Ева Ланска - Клото. Жребий брошен

«Завтра у меня помолвка», — написала она.

Алекс понял, что это значит:

«Женя, прости меня! Пожалуйста, прости, если можешь!»

Женя не ответила. Нет, она еще не готова говорить о прощении. Сначала надо, чтобы весь этот кошмар закончился. И чтобы она вернулась в нормальный мир. Без сумасшедших хакеров, помешанных на любви и мести.

А сейчас… ей пора возвращаться в каюту — к тому, кто хочет, просыпаясь, видеть ее рядом с собой.

Но прежде нужно было спрятать телефон.

Женя подумала и решила положить его на старое место — в диванную подушку. И вернулась в каюту.

Оливье спал. Женя мельком взглянула на его впалые щеки, бледную влажную кожу в родинках и светлых волосках… Ее передернуло. Стараясь случайно не дотронуться до Дескампса, она легла рядом.

«Если я хочу остаться в живых, — сказала себе Женя, — а не разделить кладовую с несчастным Лейбманом, придется побыть феей, исполняющей желания. Пусть даже тошнотворные».

Она отодвинулась подальше от Оливье, укрылась краем одеяла и, кое-как согревшись, стала погружаться в сон, повторяя про себя заветное: «завтра-завтра-завтра…»

Проснулась Женя часа через два, и ее сразу охватило тревожное чувство. Было раннее утро — солнце еще не взошло, но окна каюты уже посветлели. Несколько секунд Женя просто лежала с открытыми глазами, потом осторожно приподнялась и сразу же увидела темный бесформенный силуэт на краю кровати.

Оливье Дескампс сидел, закутавшись в плед, сгорбленный, с опущенной головой, и чуть покачивался вперед-назад. На его лице застыла маска боли и страдания…

— Что с тобой? — спросила Женя как можно мягче. — Опять не спится?

— Холодно, — просипел он, продолжая покачиваться.

Женя подобралась к нему поближе и дотронулась до лба. Никаких сомнений, что у Дескампса жар. Оливье никак не прореагировал на ее прикосновение, продолжая смотреть куда-то в пустоту прямо перед собой и покачиваясь. Губы его чуть заметно шевелились.

— Что ты сказал? — тихо спросила Женя.

— Я увидел ее в кафе. Она сидела за столиком и плакала… Такие большие глаза, полные слез. Я пошел за ней, а она все жаловалась мне на продюсеров, на каких-то агентов, еще на кого-то…

Он начал кашлять. Женя сидела рядом с ним, не зная, как реагировать…

— Потом, — продолжил Оливье, откашлявшись и по-прежнему глядя в одну точку, — потом я стал приходить к ней. Я приходил каждый день, иногда она меня пускала в дом, но чаще — нет. А когда впускала… то вела себя так, словно меня рядом не было — переодевалась при мне, дверь в туалет не закрывала. И все время смеялась, смеялась, сбиваясь с французского на русский. Странный язык. Непонятно, то ли она ругалась, то ли смеялась надо мной, но все равно это звучало как музыка…

Оливье помолчал, беспокойно ворочаясь под пледом.

— Однажды у нее что-то случилось, я видел это по ее глазам… Они были такие злые и печальные… Такие красивые. Она позволила мне войти. Я сидел на диване, а она все говорила и говорила, смеялась и плакала, и опять ходила полуголая… Выпила целую бутылку шампанского, а потом…

Оливье замолчал. Его остановившиеся глаза округлились и лихорадочно блестели.

— Потом она совсем разделась, села мне на колени и… и… Она потрогала меня и, поняв, что я кончил от этого прикосновения, стала смеяться.

Оливье повернулся к Жене и посмотрел на нее безумным взглядом.

— Как она смеялась! Мне было так стыдно, что я заплакал… А она сказала, что я никчемный, ни на что не годный сморчок. Она разозлилась и стала выгонять меня, а я плакал и просил разрешения остаться. Но она вытолкала меня, сказав, чтобы я больше не смел приходить. Если, конечно, у меня не будет при себе пары миллиардов ей в подарок…

Оливье начало трясти. Он все смотрел и смотрел на Женю пустыми, немигающими глазами, и у него зуб на зуб не попадал. Женя снова дотронулась до его лба — он просто горел.

Она решительно встала и пошла в душевую. Над раковиной в зеркальном шкафчике, как она и предполагала, стояли всевозможные пузырьки и коробочки с лекарствами. Женя нашла жаропонижающее, налила стакан воды и вернулась к Оливье. Он послушно принял из ее рук и таблетки, и воду, а потом лег, не сводя глаз с одному ему видных картин стыда, горя и унижения.

