Михаил Черненок - Брызги шампанского

– Приедет ли?

– Будем надеяться. Таран пообещал проконтролировать, чтобы он не сфокусничал.

– Хоть что-то сегодня Гусянов рассказал?

– Так себе, по мелочи. На вопрос – почему Анна Сергеевна не приехала хоронить сына? – ответил, что, узнав о трагедии, она слегла в предынфарктном состоянии. Ночью якобы к ней по «Скорой» вызывали в Раздольное врача из райцентра… Надо будет это проверить.

– А почему сына по-человечески не обрядил в последний путь, не спрашивал?

– Спрашивал. Говорит, будто сын не признавал цивильные костюмы и предпочитал военную форму. К тому же, в связи с критическим здоровьем супруги было, дескать, не до обрядов. Ответ, прямо сказать, на тройку с минусом. Думается, причина сверхскромных похорон значительно серьезнее, чем объясняет ее Семен Максимович.

– По-моему, он просто пожадничал, – сказал следователь Лимакин.

– Возможно, – согласился Бирюков. – Но может быть и другое. Вроде бы злоба клокочет у него на сына. Словно тот своей смертью разрушил какие-то серьезные планы отца.

– Он же готовил Вована себе в преемники, а тот оказался шалопаем, – снова заговорил Слава.

– В таких случаях, когда дети не оправдывают ожиданий родителей, у последних обычно возникает досада за то, что где-то что-то упустили в воспитании. Семен же Максимович, как мне показалось, буквально пышет ненавистью.

– Сынок ведь двадцать миллионов отцовских денежек одним махом фукнул, – опять сказал Лимакин. – Жадный человек при таком разоре возненавидит кого хочешь. Не в этом ли истина?

– Возможно, в этом.

– Почему сомневаешься?

– Потому, что это всего лишь наши предположения. Доказательств же пока никаких нет.

– Что дальше будем делать?

– Искать корни преступления.

– Где?

– В Раздольном.

– Думаешь, они там?

– Больше им негде быть.

– Игнатьич, я полностью с тобой согласен, – подхватил Голубев. – Нина Николаевна поведала мне, что «вражиной» Вована был брат Лизы Удалой Андрей.

– Вот с него завтра и начнем, – сказал Бирюков. – Сейчас попутно заедем в Раздольное и вручим Андрею повестку, чтобы утром явился в прокуратуру.

– Может, сразу возьмем быка за рога?

– Дело слишком серьезное. Наскоком его не решить. Пусть Андрей ночью дома поразмышляет… – Бирюков, задумавшись, помолчал. – А фермера Куделькина пригласим на вторую половину дня.

– Не придумают они вдвоем за ночь «ход конем»?

– Шахматный конь тоже попадает в западню.

Голубев вздохнул:

– Как бы нам прорваться в «Белый дом» Гусяновых и потолковать с неразговорчивой Анной Сергеевной. Она наверняка многое знает.

– Прорвемся и потолкуем, – уверенно сказал Антон.

В Раздольное приехали перед закатом солнца. Село выглядело притихшим и малолюдным, пустовала, словно осиротевшая, таверна. Скучавшая за стойкой грустная Лиза Удалая сказала, что Андрей с Богданом Куделькиным сейчас в поле жнут пшеницу и вернутся по домам, наверное, только в середине ночи. Она без малейших колебаний согласилась передать им повестки.

– Какие новости в деревне за сегодняшний день? – спросил Бирюков.

– Никаких нет, – без обычной улыбки невеселым голосом ответила Лиза. – Вот разве только Упадышев и Замотаев протрезвели и напросились в помощники к Богдану с Андреем, спозаранку уехали с ними.

– Об убийстве Гусянова что люди говорят?

– Утром приходившие за свежим хлебом старухи судачили, будто слышали от нашего Ромки, что Володьку застрелил из снайперской винтовки его друг. Когда братец по привычке забежал после школы за жевательной резинкой, я у него спросила, от кого он такое услыхал. Тот сразу признался: «Сам придумал». – «Зачем?» – «Чтобы бабкам было о чем языки чесать». Дала сорванцу подзатыльник и без жвачки отправила домой.

– А вы к тому, что раньше рассказывали, не можете что-то добавить?

Лиза вроде бы хотела перекреститься, но, смутившись, опустила глаза и тихо заговорила:

– Истинный Бог, я ничего больше не знаю. И Андрей наш ничего толкового вам не скажет. Вчера мы с ним допоздна просидели, а разумного ответа ни на один вопрос не нашли. Богдан Куделькин, по его словам, тоже не в курсе дела. Вы лучше поговорите с Анной Сергеевной Гусяновой. Кстати, она сегодня днем приходила сюда, чтобы позвонить вам, но из прокуратуры ответили, что ни вас, ни следователя на месте нет.

