Элла Гриффитс - Неизвестный партнер

Позвонил доктор My.

– Харри Халворсен умер от внутривенного вливания павулона, – сообщил он. – Этот препарат действует наподобие яда кураре. Он имеется только у анестезиологов. Я выяснял в больнице «Уллевол»: у них этот препарат хранится под замком. А вот за границей его иногда хранят в незапертых шкафах и холодильниках.

Албректсен, Рудольф и Карстен долго молча глядели друг на друга.

В назначенное время пришла фру Лоне. Она ничего не добавила к тому, что уже сказала.

И фру Бакке тоже.

В ту же субботу, в два часа дня, Фрида Дален вручила им аккуратно отпечатанный список лиц, отмеченных в телефонной книге Бранда. Албректсен, Рудольф и Карстен внимательно прочли все фамилии, но ни одна из них не была им знакома. Один экземпляр списка отправили в картотеку, другой – Ларсвеену, начальнику отдела наркотиков.

– Я съезжу к Лиллиан Бек, – сказал Рудольф. – По-моему, она рассказала нам еще не все. Потом заеду в Берумскую больницу. А уже после этого – домой.

Дверь открыл Уле.

– Опять вы? – воскликнул он, узнав Рудольфа. – Может, уже хватит? Нам с Лиллиан больше нечего сообщить вам.

– Позвольте мне хотя бы войти, – добродушно сказал Рудольф.

Уле неохотно посторонился, пропуская Рудольфа в прихожую.

– Сестра просто убита этой историей с отцом, – сказал он.

Лиллиан сидела в гостиной с нераскрытой книгой в руках.

– Я больше не могу, – пожаловалась она. – Ради бога, давай отложим разговор до понедельника! – Она с мольбой посмотрела на Рудольфа.

– Будто я такой уж мучитель! – сказал Рудольф. – Но мне надо получить ответ на несколько вопросов. Во-первых… – Он посмотрел на Лиллиан, которая ответила ему невидящим взглядом. – Что означало твое вчерашнее восклицание «Этого не может быть!»? Что ты имела в виду? Ведь не то, что твой отец поддался на вымогательства?

– Я уже все сказала.

– Допустим. Второй вопрос тоже к тебе. Скажи, когда ты узнала, что у твоего отца есть в Италии внебрачные дети?

– Я уже все сказала.

– Ладно, вернемся к нашему делу.

– Так ты знала об этом? – Уле был поражен.

Лиллиан сделала вид, будто не слыхала его вопроса.

– Мне необходим адрес вашей матери в Канаде, – сказал Рудольф.

– Я уже все сказала.

– Не надо повторяться.

– У меня нет адреса матери, – твердо заявил Уле. – Я уверен, что у Лиллиан его тоже нет.

– Очень жаль. Боюсь, мне придется попросить у вас ее фотографию, чтобы мы могли разыскать ее по нашим каналам.

– Но ведь мама не имеет к этому никакого отношения! Она наконец-то счастлива! – Губы у Лиллиан задрожали. – Умоляю, не трогайте ее!

Казалось, еще немного, и Лиллиан не выдержит. Уле был в ярости.

– Скорей всего, мы даже не воспользуемся этой фотографией, – уже мягче сказал Рудольф. – В понедельник я свяжусь с полицией Оттавы и попрошу найти адрес фру Бек через ее банк. Канадская полиция, конечно, попросит у нас фотографию, но…

– У нас не сохранилось ни одной маминой фотографии, – перебила его Лиллиан.

– Я вынужден просить вас обоих дать официальные показания. – Рудольф начал терять терпение. – Вы можете отказаться дать показания полиции, но на суде вам придется ответить на эти вопросы.

– На суде? – Ничего не понимая, Уле уставился на него. – На каком суде?

Лиллиан неожиданно разрыдалась.

– Не надо! Не плачь! – Уле положил руку ей на плечо и метнул на Рудольфа гневный взгляд.

Лиллиан стряхнула с себя его руку.

– Уле, мне надо поговорить с инспектором Нильсеном наедине! – Она всхлипнула.

Ей пришлось трижды повторить свою просьбу, прежде чем Уле нехотя покинул гостиную.

– Мама не в Канаде, – угрюмо сказала Лиллиан, когда они с Рудольфом остались вдвоем. – Но об этом никто не знает: ни отец, ни Уле, ни Ронемы – никто. Она содержится в частной клинике под Бергеном. Дорогая частная клиника для людей, страдающих алкоголизмом и неврозами. Это отец довел ее до такого состояния. Единственное, чего я хочу, чтобы ни отец, ни Уле, вообще ни один человек из тех, кто знал ее красивой, умной и веселой, не увидел, во что она превратилась теперь. Я навещаю ее, когда у меня бывает такая возможность, но об этом никто не догадывается. Иногда она меня узнает. А иногда принимает за свою мать, за врача или за подругу, которая давным-давно умерла.

Рудольф был потрясен.

– Но что же все-таки означало твое «Этого не может быть!»?

