Андре Банзимра - Приговорённый обвиняет

— Кто там?

Молодая женщина толкнула дверь и невольно вздрогнула: трудно было узнать в этой укутанной пледом старухе ту Флору Адамс, которую Милли знала прежде Мать Эдварда сидела в качалке, ее неухоженные волосы были совершенно седыми. Глаза, которые вот уже десять лет не видели дневного света, казались мертвыми.

— Кто там? — повторила она.

— Это я, Милли… — пробормотала молодая женщина.

— Милли… Милли Бентам?

В голосе старухи звучали одновременно недоверие и радостная надежда. У Милли не хватило мужества сказать слепой женщине, что она уже не Бентам.

— Как это мило с вашей стороны, дитя мое, что вы пришли! Но садитесь же.

Милли села рядом.

— Вы давно приехали?

— Вчера, миссис Адамс.

— Вот как! Тогда вы, наверное, не знаете, что случилось?

— Именно поэтому я здесь! — воскликнула Милли взволнованно.

— Дитя мое! — простонала Флора Адамс. — Я не могу понять, что произошло. Идет время, я иногда говорю себе, что все это неправда, что этот кошмар должен кончиться. Но они его не отпускают и просто-напросто хотят убить.

— Что же он сделал на самом деле? — спросила Милли. — Я не могу поверить, что Эд стал убийцей…

Старая женщина выпрямилась.

— Эдди невиновен, — уронила она. — Он мне в этом поклялся.

Милли посмотрела на нее отсутствующим взглядом. В памяти ее возник образ высокого худощавого человека, застенчивого и насмешливого одновременно. Но она хорошо помнила те слова, которые он сказал ей однажды: «Девочка, пойми… Прекрасной мечте наступил конец. Мы должны расстаться. Но не стоит грустить. Ты скоро станешь дипломированным историком, а я всего-навсего жалкий сыщик!» Нет, он никогда ее не любил. Он любил другую, эту Анну.

— Я встретилась с его адвокатом Изабеллой Линдфорд, — сказала Милли. — Когда я у нее спросила, верит ли она в невиновность Эдварда, метр Линдфорд ответила, что ей пришлось отказаться от мысли настаивать на его невиновности. Но как могло случиться, что Эдди согласился с ней? Когда человек невиновен, он на весь мир кричит об этом.

— Я понимаю, — ответила Флора Адамс. — Грегори Пенсон, которого вы хорошо знаете, объяснил, что Эдвард слишком скомпрометирован.

Милли откинулась на спинку стула. Все поплыло перед ее глазами.

— Значит… — у нее перехватило горло, — значит, нет… никакой надежды?

Старая женщина молча плакала.

— Метр Линдфорд и Грегори Пенсон, — сказала она сквозь слезы, — наняли частных сыщиков, чтобы попытаться узнать всю правду.

— И… что-нибудь удалось выяснить?

— Нет, пока еще нет. Сегодня десятое августа. Осталось немногим больше трех недель…

Милли вздохнула.

— Миссис Адамс, расскажите, что же все-таки произошло? Я ведь знаю только то, что писали лондонские газеты.

— Это запутанная история, — ответила старая женщина. — Мне кажется, Эдди проявил большую неосторожность. Он не верил, что это настолько опасно… Кроме того, он мне ничего не говорил, старался держать в стороне от своих дел, чтобы я не беспокоилась… Так вот, все, кажется, началось вскоре после вашего отъезда. Эдди часто встречался с этой женщиной — Анной Плэйтон. Она, кстати, куда-то скрылась накануне суда. Может быть, ей было стыдно, что она оказалась связанной с обвиняемым на таком громком процессе. Не знаю. Во всяком случае, о ней больше ничего не известно. Я никогда не видела эту женщину, но ненавижу ее. Она оказала плохое влияние на Эдди, в этом я уверена. Он из-за нее становился совсем другим, раздражительным, нервным. Малейшее мое замечание выводило его из себя. Ах, Милли! Почему он не женился на вас? С ним бы тогда ничего не случилось…

Флора Адамс замолчала, обхватила голову руками, словно успокаивая давнюю боль.

— Но как же именно все произошло? — спросила Милли.

