Элмор Леонард - Контракт с коротышкой

Вернувшись домой, он поставил машину в гараж, сменил черный комбинезон гонщика на белый шелковый халат и босым принялся ходить по квартире. Разобрал постель и смял простыни, взъерошил волосы, потом причесал их. Марвин Гэй пел «Сексуальное утешение», когда Кэтлетт услышал шум подъехавшей к дому машины. Он сразу же подумал о легавых. Но в такое время подписанного судьей ордера на обыск у них быть не может, поэтому по поводу пистолета он беспокоиться не стал и зашлепал к входной двери с видом невинного, только что проснувшегося человека. Машина оказалась не легковой — когда погасли направленные на дом фары, он увидел припаркованный фургон и идущего к двери Медведя с чемоданом в руке.

Недовольно бурча, Кэтлетт впустил его.

— Ты что, не знаешь который час? Что подумают соседи?

— Мне не терпится избавиться вот от этого, — пояснил Медведь, протягивая ему клетчатый чемодан «Блэк Уотч», привезенный Йайо. — Я заезжал к тебе вечером, сразу после твоего звонка, но тебя не оказалось дома. Я даже зашел в дом, чтобы оставить это дерьмо, но потом подумал, лучше будет отдать тебе лично, чтобы ты сам проверил. Здесь все, кроме того, что Ронни увез в Палм-Дезерт.

— Погоди, ты вечером был у меня дома?

— Ты что, плохо стал слышать?

Этот перекачанный каскадер вздумал хамить. Кэтлетту показалось это странным.

— Медведь, почему ты так со мной разговариваешь? Мы с тобой чудесно ладили, почти никогда не спорили. Я даже считал тебя своим другом.

— С лестницы вместо тебя падал я, так ты хочешь, чтобы я же и в тюрягу сел? На хрена мне такой друг.

— Что? — Кэтлетт недоуменно поднял брови. — Ты воспринял всерьез мой базар по телефону? Я ж просто пошутил. Ты, наверное, испугался, когда я назвал себя подленьким говнюком… Перестань, ну да, раньше я тебе такого не говорил…

— А ты и есть говнюк, говорил ты это или нет. И прямо хочу сказать, я тебе не верю. Проверяй чемодан и не говори потом, что я якобы что-то спер.

Кэтлетт увидел, что Медведь кладет чемодан на пол и становится на колени, чтобы открыть молнию.

— Восемь кило, верно?

— Верно. Хочешь получить расписку? — предложил он Медведю, закрывающему чемодан. — Кстати, песня очень в тему. Это Марвин Гэй «Не правда ли, странно»… Вот и я думаю, не странно ли это? Приперся в такое время, подождать не мог, что ли? И почему ты ни о чем не спрашиваешь?

Кэтлетт смотрел, как эта туша в цветастой рубашке поднимается на ноги.

— Ты не спросил, удалось ли мне без твоей помощи влезть в дом этой бабы. И сделал ли я то, что собирался.

— И так ясно, что не сделал, — фыркнул Медведь, — иначе выложил бы все, как только я пришел, а потом понес бы всякое дерьмо о том, что я тоже замешан и должен держать язык за зубами.

Кэтлетт был несколько удивлен, но поведение Медведя уже не казалось ему странным — он понял ход его мыслей.

— Я тебе абсолютно серьезно сказал, что завязываю.

Ну да, все точно…

— Слушай, чем я-то тебя не устраиваю? Ты ведь говорил с Чили Палмером? Уже после того, как завязал. Когда это было? Вчера вечером? Сегодня утром?

Медведь ничего не ответил, но Кэтлетт и так обо всем догадался. Достаточно было увидеть хитрую ухмылку на лице этого жирного тупицы. Медведь пришел потому, что вот-вот сюда должен подъехать Чили Палмер.

— Медведь, я рад, что ты нашел время заглянуть ко мне.

Кэтлетт прошел в спальню, достал пистолет сорок пятого калибра и сунул его в карман халата, вернее, сунул туда руку с пушкой — слишком тяжелым и большим был ствол. Тут до его слуха донеслись два звука — в строгой последовательности, как по сценарию.

К дому подъехала машина.

И Марвин Гэй запел «Усыпанный звездами стяг». Запись была сделана в «Форуме» перед игрой всех звезд НБА. Это был вариант в стиле соул под аккомпанемент барабанов. Совсем неплохо для начала шоу в лучах восходящего солнца. Пение Марвина вдохновляло Кэтлетта, придавало особый настрой, призывало действовать хладнокровно.

Чили определил нужный ему дом по припаркованному рядом фургону — одноэтажный, с плоской крышей, половину занимает гараж на две машины. Так ему казалось, пока он не вошел и не увидел внутренний интерьер. Двери на противоположной стене гостиной, ведущие на веранду, были открыты. В проеме мерцал кусочек розовеющего неба. Ему захотелось полюбоваться видом, и он, должно быть, застал Кэтлетта и Медведя врасплох, когда прошел мимо них со словами:

— Так это и есть один из тех домов, которые болтаются над ущельем.