– Разве Анна Сергеевна не больна? – стараясь не выказать мелькнувшего удивления, спросил Бирюков.

– Сказала, что ночью был сердечный приступ. Пришлось, мол, даже «скорую» из райцентра вызывать. После оказанной врачом помощи стало легче.

Из дальнейшего разговора с Лизой Бирюков узнал, что Семен Максимович Гусянов вчера приехал домой поздно, когда Лиза уже закрывала таверну. Кроме него в машине никого не было. А уехал он из дома, видимо, сегодня рано утром. Во всяком случае, днем Лиза не видела ни «Тойоты», ни Гусянова. Катафалк в Раздольное вообще не заезжал, и о похоронах никто из селян ничего не знает. Анна Сергеевна, дозваниваясь до прокуратуры, ни слова не сказала, о чем она хочет переговорить с прокурором. Лишь пожаловалась на Семена Максимовича, что тот, уезжая из дома, каждый раз увозит сотовый телефон, и теперь, мол, если вторично прихватит сердце, то и врача не вызовешь. И вообще Анна Сергеевна была сегодня на редкость доброй и какой-то непохожей на себя. Вероятно, смерть сына повлияла на нее очень сильно, хотя об этом она тоже не обронила ни словечка.

Оставив Голубева в машине, Бирюков с Лимакиным тут же направились к гусяновскому «Белому дому». Едва лишь Лимакин постучал во встроенную в металлические ворота калитку, из дома послышался басовитый лай, и почти тотчас оттуда вышел пенсионного возраста мужчина. Узнав, что представители прокуратуры хотят видеть Анну Сергеевну, он без всяких вопросов впустил их в ограду, затем молча провел в коттедж. Показав на устланную яркой, малинового цвета, ковровой дорожкой лестницу с высокими перилами, проговорил:

– Проходите на второй этаж. Хозяйка там.

Бирюков с Лимакиным поднялись по лестнице и вошли в просторную роскошно меблированную комнату с окнами, выходившими на таверну. Паркетный пол, обои на стенах и убранство комнаты были точно такими, как в кузнецкой квартире Гусянова. Отличие заключалось лишь в том, что одну стену здесь полностью занимали застекленные книжные полки, плотно уставленные книгами с глянцевыми корешками, да в левом переднем углу бесшумно отсчитывал время сияющий медью маятник высоких напольных часов.

Анна Сергеевна в черном траурном платье и таком же платке, повязанном по-старушечьи под подбородком, сидела посередине комнаты у круглого стола и со сосредоточенным видом то ли гадала на картах, то ли раскладывала какой-то очень трудный пасьянс. Она настолько была увлечена своим занятием, что, когда Бирюков поздоровался, вздрогнула от неожиданности, разом собрала карты в колоду и лишь после этого сказала:

– Здравствуйте… Вы из прокуратуры?..

– Я районный прокурор, – представился Антон и указал на Лимакина. – А он следователь.

Анна Сергеевна вялым жестом руки пригласила сесть напротив нее. Затем вскинула на Бирюкова заплаканные глаза и, словно не зная, с чего начать разговор, смущенно проговорила:

– Сегодня пыталась дозвониться до вас, однако мне сказали, будто вы со следователем уехали в Кузнецк.

– Да, мы сейчас возвращаемся оттуда, – ответил Бирюков. – О вашем звонке узнали от Лизы Удалой и решили, не откладывая, встретиться с вами. Вы, вероятно, хотели что-то узнать о трагедии, случившейся с сыном?

– Конечно, именно об этом хотела переговорить по телефону.

– В таком случае, чтобы наша беседа не носила частный характер, не будете возражать, если следователь сделает магнитофонную запись?

– Поступайте, как считаете нужным. Я не собираюсь лгать и могу подписаться под своими показаниями.

Лимакин достал из «дипломата» портативный магнитофон, поставил его на середину стола и, щелкнув кнопкой, включил запись. Анна Сергеевна уставилась в черную коробочку немигающим взглядом и, не дожидаясь вопросов, заговорила напряженным голосом:

– Я, Гусянова Анна Сергеевна, официально заявляю районному прокурору, что моего сына Владимира убил мой муж, то есть Володин отец, Семен Максимович Гусянов…

На одном дыхании выговорив столь длинную фразу, она, побагровев, умолкла и пальцами показала Лимакину, дескать, выключи. Когда тот выполнил ее просьбу, раздраженно сказала:

– Мне воздуха не хватает говорить под эту шарманку.

– Не обращайте на нее внимания, – посоветовал Бирюков. Вроде бы проверяя, он пощелкал кнопкой и оставил магнитофон включенным. – В официальном протоколе не будет ничего лишнего. Следователь оставит только главную суть ваших показаний.

– Тогда задавайте вопросы.

– Хорошо. На чем строятся ваши обвинения Семена Максимовича в убийстве сына?