Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего двойника

Он так и сказал – «определю».

Подготовительные курсы я с радостью бросила, но зато записалась на компьютерные – по настоянию Игоря. После чего я предалась радостям своей новой жизни – комфортной и красивой жизни с любимым человеком.

Мечта! Не правда ли?

К концу первого года нашей совместной мечты я продолжала быть неучем, не замужем и без всяких планов и идей насчет будущего. Меня устраивала та жизнь, которую я вела.

К концу второго года мое образование было ровно на том же месте, как и мой семейный статус. Все было по-прежнему, разве что только поведение Игоря немного изменилось… Он стал рассеянно-внимателен. То есть именно так: внимательный, но как-то рассеянно, мимоходом. Мимоходом – это значит, когда он ходил мимо меня. Но мимо меня он ходил редко, он все больше пробегал мимо кучи других, неведомых мне людей и дел. Я не особенно удивилась, я про такое слышала. Я поняла: мужчина – человек деловой. Он существует только тогда и потому, что у него есть Дело. Дело, которое он любит и за которое ему хорошо платят. Без такого Дела он ничто, просто существо, лишенное структуры и половых признаков, закомплексованное и агрессивное нечто. Дело для него – как дополнительный орган, который завершает его человеческо-половое формирование. И тогда… О, тогда-то в нем и появляется эта спокойная уверенность в себе, сила, снисходительность к слабым, благородное рыцарство. Все то, что так привлекает женское сердце.

Но все эти замечательные качества проявляются во всем своем блеске только до поры до времени. А именно до той поры, пока он не завоевал вас. Когда мужчине нужно завоевать женщину – это для него Дело. И на это Дело, на его успешное осуществление, он бросает все свои силы. Он не жалеет времени, он прется на другой конец города, чтобы на морозе подстеречь вас, он ждет вас, не считая минут, и делает подарки, не считая денег.

Но когда он вас завоевал – ситуация меняется. Вы уже больше не важное Дело, вы уже законченное, сделанное дело. Теперь у него нет времени на вас; теперь, если вы опаздываете, он начинает шипеть, что из-за этого срываются его другие, неотложные и важные Дела, теперь он взвешивает, стоит ли потратить некую сумму на ваши прихоти или лучше ее вложить в сегодняшние Дела.

Это вовсе не означает, что мы с Игорем перестали любить друг друга. Нет! Просто у нас, как я поняла, началась семейная жизнь.

Я смирилась, хотя мне стало немного скучно. Но Игорь молодец, он, как я вам уже сказала, тонко чувствовал ситуацию и старался вовремя предотвратить нежелательные для него явления. Он меня развлекал, мы часто выходили с ним на разные банкеты и приемы, в театры и на роскошные дачи к каким-то людям (тоже театр, я вам скажу!). Ему нравились мои колкие замечания, которые в качестве комментариев к увиденному я отпускала уже дома, наедине с ним – он меня выучил дипломатичности, и от нашей с Лениным простоты не осталось и следа.

И все же я скучала. Легонько, но скучала. Казалось бы, все есть: любовь – взаимная, красивая, освобожденная от тягостей быта, любовь, которую Игорь умело и незаметно поддерживал, разогревал, разнообразил выдумками в постели и в нашем совместном времяпровождении; были и деньги, и связанные с ними чудесные удовольствия: платья с аксессуарами для женской красы, и выходы светские, на коих все это демонстрировалось, вызывая лютую зависть и теша мое женское тщеславие; и дом был уютный и комфортный, и взаимопонимание полное… Мы никогда не ссорились. Ну, почти никогда… Если ему что-либо не нравилось, он мне об этом мягко говорил. Обычно это касалось моей «шлифовки», как он выражался, сравнивая меня с неограненным алмазом, который попал в руки к ювелиру; под ювелиром подразумевался, естественно, он сам. Бывало, что я с ним не соглашалась, и тогда он серьезно вникал в мои аргументы. Мне нравилось в нем отсутствие желания переспорить, оказаться во что бы то ни стало правым – если он и лидерствовал в нашем союзе, то делал это незаметно и тактично. Никогда предметом раздоров не становилась пережаренная яичница или не оплаченный по рассеянности счет – до подобных мелочей Игорь не опускался, и я радовалась, зная от моих многострадальных подружек, что не так уж часто попадаются такие мужчины, как Игорь…

Короче, Игорь был идеальным мужчиной, мне страшно повезло, я была убеждена, что именно его я прождала всю свою юность, для него хранила свою душевную неприкосновенность и свою девственность и была вознаграждена: он дал мне все то, что мне виделось в моих смутных девичьих мечтах.

