Татьяна Полякова - Жестокий мир мужчин

Сашка мог знать, что Илье кто-то назначил встречу в парке «Дружба», вот он с ловкостью фокусника и провернул это дельце. Чем Илья мешал ему? Являлся препятствием на пути к «мировому господству»? Друзей предавали и за меньшее. Сашка столковался с армейским дружком, перестрелял авторитетов и засадил моего мужа в тюрьму… Не годится, убийства произошли практически одновременно. Трудно поверить, что Сашка учинил расправу на Катинской, успел спрятать автомат, потом явился к Андрею, застрелил его, подбросил пистолет Илье, и все это за считанные минуты. Кто-то ему помог… Севка? Если удастся отсюда выбраться, спрошу об этом у него самого. Эх, Севка, Севка, хороши у тебя дела с моим братом! Я закрыла глаза, потому что свет лампочки стал раздражать…

Мой любимый старший брат, разделавшись со всеми конкурентами, стал править в городе… Занятно. Сашка в роли коварного Нерона… или Калигулы? О, черт, какая разница?

Однако братишка где-то дал маху, и Илья узнал о его проделках, но согласился немного поиграть. Поэтому и ждали его с большим нетерпением. Последний акт губернской драмы.

Как поведет себя Илья? Согласится с сегодняшней расстановкой сил или рискнет и погибнет? Мое сидение в подвале может объясняться просто: Сашка будет использовать меня для давления на Илью. Мой муж меня любит: любил раньше, любил все эти пять лет и любит сейчас. И ему предстоит сделать трудный выбор: или я, или…

Эта лампочка здорово действует на нервы, лежать в темноте куда приятнее…

А если все не так и я нахожусь у Сашкиных врагов? Почему бы таковым и не быть? Недруги, воспользовавшись появлением Ильи, начали военные действия и шантажируют вовсе не моего мужа, а Сашку. В этом случае я себе не завидую. Любимый старший брат уже предал друга, жену и… Не мог он убить Лерку. Он не знал, что она у меня, а когда

узнал, ее уже не было в живых. Он мог догадаться, когда я сказала о свидетеле. Мог. Но с той минуты всегда был рядом… И не звонил… То есть звонил один раз, Илье… и сказал что-то… Ну да, о том, что Лерка поделилась своей выдумкой. Выходит, Илье Леркина версия известна? Стоп… не разбрасывайся, сосредоточься на одной мысли. Сашка не мог убить Лерку и не мог отдать приказ об этом… если не сделал этого раньше, до встречи со мной… А его лицо? И слезы… Я в жизни не видела, чтобы Сашка плакал. Даже когда хоронили родителей.

– Сашенька, – позвала я. – Объясни мне, ради бога… объясни…

Я уткнулась лицом в подушку, но… неожиданно успокоилась. Слез не было, скорее – злость. Не на Сашку даже, а на то, что проще назвать одним словом: судьба. У меня никогда уже не будет мужа и брата… или тот, или другой… Я не хочу об этом думать, не хочу…

Что затеял Илья? С Сашкой он ведет себя так, точно не знает, что тот упек его в тюрьму. И Илья тоже советовал мне уехать. Чтобы руки были развязаны? А когда я вернусь, та самая судьба сделает за меня выбор? Меня встретит муж… или брат… Не могу я лежать в этом дурацком подвале, когда там происходит такое… А что бы я там смогла? Остановить их… остановить…

– Может, еще скажешь как? – ядовито осведомилась я и вновь легла на спину.

Тут свет погас. Я удивленно огляделась и стала ждать, что будет дальше. Ждала долго, но ничего не происходило. Совсем ничего. Я лежала, ждала, веки наливались тяжестью, иногда мне казалось, что слух улавливает какие-то движения, и я, напрягаясь, почти не дыша, всматривалась в темноту, вслушивалась, но вокруг было тихо. Я соскальзывала в эту тишину, все дальше, дальше… Мысли путались, а я засыпала…

Свет опять горел, а возле двери стояли два термоса и большой поднос. Я медленно поднялась с кровати и подошла к ним. Количество и качество пищи, а также сервировка намекали на то, что я не заштатный арестант, а почетный тюремный гость. Нож и вилка отсутствовали – меня уважали. Это навело на некоторые мысли, и я тщательно обследовала свою тюрьму. К сожалению, о подкопе пришлось забыть.

Дверь, вот что меня интересовало… дурацкая дверь без ручки, выглядевшая непробиваемой, как броня. Однако эта дверь открывается, иначе, как здесь появилась еда, и будет открываться впредь, если они, конечно, не решат вдруг уморить меня голодом. Судя по меню, о моем здоровье трепетно заботились. Клубника со сливками и мороженое – это кое-что. Мороженое, правда, успело растаять и выглядело препротивно, но я все-таки с ним расправилась.

Наевшись до отвала, прошлась по комнате. Тюремщик выбрал для визита время, когда я спала. Надо проявить бдительность и не проворонить столь светлый миг в следующий раз.

Тут я додумалась взглянуть на часы. Они показывали половину третьего. Дня, ночи? А если дня, то какого? Если я не путаю, сегодня пятница, а если учесть, что меня только что кормили супом, то время обеденное. Логичность и глубина умозаключений прямо-таки поражает… Глупо кормить человека ночью… Ладно, будем считать, сегодня пятница, половина третьего дня. Интересно, питание здесь трехразовое? Как бы не проворонить мне этого парня… А может, это вовсе не парень? Кто ж тогда, интересно? Вот и займись выяснением.

Этого типа я засекла только на третий день, если, конечно, ничего не напутала и с момента моего заключения прошло двое суток. Надо сказать, что чувствовала я себя препаршиво, что неудивительно. Свет то выключали на несколько часов, то включали, на пороге появлялся поднос с термосами – вот и все события моей жизни. Плюс дрянные мысли о брате и страх за Илью.

И в этот раз я могла пропустить миг, когда дверь откроется и кто-то оставит мне пищу. Кормили меня дважды в день и отнюдь не по часам. Как я ни старалась, а поднос появлялся и исчезал именно в то время, когда я спала. Должно быть, у моего тюремщика сильно развит дар предвидения.

И в этот раз свет выключили уже довольно давно, меня клонило в сон, и тут я различила шум за дверью, вроде бы что-то звякнуло, потом осторожные шаги, дверь открылась, а я вскочила и в три прыжка оказалась возле нее. Перед моим носом она захлопнулась, и тут же зажегся свет. Под ногами стоял поднос, а под дверью кто-то весело хихикнул.

– Придурок! – крикнула я и, схватив поднос, швырнула его об стену. Это мне понравилось, и я еще немного пошвыряла: термос, стол и стул.

– Эй, не валяй дурака! – раздалось из-за двери. – Будешь плохо себя вести, привяжу к кровати.

– Пошел к черту, дурак! – ответила я.

– Сама дура! – обиделся парень, в общем, у нас завязались какие-то отношения.

Прошли еще сутки, за это время мы трижды заводили беседу, то есть я обзывала его придурком, а он каждый раз обещал привязать меня к кровати. Голос один и тот же, выходит, парень не меняется и живет где-то здесь, над подвалом.

– Когда меня выпустят? – рискнула спросить я на третий раз.

– С чего ты взяла, что тебя выпустят? – ехидно осведомился он. – Так и будешь здесь сидеть, если не перестанешь швыряться подносами.

– А чего не убьете, зачем продукты переводить?

– Умная, да? – обиделся он и ушел, а я легла на кровать.

На следующий день он заговорил сам. Когда я проснулась, поднос уже стоял у дверей, но стоило мне вернуться из-за ширмы, парень спросил:

– Как спалось?

– Хуже некуда, – ответила я. – А тебе?

– А я сплю хорошо.

– Молодец, значит, сторожем при мне тебя назначил мой брат?

– Кто? – проявил он живой интерес.

– А то ты не знаешь: Сашка Романов.

– Он твой брат? – вроде бы удивился парень и тут же добавил: – При чем здесь он? Болтаешь всякую чушь, – и убрел, я слышала удаляющиеся шаги. Судя по звуку, он поднимался по лестнице, что немудрено, поскольку я нахожусь в подвале.

Появился мой стражник меньше чем через час. Услышав шаги, я крикнула:

– Ты бы хоть книжку какую мне принес, свихнешься тут от скуки!

– Ничего, я вот не свихнулся, мне, может, тоже невесело.

– Тогда давай поговорим, – предложила я.

– О чем?

– К примеру, о моем брате.

– О твоем брате мне неинтересно, я про него и так все знаю. У него ночной клуб в центре, классная забегаловка. Я там был один раз.

– Тогда расскажи про себя.

– Ага… дурак я, что ли?

– Я не биографию прошу и не военную тайну. Например, какие женщины тебе нравятся?

– Блондинки, – подумав, ответил он. – Ну, и чтоб все при ней было.

– Ким Бессинджер тебе нравится?

– Чего-то я такую не помню…

– Как же, «Девять с половиной недель»…

– А-а… нравится.

После этого мы немного поговорили об американском кинематографе.

– Слушай, здесь очень жарко, – вздохнула я, решив, что взаимопонимание достигнуто. – Нельзя ли эту берлогу проветрить?

– Дверь, что ли, открыть? – обиделся он и ушел, но вернулся уже не через час, а минут через сорок. Парень точно был один, трудился без выходных, скучал и томился.

В подвале в самом деле стало невыносимо жарко. Я вылила на себя трехлитровую банку воды, а парень за дверью насторожился.

– Опять дурака валяешь?

Выходит, он меня видит? Я решила проверить свои подозрения и принялась буйствовать.