Сергей Донской - Воровской общак

Еще в тот момент, когда инерция подтолкнула пограничный катер к шхуне, и раздался глухой стук металла о дерево, Руслан понял, что отсиживаться дальше глупо и совершенно недопустимо. Лейтенант с дурацким чубчиком явно вознамерился арестовать Земфиру, но это не исключало обыск «Афалины», грозивший катастрофическими последствиями. Нельзя было сидеть, сложа руки, и ждать, что еще взбредет в голову холуям в военной форме, обслуживающим армянина с американской фамилией.

Еще до неминуемого соприкосновения катера со шхуной Руслан ринулся в рубку. Пользуясь теми познаниями, которые Ринат успел заложить в его голову, он запустил двигатель шхуны. Тарахтение двигателя заглушило автоматную очередь и последовавший за ней выстрел из ружья.

Очередь дал лейтенант Стародворченко, но, поскольку это произошло одновременно с толчком катера, причалившего к борту «Афалины», то он пошатнулся и не попал в Рината. Половина пуль, выпущенных из дрогнувшего автоматного ствола, достались Земфире. Она как раз подскочила к отцу, чтобы не дать ему спустить курки двустволки. Три маленьких горячих кусочка металла вошли в нее одновременно, дырявя и корежа все, что находилось у них на пути.

Со стороны это выглядело, как если бы девушка наткнулась на бегу на невидимую преграду, отшатнулась назад, а потом упала.

Руслан, занятый управлением шхуной, даже не услышал выстрелов и не оглянулся. Внимание Рината тоже было сосредоточено на пограничниках. Падение Земфиры увидел лишь Самсон, оставшийся на палубе.

Он видел все как во сне и реагировал тоже как во сне: автоматически, бездумно и заторможено. Его руки сами собой прикрыли голову, она вжалась в плечи, туловище скорчилось и растянулось на палубе, стремясь сделаться как можно меньше и незаметнее. Самсон не был трусом, но он просто не успел подумать о том, чтобы схватить оружие и открыть ответный огонь. Слишком мало было времени для принятия решения. Не просто секунды, а доли секунд…

Напрасно Земфира торопилась остановить отца. На самом деле он и не собирался стрелять в пограничников. Он хотел лишь припугнуть их. Но, увидев, что лейтенант открыл огонь первым, инстинктивно пальнул из двух стволов. Указательный палец сработал раньше, чем мозг успел его остановить.

Двойной выстрел прозвучал намного внушительнее трескотни автомата. Ружье Рината было заряжено жаканами — охотничьими пулями крупного калибра, — которые пролетели над головой лейтенанта и снесли часть приборов спутниковой навигации. Ринат успел огорчиться тому, что натворил, прежде чем увидел, как автоматное дуло целится в него самого.

«НЕТ!» — пронеслось в мозгу.

«Да-да-да-да-да!» — злорадно возразило приспособление для убийства живых существ, именуемое автоматом Калашникова.

Ринату показалось, что его разрезало раскаленной металлической проволокой. Он упал могучей волосатой грудью на поручни и почти перевалился через них в воду, но угасающих сил хватило для того, чтобы оттолкнуться и опрокинуться навзничь.

Это дало Ринату возможность растянуться на палубе, рядом с любимой дочерью, изо рта которой тянулась ниточка крови. К этому моменту она уже была мертва, ее прекрасные влажные глаза остекленели, а ногти перестали скрести просоленные доски. Ринат успел окликнуть Земфиру по имени и протянул к ней руку, но это было последнее движение в его жизни, которому не было суждено завершиться. Рука с мертвым стуком упала на дощатый настил, пальцы, поймавшие воздух, скрючились и застыли.

Самсон, на глазах которого погибли отец и дочь, лежал в нескольких метрах неподвижно, словно парализованный. Его светлые волосы торчали дыбом, а небритая нижняя челюсть отвисла, как будто он собирался выразить свое потрясение каким-то возгласом. Однако ни единого звука не вырвалось из его сузившейся гортани. На время он онемел и утратил контроль над своими чувствами.

Руслан, не имеющий ни точного, ни хотя бы приблизительного представления о том, что творится на палубе, успел врубить полный ход и во всю вращал неподатливый штурвал. Неохотно повинуясь ему, шхуна начала разворачиваться на месте, толкая массивной кормой патрульный катер. Рядового Бунчука, слишком неустойчивого во вьетнамских шлепках, свалило с ног, принесенная им складная алюминиевая лестница упала в море и пошла на дно. Лейтенант Стародворченко выругался и безуспешно попытался схватиться за конец свисающего с «Афалины» каната.