Я почти было решила выйти замуж за Игоря… Но ведь замужество означало бы, что эта жизнь продолжается, именно эта жизнь – которую я уже знала наизусть и которая мне… не то чтобы приелась, но как-то исчерпала свои возможности. Душа просила чего-то большего…

Неизвестно чего, разумеется. Кто может сказать, чего ему хочется? Все так понятно, когда люди приперты жизненными обстоятельствами и у них есть необходимость бороться – с болезнями, бедностью, когда они бьются за свое место под солнцем или в сердце другого человека… Это не легкая жизнь, но простая и ясная: цель конкретна, а обдумывание способов ее достижения заполняет все время и все умственное пространство. Заполняет жизнь, одним словом.

А вот когда не надо ничего добиваться? Когда уже все есть? И при этом чего-то не хватает?

Может, его, этого «чего-то», просто вообще не существует в природе?..

Отчего же мне казалось, что счастье все еще впереди? Разве все то, что у меня уже было, не было счастьем? Может быть, все дело в том, что Игорь мне слишком легко, без борьбы достался? Или это фокусы человеческой неблагодарной природы, выраженной поговоркой «что имеем, не храним, потерявши – плачем»?

…Должно быть, Игорь, как всегда, что-то учуял. И взял меня в Париж, куда собирался ехать по каким-то важным делам.

Он сказал, что было бы весьма разумно мой английский дополнить еще и французским, и притащил мне перед самым отъездом интенсивный курс французского языка.

Кончался август 1995 года. Париж встретил нас жаркой ленивой негой отпускного периода. Было удивительно из московских августовских дождей и наступающих холодов, агонии нашего русского лета, попасть в солнечную, по-весеннему сочную зелень и цветы, в веселую пестроту витрин, магазинов и кафе, в толчею туристов на Елисейских Полях, залитых ярким летним солнцем. Город этот мне понравился сразу, и я с удовольствием бродила по нему, пока Игорь мотался по каким-то делам.

Вечерами мы гуляли или катались по Парижу на машине, которую Игорь взял в аренду, ходили ужинать на Елисейские Поля и на Итальянский Бульвар, частенько с какими-то людьми, причем русскими, из того самого разряда, с которым я клялась никогда не иметь дела… Удивительно, до чего они похожи друг на друга, у них даже затылки одинаковые: жирные и коротко стриженные, они одинаково тупо щетинились каким-то неуместно-мальчишеским, коротким ежиком…

Иногда мы ужинали с Игорем вдвоем – это было лучше всего. Вечерний воздух был тепл и влажен, народ толпами ходил по улицам, гоняли на роликах мальчишки, кафе и ресторанчики обдавали запахами снеди, за столиками, прямо на тротуарах, рассиживался праздный люд, глазея по сторонам, и черные официанты в длинных белых фартуках увертливо сновали между клиентами и прохожими. Мне было хорошо и как-то радостно в Париже. Внутри меня будто все улеглось, замерло, затихло…

Ну да, вы правильно поняли – как природа перед грозой.

В один из последних дней нашего десятидневного пребывания в Париже я, как уже повелось, слонялась днем по каким-то улицам… Я шла и глазела на витрины, а оттуда, вспыхивая время от времени в светлых глубинах зеркал, глазело на меня мое отражение, и мне оно очень нравилось: каждый раз, когда я на него взглядывала, оно мне улыбалось!

Так мы и шли, довольные друг другом.

Но потом произошло нечто странное. Мое отражение оказалось не справа от меня, а слева, на противоположной стороне улицы! И шло оно мне навстречу! Размахивая руками, как и я, но как-то уж очень независимо…

Оно шло само по себе!..

Только спустя несколько мгновений я сообразила, что и одето мое отражение не так, как я.

И совсем уж потом я вдруг поняла, что это была не я.

То есть это была я. Просто я шла отдельно от себя, не в витринах, а по тротуару напротив, шла с таким же лицом и с такими же волосами, только причесанными по-другому и одетая по-другому…

Меня было две, и я шла одновременно по разным сторонам улицы!

В общем, не так уж мало времени мне понадобилось, чтобы понять: по улице идет мой двойник. Точная копия!

Я смотрела, как завороженная. Не так уж часто удается увидеть со стороны, как ты выглядишь, как ты ходишь, как держишь голову, как откидываешь волосы… Это было очень необычно, но я себе понравилась. По-моему, я эффектная.