Джадсон Филипс - Детектив США. Книга 2.

Ее правая рука была крепко сжата. Он приподнял ее: рука была еще теплой. Она, по всей видимости, скончалась не так давно. В кулаке были зажаты несколько длинных белокурых волос. Даже если бы он и не видел, что волосы выдраны с корнем, он все равно предположил бы, что это волосы нападавшего. В глаза ему бросилось серебряное кольцо на пальце женщины. Он осторожно разжал кулак, посмотрел на кольцо, и его внезапно охватило отчаяние и чувство полной безнадежности.

Он давно уже предположил — с того момента как открыл дверь и увидел тело женщины — он давно уже понял, кто она, понял, что смерть наложила печать безмолвия на ее уста и сделала бессмысленными строки письма. Кольцо лишь подтвердило эту уверенность, оно являло собой прямой и неизбежный факт, от которого никуда не деться.

На кольце были выгравированы инициалы И. К.

Мертвая женщина на полу гостиной была Ивлин Клауд.

Он осторожно опустил ее руку. Ему показалось, что он уже заранее знал и то, что не будет обращаться в полицию. Он, безусловно, не положил бы в карман медальон, если бы намеревался звонить в полицию. Внутренним чутьем он понял, что, будучи замешанным в убийстве, он не сможет выполнить то, зачем приехал сюда. У него просто нет времени на объяснения с полицией. Так же инстинктивно он догадался, что смерть Ивлин Клауд каким-то образом была связана с гибелью Мэри. Поэтому он повернулся, вытер носовым платком ручку двери гостиной, потом, не убирая платка с ручки, открыл дверь, закрыл ее и протер дверную ручку с внешней стороны.

— Что это ты делаешь? — спросила Пенни.

— Тш-ш-ш, — прошипел он. — Ты прикасалась здесь к чему-нибудь?

— Нет. Кто-нибудь умер?

Он взглянул на нее, удивившись на мгновение, затем, вспомнив советы по воспитанию детей, которые давали по телевидению, ответил:

— Да, умер.

Пенни вскинула голову:

— Кто?

— Та женщина, к которой мы приехали. Пойдем отсюда.

Он открыл застекленную дверь, выпустил Пенни и опять вытер дверную ручку. Когда они выезжали на главную дорогу, он подумал, не оставят ли следов на утрамбованном песке колеса их автомобиля.

У дома их поджидала блондинка.

Она сидела на верхней ступеньке крыльца и курила сигарету. На ней были свободная юбка и жилетка, ноги небрежно скрещены — слишком небрежно. Она взглянула на подъехавший «плимут», но продолжала сидеть, положив ногу на ногу, и, казалось, не обращала никакого внимания на то, что ветер вытворяет с ее юбкой. Она все так же лениво курила, не отводя глаз от Зака, пока он выходил из машины и огибал ее, чтобы открыть дверцу Пенни. Затем она бросила сигарету на песок и вытянула обутую в босоножку ногу, чтобы затоптать окурок, ветер подхватил юбку, задрал ее так, что показалось длинное гладкое золотистое бедро.

— Привет, — сказала она глубоким хрипловатым голосом. — А я вот вас поджидаю.

Зак и Пенни подошли к ступеням крыльца.

— Правда? — небрежно бросил Зак.

— Закария Блейк — это ведь вы, не так ли? — улыбнулась она. Лицо ее было очень загорелым, улыбка широкой и белозубой. Ее глаза казались ярко-голубыми на фоне загара. Когда она улыбалась, в уголках глаз собирались крохотные морщинки. Зак сопоставил голос, лицо, тело вполне уже зрелой женщины и пришел к выводу, что ей, должно быть, года тридцать четыре или около того.

— Закария Блейк — это я, — ответил он. — Вы явились выселять меня из дома?

— Что? — она взглянула на него с откровенным недоумением.

— Это я так, не обращайте внимания. Чем могу служить, мисс?

— Мэрфи. Инид Мэрфи. Друзья на вечеринках зовут меня «Брайди», но это уже не смешно.

— Что ж, здравствуйте, — вежливо произнес Зак. — Это моя дочь, Пенни.

— Привет, — сказала Пенни.

— Привет, — кивнула ей Инид.

— Вы так и не ответили мне.

— Я из «Уайнъярд-Газетт», — пояснила Инид. — Это местная газета. Но я не постоянный сотрудник. Пишу время от времени для них заметки летом.

— Ну и?..

— Ну и стараюсь разыскать каких-нибудь знаменитостей, прежде чем меня не опередит центральная пресса.

— А я тут при чем?

