Александр Белов - ГРЯЗНЫЕ ИГРЫ

Ох, как хорошо это было знакомо Зорину! Его жена была сердечницей, и от греха подальше он положил ее в Кремлевку, где Валентина была под постоянным надзором. Но самого-то Таранта нельзя было сейчас никуда спрятать!

Да, ситуация складывалась аховая и непредсказуемая, что бы там ни говорил Губайс, славно спевшийся с дочкой Гаранта. Напряженность в отношениях между «хунтой» и «предателями» нарастала не то-что с каждым днем — с каждой минутой. Паника в рядах «хунты» наступила в тот момент, когда Губайс предложил президенту взять на очень высокую должность генерала Орла, набравшего благодаря яркой и агрессивной избирательной кампании аж пятнадцать процентов голосов.

«Хунта» боялась Орла, как огня. Уж больно страшные кары обещал он обрушить на головы продажного, как он выражался — «паркетного» — генералитета и зажравшихся бездарных руководителей спецслужб. Особенно яростно генерал нападал на Коржикова, обвиняя его в том, что коржиковские структуры потворствуют бандитам и лишают Гаранта доступа к правдивой информации.

Зорин был едва ли не единственным, кому удавалось поддерживать хоть какое-то равновесие сил в противостоянии двух кремлевских группировок. Хотя, по большому счету, он сам все-таки больше склонялся к варианту «Ч», то есть к введению чрезвычайного положения и отмене выборов. Хоть на время, хоть насовсем. Это уж как кривая вывезет.

— У нас есть прекрасный инструмент, для того, чтобы раскрутить маховик грандиозного скандала, — объяснял он Коржикову и Горностаеву. — В российском бизнесе и так не все чисто, но банк «Социум», через который реформаторы обналичивают средства, на сто процентов принадлежит бандитам. И я могу это доказать. Если поступит команда, то мы их сольем. Ваши люди отследят перемещение денег от банка к Министерству финансов, а через них к Избиркому. А мы всю эту схему предадим гласности. Президента уговорим. Он не в курсе, его подставили. Объявим на весь мир, что криминал рвется к власти и введем чрезвычайное положение. Выборы сможем перенести пока хотя бы на год. За это время подготовим достойного преемника. Ну, например, чем плоха ваша кандидатура, Александр Васильевич? А генерала Орла сошлем командовать куда-нибудь на китайскую границу. Естественно, с повышением.

Последние аргументы для амбициозного Коржикова были словно бальзам на раны. Одобрительно кивал и молчаливый Горностаев. Его вполне устраивала его сегодняшняя скромная должность главы ФСБ.

Прямиком от «хунты», то есть из правого крыла второго этажа Сенатского здания, Зорин направился в крыло левое, на третий этаж. Там обосновались «предатели».

Если в стане «хунты» царили уныние, кладбищенская серьезность и общее ощущение мрака, то у «предателей» жизнь била ключом. Стены были увешаны цветными графиками, за огромным столом что-то обсуждали, придумывали, хохотали, пили бесконечный чай вперемежку с кофе. Все тут были без пиджаков и галстуков, и буквально излучали оптимизм.

Сам Губайс в голубой рубашке с засученными рукавами успевал отдавать бесконечные распоряжения по телефону, подписывать сметы мгновенно рождающихся проектов, осыпая при этом комплиментами бегающих туда-сюда миловидных секретарш.

«Дочка-то, наверное, у Самого сейчас, — понял Зорин. — То-то Губайс павлинится, перья распустил».

Зорин на минуту почувствовал себя здесь инородным телом, посторонним вкраплением и даже рассердился: устроили в Кремле какой-то бардак! Однако тут же отогнал неуместные эмоции и мило улыбнулся. Поймав взгляд Губайса, он многозначительно, с намеком кивнул ему на дверь отдельного кабинета Тот изобразил на лице недоумение однако проследовал в указанном направлении.

— Есть идея, —. с ходу сказал Зорин главному «предателю», едва только за ними закрылась дверь. — Я предлагаю назначить генерала Орла Секретарем Совета Безопасности.

Губайс по сохранившейся со студенческих времен привычке сел на стол,свесив ноги, и оперся руками на край столешницы. На лице его появилась хитрющая улыбка, из-за которой в большой степени и сформировалась в народе его неаппетитная репутация. Он-то мгновенно оценил преимущества этого шахматного хода. Однако, как умный человек, тут же стал прикидывать плюсы и минусы этой «рокировочки».

—        Совбеза? Так это же совсем дутая структура? — сделал вид, что удивился Губайс. — Совсем номинальная. Не согласится.

