Сергей Зверев - Кидала

Широко раскинув руки, наркоторговец замер и уставился в покрытое копотью небо наполовину прикрытыми глазами. Левая пола пропитавшегося известью пиджака распахнулась, и Андрей сквозь клубы пробивающегося сквозь крышу дыма разглядел широкую рукоять «беретты».

Дышать на крыше было уже невозможно. Выпростав из брюк рубашку, Мартынов прижал ее ко рту и, падая, сунул свою руку под еще теплую руку ямайца…

Рука удобно легла на рукоять, он потянул оружие на себя и перевернулся на спину…

Вертолет по-прежнему висел над уже начавшей местами потрескивать крышей, и в нем находился Малкольм, пытавшийся разглядеть, каким образом Джексон причинил смерть русскому. Он просто не мог улететь, не убедившись в главном…

Когда первая пуля пробила стеклянный колпак, Малкольм подумал, что это палит Джексон, обиженный тем, что его оставили на крыше.

— Зайди правее! — приказал Стив пилоту.

— Нас свалят, босс! — вскричал пилот. Мы не на «Чинуке» и даже не на «Хью-Кобра»! Мы на «стрекозе»!..

— Зайди правее, я сказал! — повторил Малкольм, вглядываясь в расстилающийся над крышей смог.

— Нас собьют, — запричитал пилот, — нас обязательно собьют…

Вторая пуля вошла ниже колпака, повредив систему навигации.

— Спустись ниже! — проорал Малкольм, вынимая из кобуры «кольт» и готовясь расстрелять ослабевшего после схватки Джексона с высоты нескольких метров.

Когда до черепицы оставалось не более трех метров, Малкольм увидел…

Мартынов шел к вертолету с безумной улыбкой.

Он сжимал в руке тяжелую «беретту» и, храня на своем лице следы чужой крови, улыбался оскалом смерти…

— Пресвятая Богородица… — пробормотал, словно в ступоре, Малкольм.

«Беретта» задрожала в руке русского…

Малкольм успел досчитать до пяти. Первые пять пуль просто крушили аппаратуру вертолета, когда же геликоптер вздрогнул, потеряв ориентацию и перестав повиноваться штурвалу, Стив Малкольм пришел в себя. Прокляв себя за трусость, он распахнул окно и вытянул руку по направлению к врагу…

И тут же «беретта» в руке русского задергалась, как паралитик. Малкольм хорошо видел, как одна за одной покидают пистолет русского гильзы.

Одна из пуль пробила плечо пилота, вторая пронзила его шею. Он бы выжил, выжил бы, верно, и его босс, но какая-то из десятка выпущенных, как из автомата, пуль пробила редуктор пропеллера. Оторвав руки от штурвала, чтобы прикрыть хлещущие кровью отверстия на своем теле, пилот завалился на бок, а Малкольм, который в любую секунду мог вытолкнуть это тело и сесть в его кресло сам, схватился за штурвал, чтобы стабилизировать положение начавшего крениться вертолета…

Он хватал штурвал, а сам смотрел на Мартынова. Русский стоял на крыше, иронично отдавая ему воинское приветствие…

Редуктор заклинило и лопасти ослабли. Они точно уснули после долгой, тяжкой работы.

— Будь ты проклят, сволочь!.. — прокричал Малкольм…

…И это было последнее мгновение, когда эти двое видели друг друга.

Прозрачный и смешной вертолет завалился на бок и начал падать мимо крыши прямо на улицу Paradise.

Он стесал несколько рекламных неоновых вывесок со стены соседнего здания, разорвал нити протянутых проводов, и огромный сноп электровзрыва, осветивший улицу, стал траурным салютом для Малкольма и его пилота.

Ударившись о землю, он взорвался, и ударная волна прошлась по первым этажам теснящихся вдоль дороги зданий.

Кафе, в котором сидела Сандра, казино, бильярдная Joe’s, закрытый на ночь фитнес-клуб, первый этаж «Хэммет Старс» — стекла этих заведений влетели внутрь вместе с клубами пламени…

Изумленная Сандра обернулась.

Столик, за которым она сидела всего минуту назад, унесло в глубь кафе потоком огня и стекол, а лежавшая на нем белоснежная скатерть сгорела в одно мгновение, словно ее бросили в топку мартеновской печи.

Ноги не слушались, но девушка, превозмогая слабость, побежала к крыльцу здания, в которое поочередно вошли сначала русский, а потом так понравившийся ей толстяк со своим напарником.

Вокруг выли сирены, к пожару на улице Парадиз мчались брандмейстеры и, верно, полиция.

Сандра посмотрела на три машины, стоявшие перед входом. Она посмотрела с жалостью и страхом. Если лимузин Мартынова хуже выглядеть не стал, то похороненные под обломками оба джипа представляли собой унылое зрелище.

