Александр Ли - Вышибала

«Это конец!» – мелькает в голове единственная мысль.

Я зажмуриваюсь, закрываю ладонями лицо и кричу от страха. Фургон виляет в сторону и врезается во что-то. Я чувствую сильную боль в плече, открываю глаза и вижу, что мы воткнулись в груду песка. Слава богу, отец успел вовремя нажать на тормоз, иначе машину засыпало бы по самую крышу. У отца разбит нос, рассечена бровь. Кровь льется по щеке и капает на футболку.

– Папа, с тобой все порядке?!

– Ерунда. Небольшая царапина. Бывало и похуже. Давай выбираться отсюда.

Мы выходим из фургона. Я краем глаза замечаю справа тот самый экскаватор и машину копов. В отличие от нас, им не повезло. На всей скорости они напоролись на ковш. Его зубцы срезали с машины крышу вместе с головами пассажиров. В салоне остались сидеть обезглавленные тела.

– Не смотри, дочка. Не надо. Тебе и без того на сегодня хватило впечатлений.

Отец осматривает фургон и не замечает никаких критических повреждений. Разве что бампер отлетел да капот слегка помялся.

Мы забираемся обратно и с погашенными фарами движемся портовыми улочками. Отец оставляет фургон в соседнем дворе и ведет меня домой. Я страшно устала, еле передвигаю ноги, болит ушибленное плечо. Мы еще легко отделались, учитывая то, что могли вообще погибнуть.

Мы заходим в дом. Отец останавливается в кухне, достает из кармана тот самый бокс, вынесенный из «Амфитеатра», и отдает мне.

– Пэнни, держи, – говорит он. – Теперь это наше оружие. Держать его в магазине небезопасно. Спрячь где-нибудь. Только не дома.

– Не беспокойся, папа. Я уже все придумала.

День стоит пасмурный, по стеклам стекают бесконечные дождевые струи. Я чувствую себя разбитой и не выспавшейся. Покупателей сегодня хватает, а я не могу сосредоточиться – в голове крутятся картинки из прошедшей ночи.

А тут еще и привередливая старушка просит показать ей фильмы с участием собак. Все они ей не нравятся. То главный герой мелковат, то сюжет слишком фривольный, то режиссер в разводе, а она поборница строгой морали. Я слушаю вполуха и не знаю, что делать с этой покупательницей.

Внезапно на другом конце зала платиновая Ненси нежно воркует:

– Добрый день! Я могу чем-нибудь помочь?

Эта самая Ненси всем мужчинам-покупателям улыбается так, будто продает себя, а не фильмы. Сейчас я сама превращаюсь в строгую поборницу морали, потому что… на пороге стоит Лео!..

Он поводит бровью, словно Кларк Гейбл в старых фильмах, и отвечает с легкой небрежностью:

– Боюсь, что нет. Помочь мне сможет только вон та юная леди. – И он направляется ко мне.

Я замираю с открытым ртом, а Лео движется между стеллажами, ослепительный в своем шикарном полосатом костюме и ярко-красной рубашке с запонками.

Он останавливается возле нас, берет у меня из рук фильм, забракованный бабкой, протягивает ей и заявляет:

– Я вижу, у вас отличный вкус. Это не обычное кино о колли, а настоящая баллада о любви, преданности и долге. Приобретая этот фильм, вы получаете три часа душевного трепета и подъема. Ведь на одном диске записаны целых две части. Не упустите свой шанс стать счастливой, милая леди!

От его улыбки бабка тает и шустро семенит к кассе.

Я стою перед Лео, не находя в себе смелости поднять глаза, перебираю диски на полке и чувствую, как щеки заливает густой румянец. Он тоже перебирает диски, и наши пальцы внезапно встречаются.

Я не нахожу ничего более умного, чем выпалить:

– Вам предложить что-нибудь?

Он насмешливо смотрит мне в глаза и отвечает:

– Вряд ли меня заинтересует этот ассортимент. Но вот у меня есть кое-что такое, что сможет заинтересовать вас. Я в этом абсолютно уверен.

В ответ на мой недоумевающий взгляд Лео артистичным жестом поводит рукой в воздухе и останавливает ее у самого моего лица. На раскрытой ладони лежит та самая сережка – золотой медвежонок в солнечном диске.

– Этого не может быть! Где вы ее нашли?

– Так, гулял по улице, смотрю – очаровательная вещица. Главное, я уже видел ее раньше в ушке еще более очаровательной девушки. Да и повод прекрасный.

– К чему?

– Вы же теперь не откажетесь поужинать со мной? – Он приближает лицо к моему уху и заговорщически продолжает: – Хотя бы для того, чтобы вон та блондинка скоропостижно скончалась от зависти. Сегодня после работы я за вами заеду.

Я не могу поверить в реальность происходящего и лишь молча киваю. Лео удаляется, оставив в воздухе аромат дорогого одеколона и самую обаятельную из своих улыбок. Ненси провожает его взглядом и не может поверить в то, что произошло несколько секунд назад. Я тоже.

