Данил Корецкий - Задержание

Заглянув в записную книжку, он отправился к ней домой.

В это время Вера Строева, сидя в глубоком кресле, разговаривала по телефону.

— Не могу ничего делать… Руки-ноги дрожат, тоска смертная… Нет, какой бюллетень, просто договорилась… Людка будет только рада — перебьет моих клиентов. Знаешь, сколько я теряю каждый день? Да, это правильно… Деньги — дело наживное, а нервные клетки не восстанавливаются… И вообще — в перспективе тюрьма…

Она истерически рассмеялась.

— Да водили меня к адвокату, даже к двум. Один весь такой из себя правильный, говорит: «Характеристики соберите, дело давнее, будем добиваться условного осуждения…»

Она переложила красную трубку с белыми кнопками цифрового набора в левую руку, а правой налила в рюмку коньяк из стоявшей рядом на журнальном столике наполовину опорожненной бутылки.

— Представляешь! Все грязное белье наизнанку! И Софка послушает, и Мишель, и заведующий… А второй — ушлый жук, тот посоветовал от всего отпереться: я не я, хата не моя!

Строева осторожно, чтобы не расплескать, поднесла рюмку к губам, сделала несколько маленьких глотков.

— В том-то и дело — и протокол подписала, и на даче этой проклятой все показала, и фотографировали там меня со всех сторон… А он говорит:

«Наплюй, сама на них жалуйся, дескать, заставили, обманули…»

Она медленно допила коньяк, заинтересованно прильнула к трубке.

— Тоже так советуешь? А кто он, этот твой приятель? Ах вот оно что…

Два раза, говоришь? А за что? Да, они лучше юристов знают, на собственной-то шкуре… Только чего же он от своей фарцовки не отрекся, если такой умный? Вот то-то и оно! Все умные, пока на хвост не наступят…

Строева разочарованно скривилась и собралась опять наполнить рюмку, но в дверь позвонили.

— Кто-то пришел, пойду открою. Не знаю, может, Мишель… Я ему ничего не говорила и не знаю, с какого боку… Ну ладно, пока!

Она взглянула в зеркало, провела щеткой по волосам и открыла дверь.

На пороге, приятно улыбаясь, стоял Фоменко. Улыбался он через силу, это была вынужденная маска при входе в чью-нибудь квартиру после того случая, когда он почти до обморока напугал хозяйку, принявшую его за уголовника.

— Вы к кому?

— Здравствуйте, Вера Сергеевна. Уголовный розыск, капитан Фоменко, — с той же сахарной улыбкой оперативник поднес удостоверение к лицу Строевой. Та попятилась в комнату и обессиленно опустилась на диван. Захлопнув дверь, Фоменко вошел следом.

— Ну я же уже все рассказала. Зачем вы хотите опять меня мучить? Этот ваш Сизов вытрепал мне все нервы!

Она заплакала.

— Я больная, лежу пластом… Я вскрою себе вены… Ну что ты дыбишься, как идиот!

В бессильной ярости Строева затопала ногами.

— Да что ты орешь, в натуре. — Фоменко на миг забылся, и тут же глаза его прищурились, сморщилась кожа на лбу, губы угрожающе скривились, голос разнузданно задребезжал:

— Тебе помочь хотят…

Строева громко икнула, но он уже взял себя в руки и загнал внутрь блатную маску, некстати проступившую на заинтересованно-сосредоточенном лице сотрудника уголовного розыска. Впрочем, он нередко забывал, какое у него настоящее лицо, а какое — маска.

— Я же по поручению… Начальник увидел, как вы плакали в коридоре, и поручил спросить, не применял ли Сизов недозволенных методов… Может, он вас пугал, может, не дал прочесть протокол?

Строева мгновенно перестала плакать.

— Так вы что, своего следователя проверяете?

— Ну да. — Фоменко снова расплылся в сладенькой улыбке. — Вы не похожи на преступницу, хорошо работаете — я видел фотографию на Доске почета… Никаких изобличающих вас улик нет… Начальник подумал, что Сизов заставил вас признаться в том, чего вы не совершали. Вот и послал меня разобраться.

— Ну и ну! — протянула парикмахерша, нащупывая на столике сигареты. — Конечно, пугал!

Она щелкнула зажигалкой, прикурила.

— Под суд, говорит, отдам! И сигаретами шантажировал… — Статуэтка нервно отбросила пачку. — Отпечатки пальцев вроде бы снимал.

Фоменко согнал улыбку, с напряжением удерживая нейтральное выражение лица.

— Отпечатки пальцев действительно фиксировались, но сравнить их оказалось не с чем: те, которые были на пудренице, оказались утраченными.

Строева резко вскочила с дивана и принялась быстро ходить по комнате.

— Значит, на пушку взял! — Она глубоко затянулась. — А я, дура, и поверила! Да я такую жалобу… Я до самых верхов дойду! Теперь не те времена!

