Робин Мур - Человек семьи

Пат остановился послушать, хотя по-настоящему никогда не интересовался политикой.

Священник – отец Раймундо Марсери – был искусным оратором. Его голос, слегка высоковатый, но мощный и властный, имел акцент, присущий жителям района, удаленного не более чем на две мили от угла, на котором он держал речь.

– Билл О'Дуайер всегда был нашим другом и другом всех людей нашего города в течение многих лет. Вы все знаете о его фантастической карьере, которую он сделал на борьбе с рэкетом в Бруклине. Он оставил свой пост только в ответ на призывы своих сограждан. Его недавняя служба в Италии способствовала восстановлению там мира и процветанию несчастной нации, которая живет на родине многих наших предков.

– Винсент Импеллиттери не нуждается в представлении людям, населяющим этот район. Его прекрасный послужной список в муниципалитете и лояльность – к своему городу и своему народу говорят сами за себя.

Пат видел имя О'Дуайера на плакатах предвыборной кампании. Имя Импеллиттери было ему незнакомо. Под флагами он заметил еще несколько надписей: "ВОЗДАДИМ ЧЕСТЬ НАШИМ СОБСТВЕННЫМ ГЕРОЯМ – САНТО ГАНЧИ И ФРЭНКУ ЦЕРИЛЛИ!!!"

Интересно, кто из них сидел в инвалидной коляске и что они такое сделали, чтобы попасть на трибуну?

Пат заслушался, заинтересованный театральным стилем выступления священника, Он обратил внимание на то, что священнику приходится перекрикивать нескольких уличных смутьянов, которые нахально проталкивались вперед через негустую толпу.

– Возвращайтесь в свою Сицилию, долбаные итальяшки! К долбаному Муссолини! – кричали четверо крепких с виду молодых парней в спортивных майках. Трое из них держали в руках по банке с пивом, у четвертого было по банке в каждой руке. Кажется, они переусердствовали в праздновании конца войны.

– Смотри, эти итальяшки поставили свой паршивый флаг прямо рядом с нашим флагом!

Юноша с двумя пивными банками, казалось, совсем взбесился от такого "нахальства". Пошатываясь, но не разлив ни капли из полной банки, он добрался до трибуны и вылил остатки из другой на оскорбляющий его как патриота красно-бело-зеленый символ.

Матрос, стоявший на трибуне, перелетел через ее ограду и ударил головой в живот хулигану, помогая себе кулаками. Трое других смутьянов заорали и побросали вверх свои банки. Пока матрос и первый парень барахтались в схватке на булыжной мостовой, трое остальных ринулись к трибуне и с остервенением накинулись на нее, разнося деревянную конструкцию на куски. Один из них схватил итальянский флаг и метнул его, словно дротик, в толпу, одновременно выкрикивая: "Долбаные итальяшки – всепсихованные!"

Матроса в инвалидном кресле сбросили в порыве дикой ярости с трибуны. Священника, пытавшегося вмешаться в скандальное происшествие, тоже столкнули вниз. Половина толпы потихоньку рассеялась. Остальные стояли, наблюдая, как зачарованные, за жестокой схваткой.

Пат спокойно смотрел на эту сценку всего несколько секунд. Затем внезапно, из неведомых внутренних глубин в нем поднялась буря чувств, переполнивших всю его душу. Он схватил из развалившейся трибуны перекладину с торчащими гвоздями, прикреплявшими ее к уличной ограде.

Пользуясь перекладиной как опорой, он вскочил на переполненную людьми трибуну. Размахивая перекладиной, как кинжалом, Пат схватил за волосы рыжеволосого предводителя банды и оглушил его, ударив в висок своим оружием. Это оказалось достаточным, чтобы свалить врага с трибуны. Его левое окровавленное веко закрылось, как у актера, загримированного для роли пирата. Очевидно, один из гвоздей, торчавших из перекладины, задел его лицо. В толпе раздались одобряющие крики, и здоровый матрос, которому удалось вырваться из объятий бандита, захромал, улыбаясь, в сторону разъяренного Пата.

– Спасибо, малыш. Нам нужна была помощь!

– Мы пока еще не победили, – ответил Пат, набрасываясь на оставшуюся пару хулиганов.

Один из смутьянов, завидев дикое выражение гнева на лице размахивающего палкой Конте, согнувшись, спрыгнул с трибуны:

– Пошли отсюда, Марти! Этот парень – долбаный маньяк!

Второй парень тоже спрыгнул, но оставил клок своей трикотажной футболки на конце палки Пата, а кроме того, получил глубокую кровоточащую ссадину на спине, прежде чем успел приземлиться. Пат, все еще охваченный пылом борьбы, помчался за удирающей парочкой, но его остановил властный окрик священника. Он лежал в странной позе в грязной канаве, видимо, не способный встать на ноги.

