Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита

Голенев чувствовал, что опять стал сиротой. Тоня поверила ему и пошла за ним. Она своей наивной, чистой любовью создала ему все, чего он был лишен с детства. Любая крыша над их головой, с ней рядом, становилась его домом. Она стала его семьей, его уютом, его Надеждой. С Тоней он перестал быть одиноким волком. И теперь без нее он снова один во всем мире. Конечно, у него остался Постников. Раньше Олег считал, что мужская дружба — это все, что нужно воину. Теперь он познал нечто совсем иное.

В душе у Олега было пусто. Плакать он больше не мог. Ему до боли захотелось уйти в темную морскую синеву и встретиться там с Тоней. Но и уйти он не имел права. Он теперь обязан жить для мести.

Гена Кащеев пока ничего не знал о провале своего подручного в Лазоревске. Получив от Чирика отчет о показательном убийстве адвоката, он помощника похвалил. Для Кащеева было важно, чтобы Голенев заработал репутацию криминального авторитета, и при помощи шестерки он своего добился.

Теперь настало время заняться большой политикой и разыграть карту кандидата в мэры. Кащеев долго думал, на кого делать ставку. Больше всех подходил на пост городского головы Остап Максюта. Это был единственный профессиональный хозяйственник из людей Кащеева. Но хохол отличался упрямым характером и, заделавшись начальником города, с точки зрения Гены, становился непредсказуемым. А вложить кучу денег и получить коленом под зад Кащеев вовсе не хотел. Поэтому он выбрал Славу Стеколкина. Чиновник по делам недвижимости был покладист, не очень умен, но и не полный болван. А главное, в чем Кащеев сохранял уверенность, Стеколкин не сбрыкнет, поскольку труслив и не самостоятелен в решениях. А что еще нужно от руководителя такого ранга?

Кащеев пригласил Стеколкина в свое кафе отобедать вдвоем.

Вячеслав Анатольевич, в придачу ко всем своим добродетелям, отличался пунктуальностью и ровно в два часа дня вошел в зал Какманду. Официантка Светлана тут же провела его в кабинет для вип гостей, где его уже ждал хозяин. Кащеев уважительно приподнялся с диванчика и пожал Стеколкину руку. Все же он принимал будущего мэра.

— Присаживайся, Слава. Как ты относишься к клевому куску мяса?

Стеколкин выразил полную готовность уничтожить бифштекс и, предвкушая вкусную и качественную трапезу, довольно потер пухлые руки. До еды чиновник был жаден, особенно на халяву.

— А по десять капель? — Продолжал соблазнять Кащеев.

— Мне же еще работать… Сегодня приемный день.

— По такому поводу грех не выпить.

— А что за повод?

— Я решил сделать тебя мэром города.

— Как это?

— Очень просто. Первого сентября произойдет официальное выдвижение кандидатов. Ты будешь в списке первым.

— А я справлюсь?

Кащеев усмехнулся:

— Мы справимся.

— А что мне для этого делать?

— Ничего делать не надо. Будешь читать про себя в газете, какой ты умный, честный и справедливый. А спросят, ответишь: для тебя самое главное искоренить в городе криминал, дать людям работу и социально защитить инвалидов, детей и стариков. Эту байку придется вызубрить наизусть.

— То же самое говорит мэр Постников.

— Все говорят, но никто не делает. — Успокоил бандит начинающего политика.

— А мне дадут текст? — Продолжал волноваться будущий мэр.

— Я тебе все дам. И даже денег…

Стеколкин сразу повеселел:

— Тогда выпьем.

Светлана принесла бутылки и закуски. Кащеев разлил водку и уже приготовился сказать тост, но в дверь заглянула Мака:

— Можно тебя на минутку? — Подруга бандита никогда не появлялась во время его мужских застолий. Кащеев понял — что-то случилось. Он поставил на стол рюмку и вышел.

— Тебе какой-то хмырь с юга звонил. Там Чирика повязали. Кажется, он жену Коленева зарезал. — Без всяких эмоций сообщила Мака.

— Можешь, поточнее?

— Больше он ничего не сказал…

Кащеев выругался и побежал домой.

Стеколкин остался за столом, размышляя, как поступить. Выпить одному вроде не прилично, а ставить рюмку обратно — плохая примета. Кащеев не приходил, и чиновник решился. Он опрокинул рюмку и торопливо принялся закусывать. Закуски становилось все меньше, а Кащеев не появлялся. Наконец хозяин вошел в кабинет, но за стол не сел:

— Слава, базар отменяется. Вечером собери Максюту, Курдюка и Паперного. Ждите меня до упора.

— А что случилось?

