Рене Бюр - Иггинс и К°

– Нет, солдат вызывать не надо, – возразил Иггинс. – Оставим здесь полицейских и моего друга, господина Дальтона, а сами, если вам угодно, будем наблюдать.

– Что наблюдать? Ведь через полчаса стемнеет!

– Еще не знаю, что. Пойдемте с нами, – предложил он мне. Понво после минутного колебания согласился. Очевидно, Маркас успел кое-что рассказать о нас ему, и следователь считал, что если мы что-нибудь обнаружим, то лучше, чтобы и он знал, в чем дело, и тоже извлек из этого хоть какую-нибудь пользу.

Мы прошли по дороге метров двести. Затем Иггинс резко свернул на тропку через поле и направился к холму, поросшему травой и кустарниками. За ним возвышался дом Данблеза. Отсюда он был хорошо виден.

Издалека башня представляла собой довольно внушительное зрелище. В ней было всего три окна, по одному на этаж, причем среднее окно больше остальных.

– Окно лаборатории, – сообщил Иггинс, усаживаясь на землю.

– А! – заинтересованно протянул следователь. – Знаменитая лаборатория! Жаль, что мы так далеко, а то могли бы увидеть господина Данблеза.

– Со мной бинокль. Но Понво опять начал сомневаться.

– По-моему, лучше было бы телеграфировать префекту. В суде наверное, уже и так ломают голову, куда я пропал.

– Пожалуйста, – раздраженно ответил Иггинс. – Я вас не задерживаю.

Но следователь не уходил.

– Курите?

Иггинс угостил нас сигарами, а сам закурил трубку.

– Черт возьми! Какая чудесная сигара! – восхитился Понво. Он пускал колечки дыма и, видимо, примирился с ролью наблюдателя.

Иггинс был спокоен. Он курил медленно и, не отрываясь, смотрел на окно.

Внезапно он хмыкнул.

Следователь взглянул на башню и произнес – Ага!

Окно лаборатории осветилось.

Иггинс, достав бинокль, долго что-то рассматривал в окне, затем передал Понво. Тот с жадностью схватил бинокль.

– Ничего стоящего, – пробормотал он.

– Моя очередь, – я нетерпеливо протянул руку.

В освещенном четырехугольнике не закрытого занавесками окна я увидел Данблеза: он что-то писал. Я различил большой стол с бумагами и полки, уставленные бутылями.

Данблез сидел с видом императора, подписывающего указ. Лампа освещала его лицо. Внезапно он положил ручку, поднялся и заходил по комнате большими шагами, то исчезая из поля моего зрения, то показываясь вновь в освещенном окне, точно на экране.

– Что он делает? – раздался в темноте голос Иггинса.

– Ходит. Дать вам бинокль?

– Не надо. Продолжайте наблюдать.

– Говорят, что Ренэ Данблез – гений, – заметил следователь. – Но от гениальности до сумасшествия – один шаг.

– Хотите посмотреть? – спросил я Понво.

– Нет, – он пытался подражать Иггинсу. – Если что-нибудь случится, предупредите нас.

Случится? Что должно случиться? Данблез работает, решает какие-то важные научные вопросы. Ему, очевидно, не до нас, не до полиции Сейчас он потушит свет и отправится спать. Вот и все, что может случиться.

Нет, Понво не прав. Данблез не сумасшедший, не ученый – он маньяк. Просто старик не желает, чтобы его беспокоили по пустякам. Он доживает жизнь и спешит закончить какую-то работу. Естественно, что он настроен против пришельцев, которые мешает ему.

Тем временем Данблез уселся за стол, склонил голову на руки и задумался. Я смотрел со страстным любопытством. Даже теперь, закрывая глаза, я ясно вижу его лицо, изрытое глубокими морщинами.

– По-прежнему ничего? – поинтересовался Иггинс.

– Ничего. Сидит и думает.

И тут Данблез встал и открыл дверь. Самой двери я не видел, различал только верхний косяк.

– Он встал и открыл дверь.

– Продолжайте наблюдать.

Старик, видимо, вышел. По крайней мере, я его больше не видел. Так я и доложил Иггинсу.

– Подождем.

Ждать пришлось недолго. Данблез вернулся в сопровождении женщины в одежде крестьянки. Он нырнул в глубину лаборатории, выволок кресло и поставил его у стола. Женщина села. Мне хорошо был виден ее профиль.

– Ну?

– Там женщина.

– Вы видите ее?

– Очень четко.

– Дайте бинокль!

Иггинс внимательно смотрел несколько минут, а потом протянул бинокль следователю, все еще продолжавшему курить.

– Вы когда-нибудь видели Эльмиру Бурдон, господин Понво?

– Никогда.

– Посмотрите. Это она. Следователь взял бинокль.

– Женщина в кресле?

– Да.

– Это Эльмира Бурдон?

– Да.

– Вы уверены?

