Валерий Фурса - Десятая заповедь

Николая настолько поразило такое предложение, что он еще какое-то время растерянно молчал, не зная, что и сказать.

— Нам понятны твои сомнения, или даже нежелание иметь дело с нечистыми деньгами. Но учти и то, что во всем мире подавляющее большинство первичного капитала накапливалась именно преступным путем. Иногда даже куда худшими способами, чем те, которыми действовали мы. А со временем наследники этого капитала становились вполне респектабельными людьми. И никто им сейчас в глаза не колет тем, что их деды-прадеды шантажом или откровенным разбоем свои капиталы нажили. Вот потому и просим вас помочь нам нормальными людьми стать и научить нас делами руководить.

— Да-а!.. Вы с настолько неожиданным предложением явились, что я сразу и ответить вам ничего не могу. Тем более, что не сам я такие вопросы решаю. Надо подождать, пока Василий выздоровеет. Но, как бы там ни было, лично я могу только приветствовать ваши намерения кардинально изменить свой способ жизни. Вот только никак не пойму, каким именно способом вы сами думаете грехи свои искуплять?

— Вот так и будем! Создав, с вашей помощью, новые предприятия, мы людям работу дадим? Дадим. Это раз! Зарплату им нормальную платить будем? Будем. Это два! А когда устойчивые прибыли пойдут, тогда и на церковь давать сможем. Вот тебе и три! Часть людей, наши работники и члены их семей, смогут жить лучше. Потому, что будут зарабатывать не меньше, чем на ваших предприятиях. Таким образом, мы будем добро для людей делать, а государству налоги платить. Вот и получится так, что нечестные деньги барыг, нечестно отобранные у них нами, в конечном итоге заработают на благо всего общества.

Впрочем, я допускаю, что даже такое добро может и не пересилить то зло, которое мы раньше творили. В том нам только Бог судьей будет. Но когда это еще будет? А вот совесть свою мы уже сегодня, хотя бы частично, успокоить желаем. Так что, Николай Федорович, не суди ты нас слишком строго. Лучше помоги, насколько сможешь. Именно для того и пришли к тебе. Уговори Василия нам помочь!

— А если мне не удастся этого сделать? Хотя и с большой натяжкой, но лично я склонен к мысли, что вам помочь надо. И, конечно же, не за те сорок процентов, которые вы мне сегодня обещали. Если действительно о чем-то договоримся, то проценты наши куда меньше будут. Но справедливыми.

— Я назвал цифру в сорок процентов не потому, что мы такие уж хорошие и на все согласные. И не за хорошие глаза мы их тебе предлагаем. А за то, что вы нашим бизнесом руководить будете, да нас, дураков, уму-разуму учить.

— А когда уму-разуму от нас наберетесь, то проценты изменить пожелаете?

— Нет! Если уж мы решились порядочными людьми стать, то решение это будем считать окончательным и обжалованию не подлежащим. Как договоримся, столько и отдавать будем.

— Вот даже как? В таком случае я постараюсь вам помочь. Попробую Василия уговорить. Только еще раз обращу ваше внимание на следующее. Не за определенные проценты мы это делать будем. Если возьмемся, конечно. А для того, чтобы вы действительно порядочными людьми стали. И чтобы люди получили новые рабочие места. Лично мне почему-то этого очень хочется. Надеюсь, что и вам тоже.

Сергей Петрович заинтересовался рассказом мальчишек. Не откладывая дело в длинный ящик, он в тот же день побывал в областном центре и лично убедился в том, что Скребков Николай Ярославович действительно отбыл в командировку в субботу, накануне покушения на убийство Степанчука, и вернулся из нее только через несколько дней. По крайней мере, об этом свидетельствовали билеты на поезд. Таким образом, судя по полученным им сведениям, у Скребкова имелось алиби. Но алиби это еще предстояло подтвердить. Или опровергнуть. Слишком уж уверены были мальчишки в его присутствии в городке тем субботним вечером.

Если судить только по наличию железнодорожных билетов, выданных на имя Скребкова, то можно было и оставить без внимания версию об его возможном участии в преступлении. Но почему-то не давала покоя та упрямость мальчишек, которые в один голос утверждали, что Козлобород таки был в субботу дома. А если это действительно так, то он никак не мог сесть в поезд по субботнему билету на Киев. Ох, и меткое же прозвище ему прилепили! Даже сам следователь, мимо воли, мысленно именно так начал именовать подозреваемого. Хотя работнику прокуратуры это ни к лицу.

Конечно, железнодорожный билет еще никогда не был стопроцентным свидетельством того, что именно по этому проездному документу определенное лицо проехало по оплаченному им маршруту. Ведь факт его присутствия или, наоборот, отсутствия в купе поезда в тот субботний вечер надо было еще установить.

