Александр Афанасьев - Братишки

– Да. Главный…

– Он тоже больше не заслуживает нашего доверия. Понимаете, о чем я?

Да… а ведь говорил – убью я тебя, подполковник. Говорил – вот так оно и вышло. А все почему – есть одно правило по жизни. Если ты живешь по беспределу, то и с тобой поступят по беспределу.

Так вот…

– Итак? – не выдержал низенький.

– Где?

– Здесь. Заодно и… попрактикуетесь. Промаха по главной цели быть не должно, не так ли?

– Так. Но есть одно условие.

– Вы не в том положении, чтобы ставить условия.

– В том, в том. Вы отпускаете Наталью.

– Простите?

– Липчинская Наталья Валерьевна. Проживает…

По реакции – а реакции я смотреть умею, – я понял: и в самом деле не знает. Это очень может быть, учитывая, что в деле участвуют двое – милиция и Контора. Похитить бабу – это почерк скорее милиции, там всегда беспредельщиков хватало. Контора работает тоньше – например, запишет, как ты этой бабе изменяешь, и начнет тебя шантажировать.

– Короче, ее похитили. Скорее всего этот же подполковник. Девать ему ее некуда, она скорее всего в одном из днепропетровских СИЗО или колонии, ее туда полкан запихнул на время. Вот вы ее и освободите. Я поверю вам только тогда, когда позвоню по номеру своей квартиры. И ответит она. И пригласит еще одного человека, а кого – не скажу. Короче, действуйте. А насчет того, что взбрыкну, – не взбрыкну. Некуда мне деваться.

Низенький криво усмехнулся:

– Это так. Куда же вам теперь… деваться?

Киевский двор. Мрачная серость глубокой осени, черно-желтый ковер под ногами, мерзлые лужи с похрупывающим ледком, но снега нет. Глубокая, в красках, киевская осень…

Киевский двор. В Киеве, кстати, особенные дворы, из-за того что Киев расположен на холмах – они глубокие, часто ниже уровня улицы на один, два, порой даже три этажа. Но здесь это обычный двор огромной киевской высотки. Сколько тут этажей? Не меньше двадцати, как мне кажется…

– Раз, раз…

Я поднял большой палец. Слышно.

– Пошел!

На мне куртка какого-то монтера… «Киевгаз», кажется. Винтовка уже наверху, тащить не надо.

Ветер… хреновый, порывистый. А наверху еще хуже.

– Доклад.

– Прохожу дверь. Прошел.

– Плюс. Поднимайся на лифте.

Вот тут вот – спецы, без вопросов. Начиная с того, что по каждому действию исполнителя требуют доклад. Это правильно, кстати.

– Подошел лифт. Сажусь. Еду.

– Последний этаж.

– Плюс…

На последнем этаже – лестница наверх, на крышу. Там еще один этаж, в котором, например, находятся механизмы лифта, и наверх на самую крышу. Все старое. Люк на замке, но ключ у меня есть.

– Зашел на межчердачное. Поднимаюсь наверх.

– Плюс.

Наверху, как я и предполагал, – сильный ветер, хорошо, что под брезентовой курткой теплый свитер. В углу – грубо сколоченная из досок подставка, какую маляры используют, и под ней – мешковина. Это и есть моя винтовка…

Оглянулся – никого. Только антенны на ветру гудят. Да еще вон там – какое-то оборудование сотовой связи.

– Есть инструмент. Готовлюсь.

– Плюс.

Винтовка – та же самая, я ее пометил. Это хорошо – с чужой сложнее было бы.

Упор, в качестве которого свернутая мешковина, приклад… прицел… магазин. Магазин заранее лучше не набивать. Теперь затвор.

– Готов.

– Внимание, большая труба примерно на двенадцать от тебя – видишь?

– Плюс, – я начал использовать правила обмена координатора, у нас «плюс» как подтверждение я никогда не слышал.

– Труба – ноль, ориентир от нее, ближе-дальше, право-лево, как понял?

– Плюс.

– Ближе сто и… правее. Примерно на девять часов… лесополоса, видишь?

– Так… плюс.

– Ориентир столб… там… синяя тряпка привязана.

Это метров семьсот. Кратности прицела не хватало, пусть и в полтора раза больше, чем у «СВД». Но что-то подобное я увидел.

– Высоко на столбе, подтверди?

– Плюс.

Умно сделали. Типа рекламный билборд порвался.

– Плюс, вижу.

– Тротуар. Рядом. Машины. Смотри машины. Белый «Вольво».

– Не вижу, минус.

– Его пока нет. Водитель белой «Вольво» – цель. Он может выйти на тротуар… пойти в лес… там тропинка. За пять минут я сообщу.

Замерз. Из-за ветра и холодного пота прямо пробирает холодом. Это нехорошо…

– Надо пристрелять. Я собираюсь сделать несколько выстрелов.

– Пристреливай по трубе, плюс?

– Минус. Дальность и угол другой. Это не пристрелка.