Он заехал ровно за пять минут до закрытия, чтобы все девушки увидели, что это не выдумки. Лео везет меня на свидание!..

Столик был заказан заранее. Похоже, в ресторанчике «Траттория» моего спутника знали и уважали. Меня здесь впервые в жизни почтительно величают синьориной. Мы сидим в уютном зале с приглушенным светом, пьем вино, очень легкое. На небольшом подиуме стоит настоящий рояль. Седоватый пианист наигрывает невыразимо нежный и печальный блюз.

Лео рассказывает о своей жизни на Сицилии – у него там родня. О том, как приятно выйти утром в сад и сорвать с дерева сочный апельсин. Он говорит, как сицилийцы ценят семью, упоминает, что тут, в городе, совершенно не умеют готовить, а его мама делает это великолепно.

Я внезапно захотела увидеть этот сказочный остров, ослепительно сияющий на солнце, его пляжи и мощные стены каменных домов, оливковые и апельсиновые рощи с прекрасными плодами. Попробовать настоящую пиццу его мамы. Я почувствовала, что этот человек по-настоящему мне близок. Не заметила, как рассказала о нашей с папой нелегкой жизни. О своей работе.

Мы говорим долго. Расставаться нам не хочется. Пианист играет. Глаза Лео сияют, когда останавливаются на мне. Я чувствую себя особенной, единственной и неповторимой для этого необычного парня.

Внезапно он протянул руку, осторожно взял пальцами мой непокорный локон и осведомился:

– Вы их не думали выпрямлять?

– Да, это гнездо на голове меня просто удручает.

– Пенни… можно я буду называть тебя так?

Я улыбаюсь и киваю в ответ.

– Пенни, я тебя прошу, ничего с ними не делай. Твои волосы – это что-то необычайное, магнетическое. Они способны свести мужчину с ума. Когда я впервые увидел тебя… – На столе назойливо вибрирует мобильник, и Лео не успевает договорить.

Он извиняется и выходит. После этого вечер портится. Мужчина моей мечты извиняется. Мол, дела нашли его и в этом райском уголке. Но он предлагает все же довезти меня до дома. Я отказываюсь. Ведь мы с папой договорились встретиться у него в магазине и вернуться вместе. Лео не слушает моих аргументов, просто смотрит мне в глаза и спрашивает адрес магазина.

Мы едем по темным мокрым улицам, дворники работают вовсю. Я всматриваюсь в чередование глубокой темноты и светлых пятен фонарей за окнами роскошного авто и улыбаюсь. Я подсчитываю, сколько раз за последние дни могла бы умереть, но вместо этого еду в машине с мужчиной моей мечты. Мало того, он вернул мне подарок отца, который для меня больше, чем просто украшение.

Уже на месте мы некоторое время сидим, не в силах попрощаться. Лео не пытается распускать руки или поцеловать меня после первого свидания, хотя, наверное, и догадывается, что я позволила бы ему это сделать.

– Ну, беги. Отец, наверное, беспокоится.

– Ладно, до встречи. Спасибо еще раз.

– Я подожду, пока ты зайдешь.

Я поднимаюсь на три ступеньки и посылаю воздушный поцелуй от двери. Лео машет из окна, и машина трогается, разбрызгивая веером грязь и воду из многочисленных луж.

Я дергаю дверь – заперто. Неужели папа ушел без меня? Но свет горит! Стучу – ответа нет. Внутри моего живота начинает скручиваться скользкая змея нехорошего предчувствия. Я заглядываю в окно витрины. В конце зала дверь в подсобку открыта, из нее льется свет.

Я нащупываю в сумочке ключ от черного входа, бегу туда и отпираю. В нос ударяет смесь запахов пороха, ружейного масла и крови. Резкий свет бьет по глазам лишь в первое мгновение. В следующее я замечаю перевернутые ящики, сорванные стеллажи, разодранные коробки из-под патронов. Сами патроны валяются по всему полу, в лужах масла и крови. Оружие тут же, на полу.

Я не могу поднять взгляд, потому что боюсь того, что должна увидеть в следующее мгновение.

Слабый стон приводит меня в чувство. Папа! Он сидит, привязанный к стулу скотчем по рукам и ногам. Рот заклеен. Глаза на залитом кровью лице умоляюще смотрят на меня. Я подбегаю, освобождаю его от скотча, закрывавшего губы. Они разбиты. Отец сплевывает зуб, пытается отдышаться, кашляет, изо рта вылетает кровь. Я прижимаю его голову к себе, целую слипшиеся волосы.

– Сейчас, папа, потерпи – я тебя освобожу.

– Не возись. У меня нет сил говорить громко. Слушай сюда.

Я опускаюсь рядом на корточки. По лицу текут слезы бессилия и ярости. У меня нет сил смотреть на папу – избитого, окровавленного, в рубашке, разрезанной на груди, и покромсанных штанах. О том, что с ним делали эти нелюди, даже думать не хочется. Руки моего отца, умные и умелые, превратились в кровавое месиво. Похоже, сломаны ребра. На груди следы от ожогов. Мне хочется взять автомат и разнести вдребезги тех, кто так поступил с отцом.