Джон Ридли - Бродячие псы

Гейл вернула Джона на землю:

– Сегодня наша годовщина, а ты заставил меня ждать.

На лице у Джона застыл немой вопрос: «Что за хрень ты несешь, о чем это ты?»

– Что за хрень ты несешь, о чем это ты? – сказал он вслух.

– Восемь месяцев. Ровно восемь месяцев со дня нашего первого свидания.

О чем это она? Сейчас там Оушен с друзьями[8] сидит и ждет свои тринадцать штук, готовый выпустить Джону кишки, а она несет невесть что.

– Ты меня слышала? Меня ждут люди, которые…

– А ты меня слышал? Сегодня восемь месяцев со дня нашего первого свидания, а я сижу тут как дура и жду весь вечер.

Никакая паника, парализовавшая все его существо, не шла в сравнение с этим. Не важно, кто ты – король Англии или уличный бродяга. Если у тебя есть подруга, она может вылить на тебя какое-нибудь чудовищное, ненормальное, ошеломляющее дерьмо, которое заставит тебя забыть обо всем на свете. Чтобы расстаться с женщиной, достаточно увидеть, как кто-то другой за карточным столом открывает расклад выше твоего.

– Восемь месяцев не сегодня.

– Сегодня.

– Не сегодня. Я приехал в Вегас год назад и в первую же неделю своего пребывания в городе познакомился с тобой.

– Я знаю. Неужели ты думаешь, что я не помню этого? Я не сошла с ума. Сегодня годовщина не нашей первой встречи. Сегодня годовщина нашего первого настоящего свидания.

Джон подумал о гомике, который сидел с ним за карточным столом. Может, быть гомиком не так уж и плохо. Голубые, наверное, действительно счастливы. Два парня, живущие вместе, имеют общие интересы, занимаются мужскими делами, понимают друг друга как мужчина мужчину. А ему надо разбираться с женщиной.

– Первый раз… Гейл, мне нужны деньги. Меня сейчас не волнует, когда мы встретились или когда мы… – Джон сплюнул и продолжил: – Мне нужны деньги!

Взгляд Гейл изменился. Так меняется взгляд у женщины, когда она хочет что-то спросить у промокшего под дождем и требующего денег бой-френда. Так меняется взгляд у женщины, почувствовавшей что-то неладное, а женщины всегда что-нибудь такое чувствуют. Всегда. У них это в крови. Женщины не могут иначе.

Гейл подошла к Джону.

Джон невольно отступил назад, слишком решительно она подошла.

Гейл на секунду закрыла глаза. Только на секунду. А когда снова открыла, в них пылал адский огонь.

– Ты был с женщиной.

– Что… я… что ты?..

Именно так ведут себя пойманные с поличным. Они вздыхают, закатывают глаза, делают вид, что не понимают, о чем речь. И так всегда. У них это в крови. Мужчины не могут иначе.

– Да ты весь пропах ею, Джон, и запах у нее дешевый. У нее запах двухдолларовой шлюхи, которая готова лечь под кого угодно.

– Я… почему ты…

– Признайся. Признайся, ты был с женщиной!

Деньги, парень. Надо вернуться к деньгам. Признайся и снова скажи про деньги.

– Да, ты права, я действительно встречался с девушкой, но это…

– У нас сегодня годовщина, а ты был с другой?!

– Сегодня не… хорошо, сегодня у нас годовщина, а наша первая встреча? Как же наша первая встреча? Дерьмо собачье. Дерьмо собачье, а не годовщина!

– Только не для меня! – Глаза у Гейл покраснели. Скоро они увлажнятся, а потом потекут слезы. Чертовы слезы.

Джон упорствовал:

– Восемь месяцев. Это даже не год. Был бы год, я бы еще понял. Гейл, девушка… Я играл, она просто была рядом. Вот что я пытаюсь тебе сказать, карточная игра. Я проиграл, проиграл очень много, и не тем людям. Мне нужны деньги, и я… Господи боже, мне нужны деньги!

– В любой другой вечер я бы стерпела. Но сегодня?.. В день нашей годовщины?!

Правда. Вот к чему приводит правда. Правда несет с собой только боль, и жжение в груди, и проблемы. Если тебе кто-то нужен, если ты кого-то любишь и в то же время не хочешь слишком сильно страдать, – правде нет места в отношениях, разве что когда старая добрая ложь вовремя не приходит на ум.

Гейл была на грани срыва, но изо всех сил старалась держаться. Так сильные женщины становятся слабыми. Даже Джону, человеку, который душу отдаст под заклад в задрипанный ломбард, лишь бы получить еще денег на рулетку, было больно на это смотреть.

– Я не могу, Джон. Восемь месяцев я снабжала тебя деньгами, а ты продувал все первому встречному ослу. Я уже не так молода, чтобы тратить время впустую, как тратила на тебя. У меня нет восьми месяцев на то, чтобы подыскать себе кого-то, кто, может, не красавец и не слишком крут, но кому не наплевать на меня. Не так уж много я хочу, правда? Немного, но этого хотят все: под конец дня, чувствуя себя заезженной лошадью, знать, что у тебя есть кто-то – где-то – кому ты, черт побери, хоть капельку нужен.