Координатор задумался – интересно, насколько он профессионален и вообще – кто он? Я его не видел ни разу. Судя по обмену, профессионал, но специфичный. Для армейского снайпера просьба пристреляться – норма, без пристрелки не работают. А вот для ментовского – это совсем другое, никто не позволит просто так, ради пристрелки стрелять в городском районе. И для СБУ, наверное, тоже.

– У меня глушитель, не заметят.

– Плюс, – неохотно сказал координатор, – работай.

Сорвать – проще простого. Одного-двух выстрелов по бетону или по металлу, думаю, хватит, чтобы поднялась паника, чтобы, по крайней мере, сообразили, что что-то не то. Но мне это не надо. Мне надо Наташку вытащить. И чтобы поверили мне. А полкан… свою пулю он давно заслужил, если так, по справедливости…

Выбрал самое безопасное – землю под деревом. Там, кажется, еще и овражек какой-то… родник там, что ли. Выстрелил… передернул, снова выстрелил. Ага, есть. Правее и… ниже.

Нормально…

– Готов.

– Плюс, жди команды.

Жду. Интересно, что там у них происходит. Вряд ли они с самого начала договаривались, что один будет мочить другого. Эксцесс это. Эксцесс. Если Наташка за счет этого выскочит – уже огромный плюс. А потом – и мне можно. Не рассчитали они кой-чего…

– Внимание, пять минут. Готовься…

Холодно…

– Четыре минуты…

…Не вступай на стезю нечестивых и не ходи по пути злых; оставь его, не ходи по нему, уклонись от него и пройди мимо; потому что они не заснут, если не сделают зла; пропадает сон у них, если они не доведут кого до падения; ибо они едят хлеб беззакония и пьют вино хищения. Стезя праведных – как светило лучезарное, которое более и более светлеет до полного дня. Путь же беззаконных – как тьма; они не знают, обо что споткнутся…

– Три минуты…

Интересно… тот же полкан – он кто? И как он думал, что все это кончится. Что он уедет на Кипр и будет там жопу греть?

– Две минуты.

А не получается. Я потому и отошел, что понял – нет из этого выхода. Нет. Найдут даже там. И надо не только выходить самому, но и менять то, что вокруг тебя. Иначе не вырваться…

– Одна минута…

А вот… вот, кажется, и белый «Вольво». Восемьсот пятьдесят, наверное. Купленный на честную полковничью зарплату – а как же иначе?

Интересно… а у сослуживцев вопросов не возникает?

– Обходит машину. Идет. Работай…

…

– Работай!

Винтовка, казалось, выстрелила сама – и пуля отправилась в полет. Изображение в прицеле на секунду смазалось.

– Плюс… – сказал я.

Тишина в эфире. Я обернулся, но это был только ветер. Ну и… Сатана, наверное. Радость ему сегодня.

– Плюс, он упал, – прорезался эфир, – уходи оттуда…

– Нормально… нормально сделали…

Я исподлобья смотрел на прикинутого.

– Что волком смотрите? Я свои обещания держу. – Он достал из ящика стола телефон на проводе. – Номер диктуйте…

Я продиктовал номер. Низенький набрал, послушал, передал мне:

– Наташа…

– Витя?! Витя, где ты?

– Наташа… где Елена Викторовна?

– Что?! Она… сейчас…

– Наташа, не надо…

– Что? Откуда ты звонишь? Где ты?

– Наташа… меня послушай. Позвони сестре, пусть она приедет и заберет тебя. Поняла?

– Витя…

– Ты все поняла?

– Поняла, где ты? Ты приедешь?

– Нет. Просто забудь про меня, и всё. Забудь. Я тебя обманывал, всегда.

Я положил трубку.

– Жестко, – сказал низенький, – я бы не смог. Жестко.

– Один вопрос…

…

– Вы понимаете, что кто-нибудь может и вас так же заказать?

Низенький усмехнулся:

– Как подполковника? Он зарвался совсем. За дело получил. К тому же он мент, а нас… кто нас тронет?

– Понял. Тогда еще один вопрос. У вас денег много ведь?

Судя по довольной улыбке – попал.

– Не жалуюсь.

– А где вы их будете тратить? И как? Не думали?

Как и все крупные постсоветские столицы, после девяносто первого года Киев стал обрастать элитной недвижимостью. Киевской Рублевкой – хотя украинцы опять обиделись бы за сравнение с Россией – стал элитный поселок в Конча-Заспе, недалеко от Киева. Причем если на Рублевке Ельцин не жил – там жила новая российская знать, Ельцин и высшие государственные чиновники жили отдельно, – то в Конча-Заспе жили все. И президент, и депутаты, и прокуроры, и бизнесмены – все. Деньги и власть… перемешивались в крепком, сшибающем с ног коктейле, посиделки за рюмкой чая превращались в миллиарды и миллиарды долларов, отжатых, ушедших, отмытых, раздербаненных, выведенных из бюджета через заранее продуманные дыры в законах. В отличие от России, где власть, сила и деньги все же были разделены, в Украине смешалось все. Просто… страна была очень маленькой, несмотря на то что была больше любой европейской страны.