— Да, да, — продолжала Адамс, — я отвлеклась. Так вот. В то время Эдди вел жестокую борьбу с торговцами наркотиками. Город был наводнен гангстерами разных банд, которые конкурировали между собой. Некоторые из них пользовались влиятельной поддержкой. Я думаю, расследование, которое вел Эдди, часто приостанавливалось распоряжениями свыше. Грегори Пенсон дал мне понять, что многим докладным, в которых Эдди изобличал должностных лиц, не давали хода. Но вы ведь знаете его. Мой сын упрям и приготовился к борьбе, которая, как он понимал, будет долгой и трудной. Ошибка его в том, что он вел эту борьбу в одиночку и действовал вопреки приказам начальства. Первые неприятности начались, когда уголовной полиции стало известно, что Эдди продался одной из гангстерских банд, торгующей наркотиками. Но все более или менее вошло в норму, когда Эдди объяснил, что это был единственный способ проникнуть в банду, чтобы собрать кое-какие сведения. Эдди знал, что с этого времени он стал находиться под пристальным вниманием полиции. Вероятно, там не до конца верили в чистоту его намерений. Так продолжалось до того дня… — Голос старой женщины прервался… — До того дня, когда совершилось преступление… Эдди пошел на квартиру к полицейскому осведомителю, некоему Лоренсу Бернхайму, сообщившему одному из инспекторов кое-какие факты об Эдди, о которых мой сын предпочел умолчать, вероятно, для того, чтобы иметь большую свободу действий. Лоренс Бернхайм был найден в тяжелейшем состоянии — он был ранен выстрелом в грудь. Эдди лежал тут же без сознания. Револьвер, был у него в руке. Полицию вызвал один из друзей пострадавшего. Он рассказал, что услышал выстрел в квартире Бернхайма, вбежал туда и, застав Эдди с оружием в руках, сумел оглушить его ударом по голове. Виновник был налицо. Инспектор, получивший сведения от Бернхайма, тут же доложил все, что ему было известно, и это стало уликой против Эдди.

— Но как же никому не пришло в голову, что этот человек, друг Лоренса Бернхайма, мог быть как-то замешан в преступлении?

— Арнольд Мэзон?..

— Разве он сам не мог совершить преступления или быть хотя бы сообщником? Ведь у него было время позаботиться о том, чтобы отпечатков его пальцев не оказалось на оружии…

— Именно на этом и хотели строить защиту адвокаты. Но у Мэзона не было никаких мотивов убивать Бернхайма, а у Эдди были, и притом явные. Кроме того, накануне процесса Бернхайм пришел в себя. Генеральный прокурор тотчас же приказал провести опознание.

— И Бернхайм указал на Эдди?

— Да.

В комнате воцарилось молчание.

Флора Адамс выглядела очень утомленной. Милли подумала: так ли уж в глубине души старая дама уверена в невиновности своего сына? А сама Милли, что она об этом думает? Она старалась вызвать в памяти лицо Эдварда Адамса, но видела лишь отдельные неясные черты, которые никак не могли сложиться в образ целиком, как это бывает в игре, когда картинка не получается, так как недостает основной детали. Милли вдруг показалось, что она никогда по-настоящему не знала Эдди и с недоумением подумала, зачем она бросила мужа и, едва захлопнув чемоданы, кинулась на аэродром. Теперь этот поступок показался ей нелепым.

В ночь с десятого на одиннадцатое августа, немного после полуночи, Дуглас Кристмас, директор тюрьмы в Нью-Верале, был разбужен телефонным звонком. Он снял трубку и в течение нескольких минут слушал, что ему говорили. Затем положил трубку и после некоторого раздумья набрал номер.

— Алло! Метр Уоррик? Говорит директор тюрьмы… Прошу прощения, что беспокою, но я подумал, что, вероятно, должен вас уведомить: ваш клиент Пикар снова откалывает номера. Может быть, вам важно при этом присутствовать?.. Тогда до встречи…

Несколько минут спустя директор был у дверей коридора смертников, где его уже ожидали трое вооруженных охранников.

— Можете открывать, — сказал он.

Инструкции по мерам безопасности выполнялись в тюрьме чрезвычайно тщательно, особенно в отделении приговоренных к смерти. Ключи от входной двери находились у дежурной охраны. Надзиратель отделения фактически содержался взаперти вместе со своими подопечными.

Все четверо вошли в помещение. Железные прутья сотрясались и скрежетали, стиснутые в бешеном порыве руками заключенных. Со всех сторон неслись ругательства.

Директор приказал зажечь все лампы.

— Тихо, — закричал он, — тихо!

Ему ответили оскорблениями. Он остановился перед одной из камер.

— Слушайте, вы, — приказал он, — замолчите сейчас же!

И среди общего гама он различил голос того, к кому обращался:

— Это вы мне? Но я единственный, кто молчит.

Директор, несколько сбитый с толку, узнал Эдварда Адамса, затем отошел от камеры и, остановившись в некоторой нерешительности, стал ожидать конца бури.

В камере 3050 на полу, запутавшись в простынях и одеялах, валялся Самуэль Пикар. Ноги у него застряли между ножками кровати. Пытаясь их освободить, он извивался и бился головой об пол. Сидя на корточках перед прутьями решетки, Вильям Ли напрасно пытался его успокоить.