– Остановитесь! Довольно драться! Подойди и помоги мне.

Пат неохотно прекратил преследование и наклонился, чтобы позаботиться о поверженном священнике.

– Можете ли вы встать, отец? – спросил он, подкладывая руки под жирные плечи священника, одетого в черное.

Священник заорал от боли:

– Матерь Божья!

Казалось, его колено или сломано, или сильно вывихнуто. Пат встал позади массивного священника и приподнял его за плечи.

– Обопритесь на здоровую ногу, отец, – посоветовал он, недовольно ворча из-за удивительной тяжести его тела.

После нескольких попыток священник оказался на ногах, но от слабости прислонился к полуразрушенной платформе.

– Ты – добрый малыш, – сказал он. – Бог зачтет тебе это милосердие.

Пат выглядел обиженным.

– Послушайте, я хочу оказать вам помощь, но оставьте при себе эту чепуху о Святом Джо! Простите меня, отец, но мне и так довольно долго забивали этой ерундой голову. Сыт ею по горло!

Он предложил мускулистую грязную руку расстроенному священнику, а другой обнял его за предполагаемую талию, чтобы обеспечить надежную поддержку.

Они пошли, как члены команды, участвующей в бегах на трех ногах, вниз по Томпсон-стрит в направлении Хьюстона, пересекли широкую улицу и двинулись дальше, к Грэнд-стрит.

– К какой церкви ты принадлежишь? – спросил отец Раймундо. Его рука, касающаяся Пата, была теперь горячей и потной.

– Я не принадлежу никому и ничему. Сам забочусь о себе.

– Мне просто хотелось спросить...

Отец Раймундо вдруг замолчал, одумавшись.

Когда они добрались до пасторского дома – чистенького особняка из песчаника с окрашенными в белый цвет деревянными частями, расположенного на боковой улице за коричневым кирпичным готическим Собором, толстый священник был весь покрыт потом от боли и пыхтел от усталости.

– Пожалуйста, помоги мне войти в дом.

Пат полувнес, полуподтолкнул священника, чтобы преодолеть крутые ступени крыльца, ведущего в дом.

Большая бледная женщина, также во всем черном, подбежала к дверям вестибюля, когда отец Раймундо вошел в незапертую входную дверь.

– Вы не заперли переднюю дверь?

Отец Раймундо с усилием улыбнулся:

– В этом нет нужды. Люди знают нас, а кроме того... у нас есть друзья.

– Что случилось, отец? У вас ужасный вид. Вся одежда в грязи! Вам не успеть привести себя в порядок до мессы!

– София, попросите молодого Карло отслужить мессу. Пошлите за доктором Джианнини и узнайте у этого молодого человека его фамилию, имя и адрес.

Пат повернулся, чтобы уйти:

– Не собираюсь сообщать ни фамилии, ни адреса. Мне ничего не нужно от вас, отец. Я сам о себе забочусь.

– Не дури, – сказал священник голосом, в котором снова зазвенели стальные нотки. – Изволь сообщить эти сведения!

Мгновенно оробев по непонятной причине, Пат сообщил, что живет в доме 184 по Брум-стрит.

– Отлично! – сказал отец Раймундо. – У нас есть там друзья. Мы поможем тебе.

– Я уже говорил вам, отец. Мне не нужна ничья помощь, – отрезал Пат, теряя терпение.

– Мы должны помочь тебе, – сказал отец Раймундо, и на сей раз в его голосе прозвучало нечто, почти похожее на угрозу.

Пат Конте не хотел принимать никакой помощи от толстого священника. Но его беспокоили перспективы дальнейшей работы. Он понимал, что с окончанием войны потребность в обоймах для патронов неизбежно сократится. Его занимал вопрос, когда следует ожидать полного закрытия мастерской. Он решил, что неплохо было бы отложить какую-то сумму денег на случай нужды.

Пат договорился со своим сообщником, работавшим на свалке, что тот подгонит свой уборочный грузовик к разгрузочной платформе фирмы "Континентал", занимавшейся изготовлением крепежа и пружин, и загрузит его тонной медной стружки. За такой груз Пат мог получить две-три сотни баксов. Даже если удастся проворачивать одну такую операцию в неделю, за пару месяцев можно скопить тысячу или даже больше.

Грузовик был обычной уборочной машиной для вывоза мусора. Суть операции заключалась в том, что Пат давал знать водителю, когда именно следует вывезти на свалку груз, в котором будет находиться полдюжины лишних барабанов с металлическими отходами без регистрации в документах компании.

К концу смены каждый рабочий стремился поскорее добраться до дому, и Пат, работавший на транспортных весах Фэйербэнкса, мог без особых затруднений пропустить грузовик с несколькими лишними барабанами груза на борту.