«Ну и стерва! — подумал опер. — Клейма ставить негде, а туда же — права качать!» А вслух сказал:

— Начальник поручил мне принять у вас жалобу, так что идти никуда не надо, можете прямо сейчас и написать.

— И напишу! — мстительно пообещала Статуэтка. — Я такое напишу! Бумага есть?

Фоменко достал из папки бумагу, ручку, положил на столик рядом с бутылкой, сглотнул.

— А как писать-то?

— Почем я знаю? — неожиданно грубо сказал опер. — Как было, так и пишите!

«Еще не хватало, чтобы я тебе диктовал на товарища! — мелькнула гневная мысль. — Что у меня, совсем совести нет?»

Строева медленно начала писать, старательно обдумывая каждую фразу.

Фоменко прошелся по комнате, подошел к окну.

«Много неприятного приходилось делать на этой собачьей работе, но такого противного еще не было, — думал он. — Хотя если разобраться, то и ничего особенного! Она все равно бы отперлась и стала жаловаться, не сегодня, так завтра, добрые люди присоветуют… Какая разница — я к ней пришел или кто другой… Прислали бы Веселовского — еще хуже, он бы ей такую бумагу составил! А я что — пусть пишет всякую галиматью, они все пишут. Сизову это как с гуся вода…»

За окном на балконной веревке хлопало на ветру кружевное белье хозяйки. В другое время мысли Фоменко обязательно приняли бы вполне определенное направление. Но сейчас этого не произошло. В душе оперативника шевелилось то ли неведомое, то ли давно забытое чувство.

«А ведь Сизов бы не пошел на товарища компру собирать… Да ему бы никто и не предложил такого!» И тут же возразил сам себе: «Потому что авторитет. Сам генерал у него когда-то стажировался. Конечно, тогда легко быть принципиальным! А приказал бы Мишуев Губареву…»

Не спрашивая разрешения, он закурил.

"Губарев бы тоже не пошел, шум бы поднял, стал бы рапорт писать…

Потому что пацан еще, жизни не знает, жареный петух его не клевал… Вот и слушается Сизова, его умом живет…"

Сзади звякнуло стекло о хрусталь.

«Сука! Не может потерпеть. Ладно, каждый на своем месте, а я за всех не ответчик. Скоро эта дрянь закончит?»

Он не оборачивался до тех пор, пока за спиной не прозвучал деловитый вопрос:

— А подписываться как?

— Имя. Отчество. Фамилия. Место работы. Адрес. Дата, — с отвращением выплевывал он. — Все!

Статуэтка заметно повеселела. Подписав бумагу, она в очередной раз наполнила рюмку, потянулась.

— Хотите выпить, капитан? — Пухлые губы сложились в обещающую улыбку.

— Теперь можно и расслабиться.

Даже без грима, в простом домашнем халате она выглядела весьма эффектно. И круглые неплотно сдвинутые коленки… Фоменко сглотнул вязкую слюну.

— Милиция на работе не пьет, гражданка Строева, — с трудом выдав ил он, стараясь казаться презрительным и небрежным. — Не говоря уже о всяких там «расслаблениях».

Последнее слово удалось произнести с явной издевкой.

Строеву покоробило.

Если бы сегодня утром кто-то сказал, что при столь удачно складывающихся обстоятельствах он произнесет подобную фразу и скривится, будто обнаружил в обеденной тарелке кусочек кошачьего дерьма, капитан Фоменко этому бы не поверил. Уходя, он сильно хлопнул дверью.

Занеся заявление Строевой начальнику отдела, Фоменко под вымышленным предлогом покинул управление и, придя домой, напился вдребодан. Впрочем, такое случалось с ним и раньше, правда, нечасто.

Комната изрядно заросла мохом и паутиной. Старик, который практически только ночевал здесь, уже несколько месяцев откладывал генеральную уборку «на потом», но посещение берлоги Поликарпыча заставило взяться за веник и тряпку. Не хотелось хоть в чем-то походить на одичавшего коллегу.

Бывшего коллегу… Отставного коллегу… Сизов будто пробовал на вкус это словосочетание, невольно примеряя к себе. Отставного… Он же остался сыщиком, не спился, не опустился и дела не забыл, помог…

Игнат Филиппович выкрутил тряпку, отжимая бурую воду. Слова… Бывший и есть бывший. Списанный охотничий пес. Умеющий идти по следу, поднимать зверя, гнать его, преодолевать сопротивление и, вцепившись в глотку, прижимать, обессиленного, к земле. Больше ни на что не годный, тоскливо грызущий собственный хвост в запущенной комнатенке блочного вольера.

Мысль об уходе в отставку, настолько часто посещавшая Сизова в последнее время, что он начал постепенно с ней смиряться, сейчас стала остро угнетать. Может быть, оттого, что после сегодняшнего разговора с Мишуевым перспектива дальнейшей службы определилась предельно четко…