«Он спросил, что сейчас будет делать Мартенсон, — пронеслось в голове девушки. — Больше таких вопросов он, наверное, задавать не станет… Выживи, а?..» — и ей самой до конца не было понятно, в чей адрес она обращается.

Бежать по лестницам на тридцатый этаж занятие само по себе утомительное, бежать же по задымленным лестницам — невыносимое.

Четыре года тренировок в спортивных залах ФБР создали неплохую базу для подобных восхождений, но ей ни разу еще не приходилось тренироваться в таких условиях.

Сандра преодолевала этаж за этажом, стремясь увидеть кого-то из тех, кто стал ей за эти дни и часы близок и понятен. Увидев перед глазами табличку «25 Level» она вдруг сломалась и заплакала. И теперь каждый шаг ей приходилось делать, борясь не только с дымом, но и с собой.

На площадке 29-го этажа она увидела детективов. Спутник Чески стоял на коленях перед напарником и требовал, чтобы тот ожил…

Безумными глазами она посмотрела вверх, и всюду, куда достигал ее взгляд, она видела трупы…

Револьверы полицейских лежали с вывернутыми барабанами, в них зияли пробоинами пустые гильзы, рядом с напарником толстяка валялся автомат, из которого тот, верно, и вел последний бой.

Три, пять, шесть, семь… Семь тел, среди которых чернокожих было не меньше половины, свисали с лестничных перил, лежали вниз головой на ступенях, смотрели на нее пустыми глазами…

— Господи Боже… — прошептала она, обессиленно падая рядом с молодым полицейским на колени.

— Он прикрыл меня, — повторял и повторял МакКуин. — В меня стреляли, а он в последний момент меня прикрыл… Он поступил как напарник… Меньше года до пенсии, а он меня прикрыл…

Лицо Сандры снова исказилось страданием. Тот, кто ей нравился, умер. Кого она боготворила как мужчину, умер, верно, дважды.

— Зачем все это… — прошептала она и склонилась лицом к своим коленям.

— Хватит ныть, сукины дети, тащите меня вниз… — раздалось над ее ухом, и от знакомого дребезжания этого голоса ей вдруг стало нехорошо.

Она подняла остекленевший взгляд и увидела детектива Чески, который пытался достать до своей шеи рукой, но никак не мог сделать этого, потому что была прострелена и рука. На второй его руке сидел МакКуин.

— Шеф?..

— Тащите вниз, я сказал, — едва слышно повторил Чески. — Я и сейчас не хочу успеть к обвалу небоскреба…

— Шеф, вы же…

— Умер? — уточнил Чески.

— Верно, — подтвердил Сомерсет.

— Если человек лежит с закрытыми глазами, так он, по-твоему, непременно мертв? Как фамилия твоего преподавателя по медицинской подготовке в полицейской академии?

На Сомерсета без смеха нельзя было смотреть: он дрожал от радости, но сказать напарнику, что счастлив видеть его живым, не мог, не было сил; ему хотелось поблагодарить Бога, но он забыл местонахождение адресата.

— Мне пуля в шею попала, я к лестнице отлетел и головой ударился, — прохрипел Чески, пытаясь оценить рукой на затылке результат столкновения с бетоном. — Меня как будто из розетки выключили, черт побери… Попробуй, парень, имея вес почти в триста фунтов, прыгнуть спиной вперед и удариться головой о стену!

Сандра и МакКуин глупо улыбались.

— Накаркали, шлюхи, — зло проговорил Чески, будучи поднятым на ноги.

— Какие шлюхи? — сквозь слезы, смеясь от счастья, спросила Сандра.

— Я лежал в кровати, а рядом две проститутки вязали шарф… С двух концов, — объяснил он, отнимая ладонь и любуясь ее алым блеском. — Надо было шарф надеть перед выездом из Нью-Йорка, МакКуин, надо было…

Сандра притянула его голову к своим губам и поцеловала.

— Потерпи минут… двадцать, все будет хорошо.

— Да тут двадцатью минутами, детки, не отделаешься, — уверенно заявил Чески, вспоминая, сколько времени он поднимался. — Двадцать лет в полиции и — ни одного выстрела. Ни одной царапины… ни одной погони… Не тряси меня, Мак!..

Прижав его руку к своей груди, Сандра понесла тяжелую, но невероятно дорогую для себя ношу вниз. Этот мужчина был ничуть не хуже Мартынова. Ему бы о «Скорой помощи» молить и стонать, а он смеется, кажется, над всеми…

— Вы не знаете, где Мартынов? — выдохнула она, стараясь попадать каждым словом в ритм шага, чтобы не задохнуться.

Чески расхохотался, и девушку стало то прижимать к земле, то подбрасывать.