Жорж Сименон - Правда о Бэби Донж

— Но…

— Дайте мне кончить.

Мэтр Бонифас говорил с темпераментом голодного людоеда: зубы, борода, массивное тело — все у него было в движении.

— Моя клиентка признала, что взяла мышьяк у вас в лаборатории три месяца назад. Но всякому известно — хотя бы из судебных отчетов или полицейской хроники в газетах, — что для того, чтобы смерть выглядела естественной, мышьяк надо давать в постепенно нарастающих дозах, начав с самых ничтожных. Где доказательство, что такие незначительные дозы вы не получали и раньше, не замечая этого?

Франсуа раскрыл рот, но не успел возразить: его остановил категорический жест руки с траурной каймой под ногтями.

— Будем, как подобает, рассуждать хладнокровно. Не станем сейчас вникать в побудительные мотивы. Нам известно, что эти мотивы, каковы бы они ни были, существовали уже три месяца назад, поскольку моя клиентка, рискуя быть уличенной, похитила тогда пузырек с мышьяком у вас из лаборатории. В течение трех месяцев вы регулярно бывали в Каштановой роще…

Слова Каштановая роща в устах мэтра Бонифаса!.. После них просто невозможно представить себе светлый и такой ухоженный дом.

— Вы спали там, ели, много раз пили кофе, неоднократно встречались с тещей, братом и свояченицей в парке, где разыгралась драма. Таким образом, в течение трех месяцев были налицо одни и те же обстоятельства, которые следует назвать благоприятными для преступления. Одни и те же побудительные мотивы. Да, одни и те же. Почему же моя клиентка выжидала так долго? Дайте же мне кончить господин Донж! Мой долг рассмотреть все гипотезы, и, поверьте, я не зря повторяю, что прокурор Руа своего не упустит.

— Ваша жена, выходя замуж, принесла вам приданое?

Окажись Франсуа в кабинете мэтра Бонифаса полуодетым, скажем в одних кальсонах, он и то не чувствовал бы себя более неловко.

— Нет. Я…

— Принесла ли приданое вашему брату ваша свояченица, вышедшая замуж одновременно с сестрой?

— Мой брат, придерживается тех же принципов, что…

— Нет, господин Донж! Прошу извинить, если из профессиональных соображений я вынужден вмешиваться в такие вещи, но чувства здесь ни при чем. Барышни д'Онневиль — ни та, ни другая — не могли принести вам приданое по той простой причине, что их мать осталась если уж не без средств к существованию, то практически без состояния. Не произойди некоторые политические события, госпожа д'Онневиль жила бы более чем в достатке. К несчастью, после ее возвращения во Францию в Турции многое изменилось и ценные бумаги, которые оставил ей муж, почти ничего не стоят. Недаром одной из ее первых забот было заложить родительский дом в Мофране.

Франсуа вдруг вспомнил о мошке, бившейся на черной поверхности воды, но сравнивал ее теперь уже не с Беби, а с собой. Он весь был в поту, его подмывало попросить распахнуть окно, хотелось дохнуть свежим воздухом, увидеть проходящих по улице обыкновенных людей, услышать голоса, которые заглушили бы самодовольный голос адвоката.

— Словом, вы с братом в течение десяти лет содержите госпожу д'Онневиль.

Неужели он, Франсуа Донж, не способен рявкнуть: «Подите вы к черту с вашими россказнями! Они не имеют никакого отношения к Беби, к нам, к Каштановой роще, к…»

У него дрожали руки. В горле пересохло. Его мутило при виде того, как мэтр Бонифас набивает большим пальцем табак в ноздри, откуда торчат черные волоски.

— Видите ли, любое дело, как самое ничтожное, так и самое крупное, как дело о межевой изгороди, так и дело о тягчайшем преступлении, должно изучаться под различными углами зрения.

— Моя жена не нуждалась в деньгах.

— Вы ей давали столько, сколько она желала, — это верно. Но убеждены ли вы, что ваше присутствие, сам факт вашего существования не мешали ей тратить их так, как хотелось бы? Есть ли у вас уверенность, что жизнь, которую она вела с вами, — именно та жизнь, которая ее устраивала?

Старый бородач чуть ли не улыбался! Что ему люди? Он видит только поступки и побудительные мотивы этих поступков.

— Госпожа д'Онневиль всегда вела светский образ жизни. В том же духе она воспитывала дочерей. Всем известно, что она жаловалась на затхлую, как она выражалась, атмосферу нашего города. Туалеты вашей жены не то чтобы вызывали скандал, но изумляли всех, равно как ее безразличие, если не пренебрежение, к нашему маленькому обществу.