— Тогда и узнаешь… — Бросил Кащеев и тут же покинул озадаченного Стеколкина. Тот посидел некоторое время, ковыряя вилкой отварной язычок, затем быстро выпил еще рюмку водки, торопливо уничтожил остатки закусок и, аккуратно промокнув губы салфеткой, отправился на работу. Сегодня, сразу после обеденного перерыва, Стеколкин ждал двух посетителей, за счет которых наделся поживиться, и опаздывать на встречу с ними не хотел. Должность мэра рассудительный чиновник воспринимал, как журавля в небе, а взятку, как синицу в руках. А как учит народная мудрость, синица в руках куда надежнее.

В русских южных городах просыпаются рано. В шесть часов утра прилавки базаров заполнены. Продавцы на месте, хозяйки стараются успеть к прилавкам раньше товарок. Самое лучшее разберут ранние, соням достанутся остатки.

И сегодняшнее утро в Лазоревске мало отличалось от других, пока не появились мальчишки, продавцы газет. Они бежали по базару с криками: «Убийцу поймали»! Покупатели и продавцы тут же забыли о своих меркантильных интересах. Газета пошла по рукам. Ее читали вслух. На первой полосе Лазоревский «Поморник» опубликовал подробную статью о гибели жены кооператора Коленева. Она погибла от рук того же бандита, который накануне зарезал адвоката Лапочкина. В статье рассказывалось и о признании уголовника по кличке Чирик во всем содеянном. Статью иллюстрировали портрет живой и веселой Тони, и фото криминального эксперта, запечатлевшее страшные останки обезглавленного адвоката рядом с его загубленной собакой.

Через час возле офиса Голенева собралась огромная толпа. Люди несли цветы, многие плакали. Суровые лица, крепко сжатые зубы, тихие проклятья в адрес убийцы. Словно с небес, над головами собравшихся поплыл плачущий голос скрипки. Народ расступился. Моня Корзон, не прекращая музицировать, прошел по живому коридору и поднялся на крыльцо. Маэстро играл, прикрыв глаза, не вытирая сбегающих по щекам слез. Он плакал вместе со своей скрипкой. Печальная мелодия объединила всех, кто пришел выразить Голеневу свои соболезнования и поддержку. Они не просто сочувствовали потерявшему жену кооператору. Люди поняли, что ошиблись, посчитав его бандитом и убийцей, и теперь винились за это.

Олег вышел из офиса, обнял скрипача и поклонился собравшимся. Кто-то крикнул — «Держись, капитан, мы с тобой». Тут же выстроилась очередь желающих пожать молодому вдовцу руку. Слов никто не говорил, за всех говорила скрипка Мони. Очередной горожанин смотрел Олегу в глаза, следовало молчаливое рукопожатие, и подходил следующий. Олег уже потерял чувство времени и пространства, а народ все подходил.

Толпа не расходилась до вечера. Одни сменяли других. На жару никто не обращал внимания. Моня Корзон играл пять часов подряд. Он играл до тех пор, пока в толпе не заметили, что он едва держится на ногах. Старого музыканта подхватили десятки рук и отнесли к дому.

Олег сидел в офисе с Нелидовым и бухгалтершей Фаей. Директор передавал дела приемнику. В том состоянии, что он находился, беседовать о производстве и планах на будущее Голеневу было тягостно. Но он умел зажимать свои эмоции. Боевой афганский опыт многому научил капитана. Закончив с бумагами, Олег отпустил Фаину, и они остались вдвоем с бывшим подводником. Алексей Михайлович встал, прошелся по кабинету и остановился у окна:

— Смотри, люди до сих пор не разошлись, а время уже позднее.

— Да, народ меня здорово поддержал. Не хотелось бы уезжать из города, оставаясь в их глазах преступником.

— Если честно, я думал, ты этого ублюдка прибьешь. — Признался Нелидов: — Никак не предполагал, что ты его сдашь в милицию.

— Ему все равно не жить. Кащеев, когда узнает, что Чирик его сдал, добьет в лагере. А для меня он всего лишь шестерка убийцы. Это Кащеев затеял свою игру, и его, можешь не сомневаться, я в живых не оставлю.

— В этом я и не сомневаюсь. Но одному завалить такого зверя трудно. Я хочу поехать с тобой.

— Нельзя оставлять кооператив, да и рисковать вашей жизнью я не намерен. — Возразил Голенев. Хотя желание Алексея Михайловича его согрело.

— Несколько дней кооператив обойдется и без директора.

— Не обойдется. А развалить дело, которому отдал столько сил, мне обидно. К тому же Хорьков и еще несколько ребят из афганцев и так едут со мной.

— Ты меня прости за тот разговор.

— Какой разговор?