– Гейл, я…

Как только Джон попытался заговорить, Гейл обрушила на него новую тираду:

– МНЕ ТОЖЕ В ЭТОЙ ЖИЗНИ ЧЕГО-ТО ХОЧЕТСЯ! Неужели так сложно понять, что не только у тебя могут быть желания? Тебе нужна другая девушка? Иди к ней! Но только не в мое время. Не в мои личные часы.

Тяжелая тишина. Повисла в комнате и сгустилась как грозовая туча. Даже шепот Джона прогрохотал раскатом грома:

– Извини, Гейл. Пожалуйста, прости меня за то, что я так поступил, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы исправиться. Все, что хочешь. Но сейчас мне нужна твоя помощь. Если ты мне не поможешь… Я серьезно влип, Гейл. Очень серьезно. – Еще один удар сердца, и – чтобы подтолкнуть: – Пожалуйста.

– У меня на счету около двадцати двух тысяч, – тут же откликнулась Гейл.

– О, боже, милая, спасибо. Мне нужно только тринадцать. И я тебе все отдам. Клянусь, все…

– Ты ничего не получишь.

Джон онемел.

– Ни цента. Ты не получишь ничего.

С превеликим трудом Джон сумел наконец заговорить:

– Ты… не… послушай: я попал. Меня пришьют, Гейл. Меня пришьют, если я не заплачу. Ты должна мне помочь.

Никакой реакции.

– Черт возьми, Гейл, они убьют меня! МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ!

Уже кое-что: на губах Гейл мелькнула едва заметная улыбка. О да, Джона убьют, она смаковала каждую секунду его смерти. В аду нет фурии…[9]

Пол закружился у Джона под ногами. В мгновение ока мир изменился: завертелся, закачался, вышел из-под контроля. Джон очутился в спирали, которая вот-вот утащит его прямо к земному ядру на скорости двести миль в час, и от него ничего не останется, кроме пустой выжженной воронки.

Начиная свой полет к центру земли, Джон кинул прощальный взгляд на мир вокруг. И увидел только Гейл. На ее лице играла улыбка.

В Вегасе день не особо отличается от ночи или, по крайней мере, от вечера. Огни. Бесконечные огни. И темноты слишком мало, чтобы в ней укрыться. Несмотря на толпы народа, несмотря на дождь, на Фремонт-стрит при всем желании не спрятаться.

Джон пытался скрыться.

Он собрал, что имел – все безделушки, все побрякушки, какие только смог найти, и потащил в ломбард, – второй по прибыльности бизнес в Вегасе после казино.

Восемьсот долларов. Джон принес весь свой скарб, и его оценили в восемьсот долларов. Вот что представляет собой человек: попадая по-крупному, узнаешь, сколько стоит твоя жизнь. Восьмисот долларов не хватит даже на приличные похороны.

Поэтому Джон ничего не стал продавать. Не стал закладывать свою гордость. Все, что теперь имелось у него за душой, – хлам, стоимостью в восемьсот долларов.

Нужно срочно убираться из города. Направившись к своему «мустангу», он увидел здоровенного мужика, похожего на бандита, который околачивался возле машины. Может, этот громила неровно дышит к «мустангам»?

Может быть.

Но, скорее всего, он работает в отделе доставки у франтоватого мистера Веши. Джон не горел желанием выяснять, так ли это, и дал деру.

Носиться туда-сюда по Фремонт-стрит – довольно глупое занятие. Находился бы он сейчас около «Юнион Плаза», сел бы в поезд и… Но в таком случае пришлось бы оставить «мустанг». Об этом и речи быть не может. Ладно, на время нужно затаиться, а потом…

Черт! Что это? Еще один бандюга. Или тот же самый? Или это у Джона паранойя?

Нет, здоровяк следит за ним, точно.

Головной болью свербил в мозгу сумасшедший план: убрать бандита, залезть в «мустанг» и смыться из города. Не слишком хороший план. Уж очень прост, но должен сработать.

Может быть.

Если только удастся выполнить первый пункт.

Может быть.

Джон решил срезать, нырнув в проход между домами. Это была ошибка. Там оказался тупик. Им снова овладела паника. Он развернулся и пошел обратно к улице. Дойдя до начала прохода, Джон почувствовал удар в грудь. То ли кирпичом, то ли свинцовой трубой. На самом деле – кулаком. От удара Джона швырнуло назад.

Гигантские руки – бандитские – подняли его за плечи и вмазали в стену дома. У Джона перехватило дыхание. Он ловил воздух ртом, затем глубоко вдохнул, заглатывая дождь вместе с воздухом. В голове у него билось и кричало: «Не надо было убегать! Не надо было убегать!»