— Могу вас уверить…

— Та-та-та!

Франсуа оцепенел — настолько ошеломили его эти звуки в устах мэтра Бонифаса.

— В подобных вопросах учитесь ничего не утверждать категорически. Итак, я установил…

Франсуа хотелось крикнуть: «Ничего ты не установил!»

— Я установил, что преступление из корыстных побуждений нельзя исключать априори Мы проанализировали цифры. Перейдем к фактам, только к фактам. В то воскресенье ничего ненормального или исключительного не произошло. Ваша жена не получила анонимного письма. Накануне вечером между вами не было ссоры.

— Откуда вам все это известно? — набравшись смелости, спросил Франсуа.

Рука адвоката легла на папку, словно лаская ее.

— Все вот тут, в этой папке. У нас есть официальные показания моей клиентки. Нам также известно, что в то утро до завтрака она вас даже не видела. Из этого я заключаю, что у нее не было особой причины отравлять вас именно в то воскресенье, а не в любой другой день. Продолжим.

Франсуа, не в силах больше сдерживаться, вскочил, но мэтр Бонифас безапелляционным жестом усадил его на место.

— Ваши возражения я выслушаю потом. Итак, продолжаю. В то воскресенье имелись, самое меньшее, три свидетеля. Среди них тот, кого ваша жена должна особенно опасаться, — ваш брат: все знают, как он к вам привязан.

Вашей жене известно, что вы химик, господин Донж. Ваш брат, не имея диплома, тоже привык иметь дело с ядами, которые вы ежедневно используете у себя на заводе.

Следовательно, невозможно дать сразу смертельную дозу мышьяка, не вызвав симптомов, которые большинство людей, тем более химики, способны распознать.

Мэтр Бонифас не улыбался, но смотрел на Франсуа с довольным видом, поглаживая бороду.

— Почему же ваша жена, умная женщина, дает вам подобную дозу именно в тот день, именно в воскресенье? Сейчас объясню. Если не возражаете, допустим, что это говорит прокурор. В то воскресенье ваша жена совершает ошибку. До тех пор она клала в кофе только слабые дозы, понемногу подрывавшие ваше здоровье, готовившие, так сказать, почву… В освещенном солнцем саду, где она окружена людьми, ее рука не столь тверда…

— Но клянусь, все это…

Мэтр Бонифас сокрушенно вздыхает.

— Прошу вас, господин Донж!.. Мы изучаем факты, только факты, и я ничего не могу поделать, если из этих фактов логически вытекают различные гипотезы. Судить буду не я. Судить будут простые в большинстве своем люди, которые будут знать о вас и о моей клиентке только то, что скажут в зале суда.

Вот тут Франсуа поступил, как мошка в ледяной воде. Он замер. У него больше не было сил бороться. Продолжал ли он слушать? Слова мэтра Бонифаса доносились к нему издалека, но с отчетливостью, в которой было нечто резкое и беспощадное.

— Вчера следствие закончилось. Утром дело будет отправлено в Следственную палату. Это досье, увы, — произведение не мое, а вашей жены. Она ни в чем не хотела руководствоваться моими советами.

Может быть, мне удалось бы отстоять версию о преступлении на почве ревности, не вмешивая третьих лиц. В вашей жизни имеют место увлечения, достаточно широко известные, чтобы о них с надлежащим тактом можно было упомянуть перед судом.

Мэтр Бонифас проговорил эти слова очень быстро. Он явно осуждал всякое посягательство на мораль. Дочь-горбунья, невыносимая служанка, грязные ногти. И кабинет, не менее мрачный, чем лавчонка аптекаря, только вместо склянок с лекарствами — разрозненные потрепанные тома на черных этажерках…

— Следователь господин Жифр — это его первое значительное дело в наших краях — вел допросы с осторожностью и проницательностью, которым приятно воздать должное. Если позволите, я сейчас зачитаю вам некоторые ответы моей клиентки.

Неужели наконец появится Беби? Пусть даже окарикатуренная ужасным адвокатом и этим следователем-велосипедистом. Розовая папка приоткрылась, мэтр Бонифас вынул из нее отпечатанные на машинке страницы.

Вопрос: Вы показали вчера, что не ревновали мужа и несколько недель спустя после свадьбы предоставили ему полную свободу в отношении женщин.

Ответ: При условии, что он не будет ничего от меня скрывать».

Франсуа на секунду прикрыл глаза. Он представил, как Беби, напряженная, с заострившимися чертами лица, четким голосом отвечает на этот вопрос. Адвокат бросил на него быстрый взгляд и продолжал.

Вопрос: С тех пор соглашение всегда выполнялось той и другой стороной?