Изъяв проездные документы и оставив в конторе их копии, Сергей Петрович наведался на железнодорожный вокзал. Очень уж ему хотелось сразу же внести хоть какую-то ясность в разгадку этого вопроса. Хотя и не следователя прокуратуры это дело — добывать первичные доказательства. Для этого есть работники милиции, которые и обязаны исполнять распоряжения следователя. Ведь именно он, следователь, руководит раскрытием преступления. А не занимается таким раскрытием самостоятельно.

Но не до того было. Не посылать же милиционеров в областной центр, если он сам уже здесь, на месте, и сам можем обо всем узнать.

Эх! Если бы наши желания, да были лошадьми, — вспомнился Сергею Петровичу старина Рассел. — Тогда, действительно, все нищие могли бы ездить верхом…

Поездная бригада того поезда, на котором Скребков, вроде бы, в прошлую субботу поехал в Киев, была в рейсе. Их поезд вернется только на следующий день, вечером. А на вокзале только подтвердили тот факт, что такой билет действительно был продан пассажиру по фамилии Скребков. О чем свидетельствовали имеющиеся на билете данные его собственного паспорта.

— А ехал ли он по этому билету, или нет, о том вам только проводник сказать может. Да и то, если с совестью у него все в порядке. Ведь бывает и так, что какой-то пассажир к отправлению поезда не явился. В таком случае проводник на его место может подсадить безбилетного пассажира. Не за «так», конечно, и даже не за простое «спасибо». За соответственную денежную благодарность…

В любом случае, возникла необходимость проверить этот факт путем опроса проводника. Но это пришлось отложить на завтра, и поручить проведение опроса работникам милиции, которым также было поручено добыть фотографию подозреваемого и предъявить ее проводнику для опознания.

Когда Сергей Петрович вернулся в городок, Николай уже ожидал его.

— А, допустим, что наши ребята таки правы, и что Скребков действительно был в нашем городе вечером, накануне преступления. Если он вышел из дому в шесть утра, то максимум за полчаса он мог быть на трассе и еще через какой-то час, даже на попутных машинах, мог добраться до соседнего райцентра. А там, в восемь утра, останавливается киевский поезд.

— Ну что ж, — задумчиво молвил следователь. — Это можно принять за еще одну версию… И проверить ее не так уж сложно. У меня, как раз, есть немного свободного времени. Вот только, если бы транспорт какой-то…

— А у меня машина рядом стоит… Поехали!

— Едем.

Но на железнодорожной станции их ожидало разочарование.

— Да! Уезжал от нас один пассажир в Киев в то воскресное утро. Пронцив его фамилия. Пронцив И.П.

— А, может, по чужому паспорту билет брал? — неуверенно выразил свою мысль Николай. — Мало ли таких случаев бывает…

— Может, и бывает, — Сергей Петрович тоже был разочарован. Но что делать? Такова у него работа — искать зернышки истины в огромных кучах неправды и откровенного вранья.

— А не могли бы вы вспомнить того пассажира, который на воскресный поезд билет покупал?

— Почему, не могу? Очень даже могу. Довольно интересный такой мужчина. С бородкой…

— Невзрачный такой? И бороденка рыжеватая и реденькая?…

— Да нет! Довольно-таки импозантный мужчина. В теле. Ухоженный. А бородка у него черная, небольшая, аккуратно подстриженная. Ну, приблизительно такая, как в некоторых фильмах профессора имеют.

— Не Николай, — разочарованно сказал Погорелец.

— Нет, нет! Не Николай. Я же говорю, инициалы его «И.П.». В субботу, после обеда он билет брал.

Тут в разговор вступила уборщица, которая уже некоторое время вертелась возле окошка кассы, прислушиваясь к вопросам незнакомцев. Интересно ведь, о чем это они так кассиршу расспрашивают? А тут, как раз, и она кое-что знает…

— Прошу прощения, но я тоже могу вам кое-что рассказать о тех бородатых…

— О каких бородатых? — аж встрепенулся от неожиданности Николай.

— Да о тех, о которых вы расспрашиваете.

— А что, разве он не один был — тот бородатый?

— Да нет! Двое их было! Второй, тот, о котором вы спрашивали, невзрачный такой, на улице его поджидал. Непоказной такой, мелковатый, вертлявый. Постоянно по сторонам оглядывался. Будто высматривал кого-то. Или надеялся встретить. Весь такой, что нормальная женщина с таким и не пойдет. Даже не посмотрит на такого. Низенький, тонколобый. А бородка у него, как вы и говорите, рыжеватая и коротенькая. И жиденькая какая-то. Этот уж точно на профессора не похож. Больше — на козла какого-то безродного…