Катер заболтало на пенистых бурунах, выбрасываемых из-под кормы шхуны. Боец в синих очках налетел грудью на пулеметный ствол, охнул, и опустился на колени, перебарывая головокружение.

Лейтенант, стоящий на самом краю носовой палубы, накренился, часто замахал руками, но не взлетел, а сорвался вниз. Это помешало ему отдать приказ о преследовании нарушителей. Пока его вытаскивали из воды, пока он приходил в себя и плевался морской водой, шхуна успела удалиться на порядочное расстояние. Еще не менее трех минут ушло на то, чтобы устроить разнос нерасторопному штурману Желуденко, не сумевшему правильно притереть катер к борту «Афалины». А, когда Стародворченко посмотрел ей вслед, он заметил над горизонтом движущуюся точку, грозящую превратиться в полномасштабный боевой вертолет российских пограничных войск, готовый атаковать нарушителей границы. Лейтенант уже пару раз становился свидетелем этого грозного зрелища, и отнюдь не стремился увидеть его вновь, тем более, в опасной близости.

— Заводи, Желуденко, — скомандовал он, — и средним ходом домой. А то летают тут всякие, смотреть противно.

Его абсолютно не волновало, что он только что застрелил двух человек, вина которых доказана не была. И ему было плевать на убитую девушку. Мертвая, она не представляла для Стародворченко ни малейшего интереса.

Пройдя километра три, шхуна остановилась.

Солнечные лучи безжалостно жгли плечи и слепили глаза. Руслан подумал, что сейчас яркий дневной свет неуместен. Больше подошла бы ночь. Темная и беспросветная. Черная, как траурное покрывало.

Он посмотрел на солнце с ненавистью и не отводил глаза, пока слезы ручьями не потекли по щекам.

— Вот жарит! — пожаловался Руслан, продолжая стоять с задранной головой.

— Ослепнешь, — предупредил Самсон.

— Глупо получилось, а?

— Не то слово.

— Они оба мертвые, а мы живые, — сказал Руслан.

Не было необходимости уточнять, кого он подразумевает под безличным местоимением «они».

— Да, — вздохнул Самсон и поскреб череп сквозь лохматые волосы.

— Ты почему не стрелял.

— А ты не понял?

Руслан повернулся к другу, чтобы видеть его глаза.

— Не понял, — сказал он.

— Пулемет на катере видел? — зло поинтересовался Самсон. — Наши стволы против него все равно что петарды. Он бы фарш из нас всех сделал.

— И все же я бы попробовал.

— Я бы тоже, если бы не они. — Самсон кивнул через плечо туда, где на разогретой палубе, в тишине, нарушаемой только легким поскрипыванием снастей, лежали Ринат и Земфира. — Я думал, а вдруг их только ранило? Вдруг живые? А по ним из пулемета…

Руслан обернулся и посмотрел на два неживых тела: одно большое, другое маленькое. Казалось, что могучий татарин прилег отдохнуть, протянув руку к плечу дочери. Она словно застыла в отчаянном прыжке: волосы разметались по палубе, глаза устремились к небу.

— И впрямь как живые, — пробормотал Руслан.

Впервые после гибели Земфиры, он сумел преодолеть несколько шагов, разделяющих их. Потом его колени словно подкосились. Опустившись на теплые доски, он склонился над любимой и осторожно убрал смоляные пряди волос, чтобы нежно провести пальцами по ее лицу. На нем не запечатлелись ни страх, ни боль, и если бы не струйка крови на подбородке, оно выглядело бы вполне счастливым. На высоких скулах Земфиры все еще играл румянец, заметный даже под загорелой кожей. Жадно вглядываясь в дорогие черты, Руслан приподнял Земфиру за плечи, как будто желая разбудить ее. И лишь сейчас, увидев, как ее голова безвольно откинулась назад, он окончательно и бесповоротно осознал, что она мертва. Он снова опустил ее на палубу и застывшим взглядом посмотрел на пятна крови, проступившей сквозь одежду.

— Вот так, брат, — глухо произнес голос Самсона. — Вот она, жизнь человеческая. Только что был, и вот тебя уж нет.

Он шел к Земфире неуверенно, как слепой, или как человек, передвигающийся по хрупкому льду. Его бледное лицо представляло собой трагическую маску.

Руслан немного подвинулся, подпуская побратима к телу Земфиры. Самсон присел рядом, провел ладонью по ее волосам, а потом, не считаю нужным сдерживать выступившие слезы, ударил кулаком по палубе:

— Я им не прощу этого! — закричал он, снова и снова ударяя разбитым кулаком в доски. — Они все — покойники! Все до единого! Урою гадов! Ур-рою!!!