Он имел в виду, если смотреть с Лорел-Кэньон-драйв. Никакого ответа.

Он повернулся к дверям на веранду спиной. Гавайский Медведь стоял рядом с чемоданом, мистер Кэтлетт с руками в карманах халата был рядом, где-то в этой белой гостиной играла музыка. В пять тридцать утра все еще было бесцветным. Белый ковер на полу, белая секционная мебель в форме квадрата, белые картины на стенах, которые в другое время суток были бы цветными. Зеленые растения, сейчас кажущиеся просто темными, темный чемодан на полу, темное лицо Кэтлетта, его темные босые ноги на белом ковре. Наверняка соврет, что не выходил из дома. Чили хотел было заговорить, но вдруг понял: Господи, да это же государственный гимн, только какой-то придурок сделал из него блюз.

Усилием воли Чили снова заставил себя думать о Кэтлетте и начал:

— В меня уже стреляли, один раз — случайно, два — умышленно. Но я все еще жив и буду жить так долго, сколько захочу. А это значит, что ты должен убраться — подальше от меня и Гарри. Если ты все поймешь правильно, мне не придется выбрасывать тебя с этого балкона.

— Теперь моя очередь, — промолвил Кэтлетт, чувствуя поддержку Марвина Гэя и приятную тяжесть сорок пятого калибра в правой руке, внутри шелкового кармана.

— Ты имеешь в виду вот этот балкон? — Он подошел к Чили поближе. — Это — моя веранда, друг. И если ты настроен на грубый разговор, сойди с моего ковра, за который я заплатил по семьдесят баксов за ярд, не хочу его пачкать.

Если бы этот парень и дальше таращился на него, Кэтлетту пришлось бы показать пистолет, но Чили безропотно вышел на веранду и почему-то уставился на дорогу в Вэлли, взбирающуюся вверх по скалам. Кэтлетт взглянул на Медведя, предлагая тому тоже выйти на веранду.

— Говоришь, в тебя уже стреляли? Верю, не могу только понять, почему ты жив.

— Повезло, но испытывать судьбу еще раз не собираюсь. Вот скажи, что мне делать? Идти к легавым и жаловаться? Я читал в газете, что одного парня баба грохнула и зарыла в пустыне только потому, что он вышиб ее из какой-то киношной сделки. Я был просто поражен — из-за какого-то вшивого кино. А потом засомневался, подумал: вполне возможно, если ставки высоки. А когда сам оказался в подобной ситуации и ты начал палить в меня, решил — о да, еще как возможно. Но я остаюсь, а ты уходишь. Понимаешь? Будет только так, и не иначе.

— Того парня грохнули из-за фильма с бюджетом больше сорока миллионов, — промолвил Кэтлетт. — Но знаешь что? Фильм провалился, и все потеряли деньги. Ставки высоки, однако высок и риск. А тебя с дороги я все равно уберу.

Марвин Гэй подошел уже к «родине храбрецов», к самому концу гимна, и Кэтлетт ощутил желание поторопиться, поскорее покончить со всем этим. Пора доставать пистолет — что он и сделал — и направлять его на Чили Палмера, стоящего в центре веранды.

— Ты ворвался в мой дом, и у меня есть свидетель. — Он взглянул на Медведя. — Или соучастник, мне все равно.

Чили Палмер выглядел глупо в этой лиловой футболке и костюмных брюках.

— Только на этот раз без звуковых эффектов. Без Джона Уэйна и Дина Мартина, палящих в плохих ребят в «Эльдорадо».

— Это было «Рио-Браво», — сказал Чили.

— В «Эльдорадо» пьяницу играл Роберт Митчем, а в «Рио-Браво» в похожей роли снимался Дин Мартин. Джон Уэйн снимался в обоих фильмах. Играл Джона Уэйна.

Чили не знал, поверил ему Кэтлетт или нет, но он-то был прав. Он выиграл у Томми Карло пять баксов, когда они поспорили, в каком фильме снимался Дин Мартин. Хотел даже сказать Кэтлетту, но сейчас того это вряд ли интересовало. Поэтому он снова переключился на сегодняшнюю ситуацию:

— Ладно, твоя взяла. Я возвращаюсь в Майами, ты становишься киномагнатом. Никогда не спорю с человеком, наставившим на меня ствол. — Такого огромного пистолета он никогда не видел. — Уеду сегодня. Если хочешь, можешь даже посмотреть, как сажусь в самолет.

Кэтлетт не опустил пистолет, но взгляд его стал довольно спокойным, и Чили даже подумал, что он вот-вот скажет: «О'кей, вали отсюда». Потом, может, пригрозит, мол, если я тебя еще когда-нибудь увижу…

Но тут в разговор вмешался этот долбаный Медведь:

— Давай, Кэт, стреляй. Я — свидетель.

На глазах у Чили ствол поднялся на несколько дюймов и уставился ему прямо в грудь.