— А вы и есть знаменитость.

— Я?

— Именно вы.

— Это для меня новость, — изумился Зак.

— Не такая уж и новость. Мы тоже в Массачусетсе, знаете ли, принимаем передачи компании «Резеньяк». Толпы народа здесь не садятся за стол без сладкоголосого Закария Блейка.

— Судя по вашему голосу, вам не очень-то нравятся мои передачи.

— Я их никогда не слушаю, — ответила Инид. — Мне пойти и встать в угол?

— Вы постоянно живете здесь, на острове? — спросил он.

— Нет. Я из Бостона.

— А здесь на лето?

— А здесь на лето, — подтвердила она.

— Чем же вы занимаетесь, когда не охотитесь за знаменитостями?

— Купаюсь. Загораю. Пью коктейли.

— Я имею в виду — в Бостоне.

— Я — свободный художник. Пишу статьи для женских журналов.

— Весьма похвально, — одобрил Зак.

— Судя по вашему голосу, вам не очень-то нравятся журналы для женщин.

— Я никогда их не читаю. Мне пойти и встать в угол?

Инид улыбнулась:

— Так вы согласны на интервью?

— А вам за это заплатят?

— Разумеется.

— Тогда согласен. Я дам вам интервью и что-нибудь выпить. Не могу же я лишать человека честного заработка.

Они направились в дом, а Пенни спросила:

— Можно мне пойти на пляж, папа?

— Только не купаться.

— Нет, буду собирать раковины.

— Тогда конечно.

— А можно взять с собой томагавк?

— Конечно.

— Спасибо, пап, — она поцеловала его и повернулась к Инид: — Очень приятно было с вами познакомиться, мисс Мэрфи. — Она выбежала из дома через заднюю террасу по ступенькам к пляжу.

— Она очаровательна, — заметила Инид.

— Благодарю.

— А ваша жена тоже с вами?

— Она умерла, — просто ответил Зак.

— О, простите…

В комнате на мгновение воцарилась тишина.

— Что будете пить? — спросил Зак. — У меня только водка.

— Что ж, выпью водки, — согласилась Инид. — Со льдом, пожалуйста.

Пока он готовил напитки, она стояла рядом.

— Итак, что мы имеем, — Инид достала блокнот и ручку. — Темные волосы, карие глаза, волевой подбородок. Я думаю, можно сказать так: «привлекательный и мужественный Закария Блейк». Годится?

Зак пожал плечами.

— Какой у вас рост, мистер Блейк?

— Пять футов и одиннадцать с половиной дюймов.

— Напишем шесть футов. Так звучит романтичнее.

— Это пойдет в женские журналы или только для местной прессы?

Инид рассмеялась. Смех ее оказался мягким и глубоким, и на мгновение он напомнил ему смех другой женщины, смех из прошлого, но он, сделав усилие, заглушил в себе воспоминание.

— Сколько вам лет, мистер Блейк?

— Тридцать шесть.

— Мне тридцать три. Где вы родились?

— В Бронксе.

— Матч «Бостон» — «Бронкс», — заметила она, перестала писать и изучающе посмотрела на него. От этого пристального взгляда ему стало немного не по себе. Он протянул ей бокал.

— Не выйти ли нам на террасу? — предложил Зак. — Там было бы удобней.

— Давайте.

Они сели лицом к океану. Ступени спускались от дома прямо в кустарник, поэтому пляжа с веранды видно не было. Но до них доносился отдаленный шум волн, ударяющихся о пирс, монотонный гул колокольного боя и дикие вопли чаек в небе.

— А вон там маяк Гей-Хэда, — сказала она.

— Ум-м…

— Вы слышали о женщине-индианке?

Зак ощутил внезапное напряжение. Стараясь казаться спокойным, он спросил:

— О какой такой индианке?

— О той, что торговала подлинными сувенирами из Гей-Хэда, сделанными в Бруклине?

— О, нет, — он провел рукой по губам и отхлебнул из бокала.

— Мне это показалось забавным, — Инид пожала плечами. — Как долго вы работаете на радио, мистер Блейк?

— Двенадцать лет.

— Справедливы ли слухи, что ваша кандидатура намечалась на место Эда Лиггета в его шоу в прошлом году?

— Да, верно.

— Что же случилось?

— Умерла моя жена, и у меня пропало желание вести это шоу.

Опять стало тихо. Инид отпила из бокала.

— А как она умерла?

— Это для вашей газеты? — ответил Зак вопросом на вопрос.

— Нет, это для меня. Хотя вы можете и не говорить об этом.