– Вы задаете мне этот вопрос уже не первый раз за сегодняшний день.

– Да, но ведь вы не знаете Эльмиру Бурдон.

– У меня ее фотография.

– С собой?

– Да.

– Покажите.

Мне снова было поручено наблюдение, пока Иггинс и следователь при свете электрического фонарика рассматривали фотографию.

– Да, это Эльмира Бурдон. Дайте мне, пожалуйста, бинокль, – попросил Понво.

Я вручил ему бинокль. Он взглянул и воскликнул:

– Она вяжет! Это уж слишком!

– Вяжет? – переспросил Иггинс. – Тем лучше. Значит, она спокойна.

Бинокль снова перешел ко мне.

– Значит, она не исчезла? – следователь не мог прийти в себя от изумления.

– Очевидно, – Иггинс был невозмутим.

– А я приказал выломать замок!

– Будут смеяться.

– Я погиб! Судебный следователь беспричинно вторгается в дом к ученому, мешает работать, и тот вынужден обороняться. Да теперь газетчики сделают из Данблеза чуть ли не героя!

– Очевидно, так и произойдет, – кивнул Иггинс и спросил меня: – Все вяжет?

– Да.

– Я погиб! – повторил следователь. – И все-таки Данблез не имел права противиться обыску. Допускаю, я поступил бестактно, но не противозаконно. Мой долг – установить истину. Но, выходит, я приказал взломать дверь, чтобы найти женщину, которая в это время спокойно вязала. Какой же я идиот!

Я закричал:

– Она целует Данблезу руку!

– Целует руку? – воскликнул Понво. – Она не только не исчезла, но… Какого черта мы здесь делаем?

– Разве вам мало, что мы все видели Эльмиру Бурдон и убедились, что она не исчезла? – пробурчал Иггинс.

– По-вашему, можно закончить следствие сообщением, что вы в бинокль видели Эльмиру Бурдон на расстоянии в двести метров?

– Давайте войдем в дом.

– Ну, нет, хватит с меня! Пусть этим занимается прокурор или префект.

Тем временем служанка ушла, и Данблез погасил свет.

– Подождем еще немного, – сказал Иггинс, когда я сообщил ему об этом.

Мы ждали еще десять минут. Свет не загорался. Понво потерял терпение.

– Я ухожу.

– Мы с вами. Но вернемся к дому. По-моему, вы должны отдать распоряжения полицейским.

– Двух я оставлю сторожить до утра, а третий пойдет с нами в деревню, откуда я дам телеграмму. Ведь последний поезд ушел.

– На мой взгляд, телеграфировать незачем.

– Почему?

– Ни прокурор, ни префект раньше, чем утром, не выедут, а до этого времени многое может произойти.

– Что же вы предлагаете?

– Поесть и лечь спать.

Дальтон и полицейские сидели у двери, дружески беседуя. Понво приказал двум из них сторожить дом и задерживать всех, кто попытается выйти из него. Видно было, что перспектива провести здесь ночь устраивает их мало. Иггинс и Дальтон посовещались, и все вместе мы отправились в деревенскую харчевню, где перекусили и легли спать.

Дальтон разбудил меня на рассвете. Он был явно не в духе, но я так хотел спать, что не спрашивал ни о чем. Внизу нас ждали Иггинс и Понво. В молчании мы добрались до дома Данблеза.

Следователь вошел в коридор и крикнул:

– Именем закона, откройте! Он вышел, ожидая ответа. В окно выглянул Данблез.

– Опять из-за Эльмиры Бурдон? – недовольно осведомился он.

– Да. Я знаю, что она в доме. Мне надо поговорить с ней.

– Откуда вы знаете, что она здесь?

– Это мое дело. Откройте!

– Не мешайте мне работать!

– В таком случае я вызову подкрепление.

– Я буду работать до четырех часов. Если хотите – ждите, если нет вызывайте подкрепление. Вам как раз хватит работы до вечера.

Окно захлопнулось. Следователь был ошарашен.

– Что же делать? – спросил он. Иггинс пожал плечами.

– Ждать.

– А если он не откроет?

– Откроет. А если не откроет, делайте все, что считаете нужным. Во всяком случае, тогда вас не посмеют обвинить в том, что вы проявили неуважение к ученому.

– Верно. Обожду.

– Я с друзьями тем временем прогуляюсь. В четыре мы будем здесь.

Без десяти четыре мы были у дома. Понво в нетерпении прохаживался взад и вперед.

– Ничего нового? – обратился к нему Иггинс.

– Тишина.

– Никто не выходил?

– Никто.

– Значит, через десять минут мы увидим Эльмиру Бурдон. Время тянулось бесконечно. Наконец Иггинс, посмотрев на часы, сообщил:

– Четыре часа.

В то же мгновение в коридоре послышалось звяканье ключей. В проеме двери показался Данблез, обратившийся к нам исключительно вежливо: