Сергей Белошников - Палач

— Ольга Матвеевна, а я-то при чем? Вы что — забыли? Мы же заключили с вами сделку, которая обратного хода не имеет. И вы были с самого начала прекрасно об этом осведомлены, более того — вас это, как я понял, вполне устраивало.

Вот он-то как раз говорил абсолютно спокойным тоном.

— И потом я — только промежуточное звено. Так же впрочем, как и вы. Да, я действительно некиим образом завязан в этом деле, имею определенные обязательства, но… А вы твердо уверены, что сей печальный случай с номером третьим — это моих рук дело?

Он снова явственно хохотнул.

— Вы не смеете, — прошептала я. — Я…я вам еще заплачу.

— Заплачу — это звучит приятно, — засмеялся он. — Но вот за что, Ольга Матвеевна?

— За то, что вы больше никого никогда не тронете.

— Никого! Ха! Один-то и остался. Всего один номер. Прячется, правда, скрывается наш приятель…где-то… Не без вашей ли помощи, любезная Ольга Матвеевна, а?

— Нет! — отрезала я. — Хватит, хватит всего этого ужаса. И не морочьте мне голову, не юродствуйте! Вы слышите меня?

— Мне нравится ваш императив, Ольга Матвеевна. И вообще вы мне нравитесь, учитывая то, что в этой жизни женщины меня мало интересуют. Но такие волевые, решительные женщины, как вы — ба-альшая редкость в наше слюнявое время. Вы, можно сказать, — раритет, уникум. И вы мне нужны, Ольга Матвеевна. Но об этом — чуть позже. А ваша несколько странная забота о номере четвертом…

Он замолчал. Сигарета незаметно дотлела, обожгла мне пальцы. Я зашипела от боли, швырнула окурок в камин.

— Что вы сказали? — услышала я его голос.

— Ничего.

— Вы меня слушаете?

— Да.

— Вообще-то мы конечно можем поговорить на эту тему…о досрочном прекращении нашего договора. Которую вы так близко принимаете к сердцу. Коль вы так настаиваете…

Я затаила дыхание.

— Ну, что ж, — я услышала, как он вздохнул. — Давайте встретимся, обсудим возникшую проблему. Как говорится, кто рано встает, тому Бог подает. Вы уже на ногах, а я вообще человек на подъем легкий. Я сейчас подъеду к вам на дачу и…

— Нет-нет! — воскликнула я. — Нет… Пожалуйста, не здесь, кругом соседи, знакомые… Здесь неудобно.

Он не ответил. А я, вцепившись потными пальцами в трубку, смотрела на свитер, висевший на спинке дивана. Свитер моего отца, который я заставила надеть Андрея во время нашего стремительного бегства в укромное место. Укромное!.. Боже, какая наивность!

— Тогда мы встретимся в другом месте. Вы сейчас приедете в больницу, — уже другим тоном, приказным, сказал он. — Адрес я скажу. Там вас встретят возле третьей хирургии.

— Почему это я должна ехать в какую-то больницу? — растерялась я.

— А вдруг вы решите, что я вас обманываю… Насчет номера третьего? Занимаюсь бессовестным вымогательством, придумываю предлоги… — Он тихо засмеялся. — Вот вы приедете, поговорите с ним, убедитесь, что я не лгун и не злодей, каковыми вы наверное, в глубине души меня считаете. Мы побеседуем и вполне возможно, — в зависимости от того, конечно, как сложится наш разговор, — я попробую что-нибудь сообразить… В отношении вашего четвертого номера. Ну, так как, Ольга Матвеевна?

Я раздумывала недолго.

— Хорошо, — сказала я. — Я выезжаю. Говорите адрес.

Он продиктовал. Я мысленно повторила его и, не прощаясь, бросила трубку.

Я зажмурилась. Обхватила голову руками, со всех сил стиснула ее. Я нутром чуяла, что не надо ехать, надо бежать. Но куда?.. И кто гарантирует, что его ублюдки не засели уже где-нибудь поблизости, не ждут меня и — главное, — Андрея?..

Я открыла сумку. Вытащила и пересчитала все наличные деньги. Не считая рублей, чуть больше полутора тысяч долларов. Я положила их в отдельный кармашек. Для этого дьявола.

— Я все слышал, — раздался голос Андрея.

От неожиданности я вздрогнула.

Он стоял на ступенях лестницы, завернувшись по пояс в простыню.

— Что ты слышал, Андрюша? — пролепетала я.

— Ну, почти все… Как эта гнида признавалась тебе в любви… Параллельный телефон.

Он говорил безо всякой обиды, скорее даже весело. Я встала, не обращая внимания на свою наготу. Он подошел ко мне, обнял, простыня свалилась на пол и я прильнула к нему — теплому, живому, уже родному.

— Я поеду с тобой, — дохнул он мне в ухо.

Я молчала.

— Ты меня слышишь? Я еду с тобой.

Я отстранилась. Посмотрела ему в глаза и отрицательно качнула головой.

— Но почему? Это мужское дело.

— Нет, милый. Здесь даже Терминатор не поможет — ни первый, ни второй. Это — как раз женское дело. И не говори мне больше ничего, ладно?

Я поднялась наверх, быстро натянула шмотки. Когда я вернулась обратно, он по-прежнему стоял посреди холла, правда, накинув простыню — стоял, похожий на грустного римского сенатора.

— Ты умеешь обращаться с этим? — спросила я.

В руках я держала принесенный сверху карабин.

— Конечно, — с обидой в голосе сказал он.

— Замечательно. К окнам не подходи, закройся после моего отъезда на все замки и засов. Никому не открывай. Я, когда вернусь, постучу и произнесу условную фразу, — я вымученно улыбнулась. — Ну, скажем: «Милый, пора вставать!» Это будет означать, что я одна…без нежеланных гостей. А если вдруг кто-то в мое отсутствие начнет… Сразу стреляй, без разговоров.

— Они не придут, — сказал он.

Я не стала его разубеждать.

Он проводил меня до входной двери. Когда я распахнула ее, в глаза мне ударила белизна.

За ночь выпал снег. Первый снег в этом году.

— Это — к счастью, — сказал он, наклоняясь ко мне. — К счастью и удаче.

— К черту, — сказала я и поцеловала его, что было сил.

«Третья хирургия» — трафаретом было напечатано возле неприметной двери, ведущей внутрь корпуса. Я вышла из машины, прихватив сумочку. Огляделась. И тут же из двери вышел высокий мужчина в белом врачебном халате. Лицо его скрывала марлевая хирургическая маска. В руке он нес что-то тоже белое.

Он подошел ко мне и молча протянул это белое — точно такой же, как на нем, халат.

— Надевайте, — сказал он.

— А где Станислав Андреевич? — спросила я.

Он не ответил. Махнул повелительно рукой и я вошла следом за ним в здание корпуса.

Мы поднимались пешком по длинным маршам широкой пустынной лестницы. Никто не попался навстречу. Мы дошли до третьего этажа, свернули в полутемный коридор. Потом почему-то опять пошли вниз. Долго. Несколько поворотов по узкой лестнице. Еще несколько поворотов. И наконец он, шагнув вперед, открыл обшарпанную дверь без надписи. Остановился, пропуская меня вперед. Я посмотрела ему в лицо: глаза у него ничего не выражали. Я шагнула в дверной проем, дверь за мной закрылась. Мужчина остался снаружи.

Комната — или палата? — была очень большой, без окон и в ней находился всего один предмет: больничная каталка, стоявшая под беспощадным светом бестеневой лампы. На каталке лежало что-то длинное, укрытое желтоватой нечистой простыней.

Я уже догадывалась, что там лежит. Меня колотило. Но я все же подошла к каталке и двумя пальцами потянула за простыню.

Номер третий. Завалишин Александр Андреевич.

Я сразу же узнала его, не смотря на то, что практически вся нижняя половина лица у него была снесена и вместо нее темнело кровавое месиво, из которого торчали зазубрины костей. Он смотрел в низкий потолок широко открытыми тусклыми глазами. А я смотрела на него. И не испытывала по отношению к нему ничего, никаких чувств. Ни ненависти, ни жалости, ни раскаяния. Ничего. Хотя, наверное, именно я была его убийцей.

Он был мертв и этим было все сказано.

— Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего Александра, — прошептала.

Опустила простыню и твердо ступая, вышла из комнаты. Мужчины в халате с повязкой на лице нигде не было видно. Вообще никого не было. Холодно горели вдоль стен люминесцентные трубки.

И тут я поняла — зачем меня вызывали.

Андрей. На даче. Один.

Я наобум кинулась бежать по коридору. Я натыкалась на запертые двери, нигде не было окон, — судя по всему, цокольный или подвальный этаж. Наконец, забежав за очередной угол, я увидела лестницу, идущую наверх. По ней я вылетела в большой зал с колоннами. Старушка в синей хламиде возила шваброй по мокрому кафелю.

— Бабушка, где здесь выход?! — заорала я.

— А вона, вона, — перепуганная моим воплем, старушка закивала на стеклянные двери, которые я сразу и не заметила.

Я вылетела на улицу. Моя красная «хонда» стояла, как ни в чем ни бывало — метрах в тридцати, у торца больничного корпуса. Возле нее никого не было и в ней тоже. Я содрала халат, швырнула его на подтаявший снег и, оскальзываясь, побежала к машине.

И первое, что я сделала, подбежав к ней — это открыла капот. Быстро все осмотрела — теперь я могла ожидать от него всего, чего угодно. На первый взгляд вроде бы все было на своих местах, вроде бы ничего не тронуто. Я быстро умнела, но не поздновато ли?..