот и перебиваюсь. Но ты на мои деньги не зарься, я тебя кормить не собираюся.

— Ладно тебе, — миролюбиво сказал Анашкин.

Ссориться с теткой раньше времени в его планы никак не входило: сначала надо прописаться, осмотреться, найти местечко получше, да и настроение было шоколадное — воля, Москва, с детства знакомая квартира, в которой, похоже, так ничего и не изменилось за годы его отсутствия. Да и с чего бы тут произойти изменениям? Пенсия у тетки маленькая, ходит она в старье, а надо за квартиру платить, есть, пить, одеваться-обуваться, да и на лекарства небось тоже деньги идут: не молоденькая и выпивает, а это опять расход.

— Вот пропишусь, на работу устроюсь, — мечтательно протянул племянник.

— Знаю я твои работы, — хмыкнула тетка, наливая себе еще, — опять загремишь в тюрягу.

— Не, больше туда ни ногой, — покрутил начавшей тяжелеть головой Гришка. — Хватит, нахлебался. Картошка в доме есть? Пожарила бы, а то жрать охота…

Вечером, лежа на старом продавленном диване в своей комнате, Ворона меланхолично глядел на темнеющее небо за окном и, покуривая, раздумывал над дальнейшим житьем-бытьем. Нет сомнений, что милиция знает о его приезде — из колонии послали сообщение, а бабки-общественницы, видевшие его у подъезда, обязательно сегодня же настучат околоточному, как Анашкин привычно именовал участкового. Если не явиться к ментам самому, то непременно приползут сюда и начнут нервы мотать — когда приехали, гражданин-товарищ, почему сразу к нам не пришли, не подали заявление на прописочку, не предъявили нам справочку об освобождении из колонии?

Противно, но неизбежно. Придется пойти и гнуться перед ними, как лакею, иначе в столице не проколешься, то бишь не пропишешься. И защитить тебя, сироту, некому — вон в газетах пишут, что у нас на триста миллионов населения всего двадцать семь тысяч адвокатов: в двенадцать раз меньше, чем в проклятой загнивающей Америке, и вообще стало их меньше на душу населения, чем даже было в тюрьме народов — царской России.

В поезде Анашкин от нечего делать взял у соседки по вагону полистать какой-то западный детективчик и прилип к нему — дают капиталисты угля на-гора! Там одного преступничка поймали, так полиция ему вежливенько говорит: имеете право не отвечать на вопросы, можете взять себе адвоката, все вами сказанное могут использовать против вас на суде, и, ежели желаете, имеете право позвонить по телефону. Сказки! Самого Григория взяли совсем не так и обращались с ним совершенно по-иному.

Какой адвокат захочет заниматься его трудоустройством и пропиской? В лучшем случае девица или лысый дядька в юридической консультации зачитает тебе статью из кодекса и начнет ее мутно толковать, чтобы ты поскорее отвалил от него — клиент Анашкин явно невыгодный, стоит только на рожу поглядеть, как сразу ясно — денег тут не выжмешь.

В общем, как ни кинь — всюду клин получается. Правда, есть одна толковая зацепочка — шепнул в зоне надежный кореш адресок, по которому готовы принять и помочь таким, как Гришка: деньжат дадут, к делу пристроят, пособят по возможности, но паспорт все равно надо получать. И цены в магазинах за время его вынужденного отсутствия стали бешеные.

Повернувшись на бок и стараясь не обращать внимания на жалобный писк старых пружин диванного матраца, Ворона почесал голую татуированную грудь и тяжело вздохнул — пойдешь по адресочку, попадешь в кабалу к авторитетам блатного мира, станешь опять шестеркой, а так хочется своего дела. Какого? Об этом-то и болит голова от непривычного мыслительного процесса, а думать надо, очень надо, чтобы опять не ошибиться, не свернуть ненароком на торную дорогу в зону.

Утомленный размышлениями, он незаметно заснул, радуясь, что пробуждение опять будет приятным — без надоедливого топота и крика, без лагерной побудки.

Утром Григорий попил чаю, умылся, наскоро побрился и потащился в отделение милиции. Именно потащился, поскольку ноги туда идти чего-то совсем не хотели.

Принял его занудливый капитан средних лет, одетый в мятую форму с торчавшими на плечах засаленными погонами, на которых почти терялись давно утратившие свой золотистый цвет звездочки. Пыхтя зажатой в прокуренных зубах беломориной, он внимательно перечитал поданные Григорием документы.

— Ну, как дальше будем, дорогой Анашкин? — бросив окурок в стеклянную, давно не мытую пепельницу, прищурился капитан. — Желаете прописаться у тетки?

— Желаю, — глядя в покрытый истершимся линолеумом пол, буркнул Ворона. Как будто мент сам не знает, зачем к нему пришли? Если бы можно было без него обойтись, неужели кто сюда по доброй воле отправится? Таких вроде нету.

— А как с работой будем?

— Пойду устраиваться, — вздохнул Гришка, представив себе лица кадровиков. — Я, когда сюда к вам шел, объявления видел. Везде люди требуются.

— У тех, кто требуется, паспорта есть, — доставая новую папиросу, многозначительно бросил капитан.

— Так надо бы и мне получить, — просительно начал ловить его ускользающий взгляд Анашкин. — А там положенное время пройдет, и можно в анкетах писать, что несудимый.

Капитан надулся и, кольнув Ворону острым взглядом, подтянул к себе поближе его бумаги.

— Та-а-ак, — протянул он. — Срок до трех лет? Могу пояснить, что статья сорок седьмая Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, а в вашем случае — статья пятьдесят седьмая Уголовного кодекса РСФСР, устанавливает условия, при которых лицо, совершившее преступление, признается не имеющим судимости. Когда пройдет три года, если вы, конечно, не совершите нового преступления, можете писать в анкете, что не судимы. Ясно?

Анашкин кивнул. Чего тут непонятного, все как божий день. Хотелось спросить, когда дадут паспорт и решат вопрос с пропиской у тетки — ведь от этого зависит и его трудоустройство?!

— Зайди ко мне через две недельки, — отодвигая бумаги на край стола, велел капитан.

— Долго больно ждать, — пожаловался Ворона.

— Мы тут тоже без дела не сидим, — насупился страж законности, — а такие дела я один не решаю, не положено.

— До свидания, — слегка поклонился ему Григорий и вышел.

Вот, отдал документики на прописочку и получение паспорта, а теперь жди ответа, как соловей лета. И чего ему делать целых две недели, чем заниматься?

Спустившись на первый этаж, он прошел через помещение дежурки, где за пластиковым прозрачным экраном восседал около пульта милиционер с красной повязкой на рукаве серого мундира, и хлопнул входной дверью.

Некоторое время он покурил, сидя на лавочке в чахлом скверике, неподалеку от отделения — напротив образовалась стихийная стоянка машин автолюбителей, и Григорий, не в силах совладать с собой, жадно затягивался, разглядывая чужие «аппараты», сияющие гладкими, лаковыми боками. В кончиках пальцев даже появился знакомый зуд, словно сейчас он просунет тонкую отвертку в замочную скважину автомобильной двери, пошурует там, и она распахнется, пропуская его в салон. Завести чужую тачку для специалиста плевое дело, труднее другое — отыскать секретку или избавиться от разных противоугонных устройств.