Женя сидела рядом и ждала. Минут через двадцать Дескампс глубоко вздохнул и вытянулся на кровати — жаропонижающее начало действовать.

— Пить, — попросил он.

Женя принесла Оливье теплого чаю, он приподнялся, выпил чай залпом и лег на спину. Его лоб покрылся каплями пота, а еще через несколько минут Дескампс снова начал говорить, глядя в потолок:

— С Вивьеном нас познакомили институтские приятели. Он работал в банке и очень этим гордился. Дурак. Все, что мне от него было нужно, — это бэкапы его рабочей машины. Я научил его, как делать копию, — и уже через неделю знал все механизмы банковских программ. Мне не составило труда, авторизовавшись от Вивьена, вывести несуществующие банковские активы на торги. Почти полгода я играл с фальшивыми деньгами, а зарабатывал настоящие, уводя их на свои офшорные счета. И ничего. Никто ничего не видел. И тогда я просто перевел банковский актив на свой новый счет.

Женя дотронулась до его лба — он был мокрым, температура продолжала спадать.

Оливье взял ее за руку, повернулся на бок и положил щеку на Женину ладонь.

— Седьмое июля — день ее рождения. И 2007 год. Все совпало — три семерки, число везения. Седьмое число седьмого месяца седьмого года… В этот день я пошел к ней. Впервые с тех пор, как она меня выгнала. Пошел, чтобы отдать ей все, что у меня есть. Оказалось, она уже там не живет — вышла замуж и переехала к мужу… Я нашел ее новый адрес и ждал там два дня, ждал круглые сутки, без еды, без сна, как снайпер в засаде. А потом они подъехали в открытой машине. Я прятался в кустах и видел, как они смеялись. Они меня не видели, они разговаривали и хохотали. И я знал, что они смеялись надо мной! Она до сих пор презирает меня! И говорит с ним обо мне!

Дескампс снова закашлялся и задохнулся от напряжения и злости. Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, но все-таки он продолжал говорить — хрипло, с ненавистью выплевывая слова.

— Я ждал почти год, чтобы цифры совпали. Хотел, чтобы день ее рождения и день ее смерти следовали одному правилу. Она должна была умереть по расписанию — восьмого августа восьмого года, но вдруг… Вдруг появилась ты… Понимаешь? Ты появилась до восьмого августа! Шестого июля 2008-го! Понимаешь? Шесть, семь, восемь… Судьба подала знак. Часы жизни снова пошли…

Оливье заговаривался, у него слипались глаза, заплетался язык, но он отчаянно боролся со сном.

— Я все поменял… Новая жизнь… Она была фальшивкой, подделкой. Ты — настоящая…

Его голос наконец утих, глаза закрылись. И Дескампс заснул, совершенно изможденный.

Последнее сообщение от Жени подняло целую бурю в отделе Аарона Эшколя. Всем было понятно: медлить с задержанием Оливье нельзя.

Во-первых, Женя, удивив всех своей храбростью и твердостью, все-таки не могла действовать профессионально. Даже женщина-спецагент, профессиональная подсадная утка, натренированная в обращении с психопатами, не справилась бы. Тем более удивительным было Женино везение. Ей удалось выжить (на что ни Эшколь, ни его люди уже не надеялись), но взять параноика и убийцу под контроль она не могла. Было очевидно, что силы девушки на исходе.

А во-вторых, скрывать происходящее от наблюдателей стало невозможно. С операцией по поимке хакера и по изъятию денег Моссад явно прокололся. Упустить яхту после изменения фарватера; оставить преступнику заложника — совершенно неопытную русскую девчонку, не имеющую ни малейшего представления, как ей выведать пароль; не получить никакой полезной информации о счетах; и, наконец, допустить убийство информатора Лейбмана… Моссад сдавал хакеру фигуру за фигурой. Пора было признать: операция провалилась.

Назревал международный скандал.

Так что сообщение Жени о возможной высадке на острове Клото стало сигналом к началу операции по захвату Дескампса. О том, кто возглавит эту операцию, Аарон даже не раздумывал, — Алекс.

Нужно было спешить. Немедленно высадиться на Клото — до того, как туда прибудет лодка Дескампса. Алекс сделал все возможное и невозможное, чтобы успеть. Оливье еще не закончил рассказ о своей любви к русской модели, а группа из пяти аквалангистов уже плыла в сторону Клото.

В тот самый миг, когда последний аквалангист вышел из воды, со стороны бунгало, стоящего в центре острова, просвистела первая пуля из снайперской винтовки.

После того как Оливье заснул, Женей овладела полная апатия — итог физической усталости и пережитого страха.

Она хотела было связаться с Алексом, но передумала. Пусть все идет как идет, решила Женя. Все равно ничего нового она сообщить не может.