Лиллиан перебила его:

– Да ведь отец так и не порвал с Маргит Тартани! Если бы ты знал, как я ее ненавижу! Это страшный человек! – Лиллиан вытерла глаза, высморкалась и продолжала: – Однажды в день моего рождения – мне тогда исполнился двадцать один год – я нашла мать напившейся до бесчувствия. Первый раз я видела ее по-настоящему пьяной. Отец и мать могли иногда выпить по рюмке, но так… Сперва я разозлилась. Сейчас придут гости, а мать лежит одетая на постели и еле ворочает языком. Я заставила ее выпить крепкого кофе. Постепенно она пришла в себя. С ней уже можно было разговаривать. Вот тогда-то она и рассказала мне про этих сестер Поулсен, которые обе родили от отца. Она знала про них все эти годы. Но она очень любила отца и никогда, даже намеком, не дала ему понять, что ей все известно.

– Каким же образом ей стало это известно?

– Рассказала приятельница, которая в свою очередь дружила с приятельницей сестер Поулсен. Мама никогда не называла мне ни одного имени, тут я ничем не могу тебе помочь. Честное слово! До того дня, когда я нашла ее пьяной, она считала, что с сестрами Поулсен все кончено. Но в этот день она была в городе и встретила там одну знакомую, которая за что-то недолюбливала мать и с радостью воспользовалась возможностью сделать ей больно. Наверно, она просто завидовала, что мать богата, а ей приходится тянуть лямку на службе. Так по крайней мере считала мать. Она ее даже оправдывала. Эта знакомая рассказала, что она переписывается с Маргит Поулсен-Тартани, которая до сих пор состоит в связи с нашим отцом! Мама ей не поверила. Тогда эта низкая женщина достала из сумочки письмо, которое, видно, давно носила с собой. Она дала маме его прочесть. Из письма явствовало, что «старая любовь…» и т. д. и т. п. Дома у нас всегда был полный бар. Маме ничего не стоило напиться. День рождения был отменен. Мама заперлась в своей комнате и не хотела ни с кем разговаривать.

Когда она наконец вышла, ее как будто подменили. И начались бесконечные хождения от одного врача к другому в поисках все более сильных транквилизаторов. Она продолжала пить. Она так наловчилась прятать бутылки, что я никогда не могла их найти. Отец сердился. Мама молчала. Он начал все чаще ездить в Италию. Это называлось «деловые поездки». Но мы-то с мамой знали, куда он. ездит! Я поручила частному детективу следить за отцом. Он продолжал встречаться с Маргит Тартани. – Лиллиан снова всхлипнула. – Иногда Маргит Тартани сама приезжала в Норвегию, чтобы повидаться с отцом. Уж не знаю, что она при этом говорила своему мужу. Но она приезжала в Осло! И у нее хватало наглости звонить не только к нам домой, но и к Ронемам.

– Когда это было? – быстро спросил Рудольф.

– Лет пять или шесть назад.

– Значит, у них был еще старый телефон?

Лиллиан кивнула.

– Маме становилось все хуже и хуже. И я решила: так дальше продолжаться не может! Как ни странно, мне удалось уговорить ее разъехаться с отцом. Целый год она провела на Канарских островах под присмотром сиделки. Она так хотела поправиться! Ее состояние действительно начало улучшаться. Когда она вернулась в Осло, мы с ней поехали в Канаду и там открыли в банке счет на ее имя. Потом мы вернулись в Норвегию и проехали прямо в Берген, где у меня уже была договоренность с частной клиникой. Мама слушалась меня, как ребенок, – ей очень хотелось поправиться. Но увы! Мне пришлось порвать с Ронемами – я боялась проговориться. Остальное ты знаешь. Можешь проверить и убедиться, что я говорю правду. Но, ради бога, будь тактичен с мамой! Она еле держится!

– Теперь мне все ясно: ты хотела сказать, что Маргит Тартани не могла вымогать деньги у твоего отца, потому что они поддерживали прежние отношения.

– Да, – почти беззвучно ответила Лиллиан. – И я не понимаю, почему он вдруг обвинил ее в вымогательстве? Ведь это глупо, правда? И почему он признался в спекуляции валютой и тайном провозе бриллиантов?

– Этого я тоже не понимаю, – признался Рудольф. – Скажи, как тебе удается разыгрывать любящую дочь? Ведь тебе приходится притворяться каждый день – и перед отцом, и перец братом!

– Я очень люблю маму, – не задумываясь ответила Лиллиан. – И «Инт-Транс», – тихо добавила она.

– Ронемы могут подтвердить, что Маргит Тартани звонила к ним, чтобы поговорить с отцом?

Лиллиан кивнула.

– Да. Фру Ронем это подтвердит. Она сама мне рассказала, что однажды, когда отец был у них, ему позвонила женщина по имени Маргит Тартани. Фру Ронем было известно, что родители не ладят между собой, и она, зная, что я на стороне матери, спросила у меня, известно ли мне это имя. Я ответила, что у отца с этой женщиной сугубо деловые отношения. Фру Ронем очень удивилась – конечно, она мне не поверила.