—        Согласится. Не место красит человека, а человек место. Главное, все это торжественно обставить. Назначение огласит лично президент в прямом эфире. Сможет? — Зорин испытующе смотрел на Губайса.

—        Постараемся, Таню подключим, и Акачурина подтянем, — на ходу просчитывал ходы Губайс. — Спасибо, большое спасибо, Виктор Петрович. Вам бы Нобелевскую премию за такую идею дать.

Жаль, номинации подходящей нет. Ну да придумаем! Иду к Самому.

И Губайс умчался претворять новую идею в жизнь. Голоса генерала надо было брать оптом и немедленно.

Розовые фламинго уже проснулись. Они деловито и величественно вышагивали по вольеру, высоко поднимая коленки. Казалось, им не было дела до окружающих. Правда, и окружающих пока почти не было. Московский Зоопарк всего лишь полчаса как открылся, и на этой дальней аллее, за прудом, посетителей не наблюдалось. Разве что по водной глади деловито сновали утки и с достоинством лавировали гордые лебеди. Но это были не посетители, а хозяева пруда. Лебедей за эти годы стало больше: четыре роскошных экземпляра, по-видимому, две семейные пары. А раньше была одна.

Саша пребывал пока в полном одиночестве. Он специально приехал пораньше, чтобы без помех посмотреть на этих птиц, которыми он так восхищался. Ког-да-то в детстве, в редкие посещения зоопарка, он всегда тащил маму сюда, когда другие дети бежали к обезьянам и слонам. Теперь, когда он вырос и повзрослел, к детскому восхищению примешивалось еще и уважение. Ведь о верности друг другу, своей любви и семье этих птиц ходят легенды! Говорят, что если погибает один из лебедей, второй поднимается высоко в небо и бросается, камнем вниз. «Это называется — наложить на себя крылья, — подумал Саша грустно. — Интересно, как поступит Оля, если его все-таки замочат? Вот сейчас, например, — место идеальное!». — Он инстинктивно оглянулся и заметил вдалеке своего бывшего куратора.

Введенский приближался неторопливым прогулочным шагом, помахивая легким коричневой кожи портфельчиком. Саша отогнал мрачные мысли и принялся наблюдать за птицами.

«Странная складывается ситуация, — прикидывал Саша, следя за перемещениями ближайшей пары лебедей. — Сколько лет мы с Введенским были врагами, а злости на него нет!»

Когда-то он готов был задушить Игоря Леонидовича голыми руками, лишь бы оторваться от вездесущей гэбухи. А вот оторвавшись, он вдруг понял, что чисто по-человечески Введенский ему даже симпатичен. Просто работа у него такая. Своеобразная. Ничего личного!

Саше показалось забавным, что они похожи на двух одноклассников, которых надолго развела жизнь, а тут вдруг столкнула вновь. И связывают их только нехитрые общие воспоминания. Так как же поступить: протянуть Введенскому руку или ограничиться легким кивком головы, как в прежние времена? И кто они теперь, друзья или враги?

Удивительное дело! Приближаясь, Введенский улыбался. Саша поймал себя на мысли, что вообще никогда прежде не видел улыбки Игоря Леонидовича. А ничего улыбка-то. Почти искренняя. Не вполне, конечно, человек, но уже и не крокодил. Введенский первым протянул руку. Саша охотно ответил на это рукопожатие и тоже улыбнулся.

—        Как живете-можете, Игорь Леонидович?

—        Нормально, Александр Николаевич. Однако мне представляется, что не только этот вопрос вас волнует. Не затем же мы встретились? Или как, о погоде поговорим? Лето нынче раннее... — сказал фээсбэшник каким-то деревянным, ненатуральным голосом и окинул взглядом окрестности.

Получилось театрально и совсем не похоже на прежнего Введенского. Что это с ним? Неужто волнуется? А, понятно, это он шутит так!

—        О погоде не будем, А вам не откажешь в прозорливости, вы прямо пророк какой-то, — начал Саша в своей всегдашней ироничной манере, то есть именно так, как прежде старался разговаривать с куратором. Но почувствовал, что сейчас это неуместно. — Да, мне хотелось бы обсудить с вами дела государственной важности.

Эти слова Саша произнес отнюдь не театральным шепотом, а самым что ни на есть банальным тоном, без всякого пафоса. Хотя куда как серьезно это звучало: государственной, блин, важности!

Введенский поднял брови — вроде как удивился. Однако было понятно, что он ожидал какого-то заявления в этом роде. Он же все просчитывает на десять ходов вперед!

Экс-куратор внимательно посмотрел на Сашу и кивнул: