Наталья Александрова - Розы для киллера

Я с радостью поставила сумки прямо на снег и остановилась поболтать. Нина Ивановна была очень расстроена, хотя и бодрилась.

— Что случилось, с Володей что-нибудь?

— Случилось. — Нина Ивановна посмотрела на меня даже как будто неприязненно, но потом махнула рукой: — Маргарита звонила.

— И что? — осторожно спросила я. — Что-то плохое?

— Все хорошо, — вздохнула Нина Ивановна, — просто замечательно, только они разводятся.

— Кто? — тупо спросила я.

— А ты не знаешь? Володя с дочерью моей, Маргаритой.

— Так они же и так… — изумилась я. — Уже два года.

— А теперь он звонил ей и сказал, что разводится, — всхлипнула Нина Ивановна, — и главное, ей, говорит, не говори, мне то есть.

— А она сразу вам и сообщила? — догадалась я. — Год не звонила, а теперь сразу сообщила?

— Ну да, звонит и говорит, что, мол, там происходит, кто, говорит, у него есть, что за баба?

— А ей какое дело?

— Ия так же говорю! — обрадовалась Нина Ивановна. — Тебе, говорю, можно, а ему нельзя? Наташенька, ну почему же вы мне-то не сказали? Неужели же я не понимаю, мужчина он молодой, сорок с небольшим, ясно, одному жить плохо, да только я же мешать не буду!

— Нина Ивановна, ей-богу, ничего про это не знаю! — воскликнула я. — Да у нас с ним ничего серьезного, Ромуальд, скажи.

Ромуальд посмотрел на меня укоризненно и промолчал.

— Нина Ивановна, не расстраивайтесь, вызовите его сюда и поговорите откровенно, он вам все расскажет, а потом попросите ко мне зайти, хочу знать, как у него с милицией, разъяснилось ли.

— Только ты уж меня не выдавай, что я тебе проболталась, а то неудобно.

Я уже думала, что он не придет, когда в десятом часу раздался звонок в дверь. Вид у него был не очень хороший, бледный, щеки ввалились, глаза воспаленные. Мне стало его жалко — сразу видно, у человека неприятности. На цыпочках мы проскочили в комнату, потому что Лизавета укачивала ребенка, он что-то капризничал.

— Я хочу написать твой портрет, — вдруг сказал он.

— Прямо сейчас? — Я рассмеялась. — Расскажи лучше, как у тебя дела.

— Неохота о неприятном.

— А все же?

Уступая, он рассказал, и я просто ужаснулась, ведь это уже не неприятности, это полный крах! А он сидит и покорно ждет, как зараза Громова его арестует и посадит в камеру к уголовникам!

Видя, как я переживаю, он оживился и даже сделал попытку меня поцеловать, но я нервничала, что припрется зять смотреть телевизор — с него станется! Поэтому Володя посидел немножко и ушел, а я долго думала, верю я ему или не верю. И поняла, что верю, что в милиции все идиоты и гады и что если я ему не помогу, то его посадят. Раз он говорит, что слышал по телефону, как кто-то приходил, значит, так и есть, просто эти в галерее скрывают мало ли по какому поводу. С милицией вообще никто откровенничать не будет, чем меньше с ними общаешься, тем спокойнее! Поэтому назавтра с утра пораньше я позвонила Нине Ивановне, она сказала, что с Володей они все обсудили и помирились, что я была права, он просто не хотел раньше времени ее волновать. По ее намекам я также поняла, что говорили они и обо мне, но не стала расспрашивать — сейчас не до этого.

— Нина Ивановна, дорогая, придумайте мне какое-нибудь поручение к Вере Сергеевне, чтобы мне к ней зайти вроде по делу! Это очень важно для Володи!

Нина Ивановна подумала немного и сказала, что Вера Сергеевна давно ей обещала дать почитать два романа Сидни Шелдона, она у соседки взяла, да все никак не соберется привезти. Предлог был достаточно натянутый, но я согласилась.

Днем, отпросившись с работы, я забежала в галерею. Романы были толстенные, так что, видя, как я изменилась в лице, представив, что потащу их в метро в час пик, Вера Сергеевна предложила мне кофе. Мы сидели у нее в подсобке, и я потихоньку начала спрашивать:

— Что у вас тут творится?

— Хозяин объявился новый, китаец какой-то. Богатый, говорят, страшно! Вначале-то галерея была Аделаидина, но дела плохо шли, она часть, оказывается, заложила, никто и не знал. Вот теперь китаец порядок наведет, у него не побалуешь и воровать не будешь, как Глеб покойный. — Вера Сергеевна вздохнула. — Слышала я как-то, как они с Аделаидой ругались. Персонал-то Аделаида в строгости держала, только Витьке-охраннику все позволяла…

— Что, он ей — родственник?

Вера Сергеевна поджала губы:

— Это теперь так называется. Ох, я тут навидалась всякого, раньше и думать не думала, что такие теперь нравы! Но девочки-то хорошие, плохого не скажу. А Витька одно название, что охрана. Все целыми днями в компьютер дуется. И то верно, когда галерея открыта, так все равно в зале кто-то есть, а если дверь закрыта, то и так никто не войдет. Вроде ему и делать нечего, а получает больше меня!

Я быстро сообразила:

— Значит, в тот день, когда Глеба убили, галерея была закрыта, и Витька в соседней комнате на компьютере играл?

— Целый день! Глеб занят был, на телефоне все висел, девчонки кофе пить ходили.

— А вы говорите — по очереди они ходят!

— Ой, в тот день Маринки вообще не было, а Оленька-консультант ушла в обед. Тут рабочие были, все стучали, рамы делали. Она говорит Витьке, чтобы присмотрел, он рукой махнул — иди, мол, а сам сразу за компьютер. Рабочие свое дело сделали и ушли, забрали что нужно, а дверь не закрыли. Так что Ольга приходит, дверь открыта, а Витьке и дела мало. А милиции наврал, что целый день на месте сидел. И девчонки молчат, боятся, что новый хозяин уволит.

— Вера Сергеевна, а когда примерно это было?

— Когда обед-то? В полвторого где-то.

— Все сходится, Володя в полвторого и звонил! Вера Сергеевна, я ведь не просто так спрашиваю, ведь это для Володи надо! Нужно обязательно милиции сказать, что дверь открыта была, что кто-то незаметно пройти мог!

— Раз для Володи надо, то я их всех на чистую воду выведу! Не сомневайся! Да, кстати. — Вера Сергеевна протянула мне какую-то бумажку. — Вот я записала, один тут приходил, интересовался его работами, еще при Аделаиде. Та перед ним прямо расстилалась, а Володе небось ни слуху, ни духу. Так что ты передай ему адрес и телефон того покупателя, пусть Володя сам с ним договорится, без посредников.

Как видно, старушка достаточно покрутилась в художественной среде и научилась кое-чему.

Я решила позвонить Володе из дому, чтобы рассказать все подробно.

Попросившись в бухгалтерии галереи к городскому телефону, Вера Сергеевна позвонила своей приятельнице Нине Ивановне, чтобы найти ее зятя и сказать ему, чтобы не волновался, она охранника Витьку пристыдит и расскажет в милиции, что дверь была входная без присмотра, а потом пусть ее хоть увольняют. Нина Ивановна обрадовалась ее звонку, начала долгие разговоры. Но поскольку зятя у нее в данный момент не было, а по служебному телефону долго разговаривать неудобно, то Вера Сергеевна быстро распрощалась, спросив Володин домашний телефон. Извинившись перед бухгалтершей, она набрала номер Володи, но там тоже никто не отвечал. Послушав длинные гудки, Вера Сергеевна отложила на время свою заботу, пообещав себе позвонить Володе вечером из дому.

После работы она не спеша прошла по ларькам в поисках товаров подешевле. Когда она подходила к своему дому, было уже совсем темно. Ей нужно было пройти двором, где громоздились сугробы чуть ли не в человеческий рост и, конечно, не горел ни один фонарь. Проходя сквозной подворотней, Вера Сергеевна услышала сзади какой-то подозрительный шум — не то скрип шагов, не то треск замерзшего дерева. Она оглянулась, но никого не увидела, сердце ее забилось от нехорошего предчувствия. Ей казалось, что она не одна в этом темном зимнем дворе, что кроме нее здесь присутствует кто-то злой и опасный.

Вера Сергеевна прибавила шагу, едва ли не побежала, хотя ей было страшно неудобно — вдруг соседи увидят, что она бежит, как молодая. Силы уже не те, сердце колотится, ноги болят… Наконец она добралась до своего подъезда, схватилась за ручку двери и вздохнула с облегчением — еще минута, и она будет дома. На лестнице тоже было темно, как в желудке утконоса, — Генка с первого этажа, паразит, все лампочки вывинтил. Вера Сергеевна осторожно, стараясь не споткнуться, двинулась к лестнице, как вдруг почувствовала чье-то прикосновение. Ей стало так страшно, как не было никогда за всю ее долгую и нелегкую жизнь.

— Кто… здесь? — еле выговорила она слабым от страха голосом.

В темноте раздался щелчок, и вспыхнул оранжевый огонек зажигалки.

— Ага, это вы, — удовлетворенно произнес мужской голос.

За то мгновение, пока темнота была прервана оранжевой вспышкой, она тоже успела его узнать. Несмотря на то что слабый свет зажигалки неузнаваемо исказил лицо, изуродовав его глубокими резкими тенями, она узнала этого человека, он приходил в галерею, она видела его раньше с Аделаидой.

— Ты — убийца, — неожиданно твердо сказала напуганная старая женщина, — ты их обоих убил!