Николас Блейк - Минута на убийство; Решающая улика

— Может, не надо?.. — протянул Найджел.

— Никак не могу добиться, чтобы вы поняли, — сказал Фортескью, — кто–то должен держать пальцы на всех кнопках, иначе у нас будут постоянно происходить сбои или заторы. И это ваша работа как руководителя редакционного отдела, я не собираюсь делать ее за вас.

— Кстати, о сбоях и о заторах, — спокойно вставил Найджел. — Должен заметить, что эта внушительная штука у вас на стене, как бы она ни была вам дорога, к сожалению, не отличается точностью. — Он подошел к графику и ткнул пальцем в одну из линий, нанесенных фиолетовыми чернилами. — Этот проект был одобрен на министерском уровне семнадцатого, а вы только–только довели его до уровня инспектора. Отстаем, Фортескью, отстаем.

Заместитель директора удивленно пошевелил губами.

— Подай–ка мне фиолетовые чернила, милочка, — попросил он свою секретаршу. — И ручку. И линейку.

Однако он так и не успел исправить ошибку, потому что открылась дверь и вошел Джимми Лейк. Бросив на стол Фортескью письмо, он повернулся к окну и сунул руки в карманы.

— Я должен прочитать это?

— М–нда, — ответил директор, не оборачиваясь. Фортескью читал письмо со свойственным ему вниманием. Наконец он произнес:

— Вот это да! Вот это история! Штульц! Вот это да! Вы помните Чарльза Кеннингтона, Найджел? Это от него.

— Но он же убит.

— Нет, не убит! — вмешался Джимми Лейк, все еще уставившись в окно. — Дай прочитать Найджелу.

Письмо было написано на розовых, пахнущих духами страничках крупным, беглым, слегка витиеватым почерком. Именно этот почерк сегодня утром поверг в транс Ниту. Найджел принялся читать.

_Мой_дорогой!_

_Бумага_совершенно_невозможная._У_немцев_просто_удивительно_плохой_вкус._Конечно,_это_мой_трофей._То_есть_я_хочу_сказать,_что_добыл_бумагу_у_немцев._Я_обожаю_слово_«трофей»,_а_ты?_Оно_такое_энергичное_и_мужское,_оставляет_чувство_удовлетворения._А_я_провел_некоторое_время_в_гостях_у_немцев._Что_за_несолидный_народ:_обязательно_им_надо_орать,_а_если_не_горлопанят,_то_стонут._Сейчас_они_стонут,_как_сумасшедшие._Последнее_время_я_выступал_в_женской_роли,_и_в_результате,_после_глупейших,_нелепейших_приключений_в_Гамбурге_и_его_окрестностях,_мы_поймали_Штульца._Да,_я_легонько_стукнул_его_по_плечу_своей_беленькой_ручкой._Исключительно_неприятный_тип._Ничего_общего_с_тем,_как_я_представляю_себе_красавца_—_белокурого_нордического_мужчину._Я_с_самого_начала_настроился_против_него._Мне_говорили,_он_занимался_какими–то_гадостями_в_концлагерях,_но_я_терпеть_не_могу_рассказывать_о_зверствах,_поэтому_пойдем_лучше_дальше._Как_я_сказал,_я_легонько_стукнул_этого_типа_по_плечу,_а_может,_не_совсем_легонько,_потому_что_от_неожиданности_у_него_изо_рта_выскочила_капсула_—_пропуск_в_Валгаллу,_страну_почивших_арийских_героев,_так–то_вот._Он_ее_выплюнул,_буквально_выплюнул,_так_он_перепугался._Что_было_актом_милосердия_по_отношению_к_вашему_маленькому_Чарльзу,_потому_что_я_не_выношу,_когда_кто–нибудь_умирает_от_яда,_корчась_у_моих_ног,_хотя,_как_уверяют,_цианид_действует_мгновенно._Извини,_что_мучаю_тебя_этими_омерзительными_и_печальными_деталями,_у_тебя_и_своих_неприятностей_сколько_угодно,_я_в_этом_не_сомневаюсь._Взялся_за_перо_не_для_этого,_а_чтобы_сообщить:_ты_не_успеешь_и_оглянуться,_как_я_буду_дома._Передаю_это_письмо_с_потрясающе_прелестным_сержантом,_он_уезжает_в_отпуск,_протащит_его_через_границу_и_опустит_в_Англии._Маленький_Чарльз_не_замедлит_за_ним_последовать._Думаю,_что_приеду_двенадцатого._Позвони_мне_тогда_в_«Клэридж»._Не_терпится_услышать_все_новости._Привет_Алисе._И_Ните,_если_она_ещё_у_тебя._И_всем_мальчикам_и_девочкам._

_Твоя_любящая_Берта_Боденхайм_

_(она_же_Чарльз_Кеннингтон)_

— Он вернулся? — спросил Найджел, прочитав это примечательное послание.

— Да, я только что звонил ему, — произнес директор, продолжая смотреть в окно. — Завтра утром он придет сюда.

— Мы должны устроить ему прием, — сказал Харкер Фортескью. — Значит, это была легенда, когда о нем сообщили: «Пропал без вести. Считается убитым»?

— Надо думать. — Джимми наконец повернулся к ним. Задумчивое выражение на его лице сменилось улыбкой. — Что за письмо! Батюшки, что за письмо! — Он начал смеяться, он буквально сотрясался от смеха, потом бросился в кожаное кресло; по лицу его текли слезы…

— Та–та–та, мистер Стрейнджуэйз, всего хорошего, — промолвила миссис Смит и, позвякивая ведром, вышла из комнаты.

Найджел открыл окно и опорожнил пепельницу на карниз, огибавший здание на уровне шестого этажа. Внизу стояли поникшие, с жухлой листвой платаны, их раскачивал порывистый ветер. Ветер не прекращался, казалось, все лето; он сметал пыль с развалин домов и бросал ее в глаза лондонцам, действуя им на нервы, которые и без того из–за пережитых опасностей и лишений были издерганы до предела.

На таком вот карнизе Меррион Сквайерс прошлым летом устроил свой наблюдательный пункт. Когда начались бомбардировки, в министерстве ввели специальную систему оповещения. Длинный сигнал сирены означал, что район подвергается налету группы самолетов. Если было замечено, что самолет направляется в сторону министерства, раздавались короткие гудки, и персонал, работавший на верхних этажах здания, особенно тот, кто сидел с южной стороны, должен был, по инструкции, мчаться к лестнице на северной стороне и спускаться вниз на два–три этажа. Были недели, когда короткие сигналы звучали чуть не целый день и все управление раза два в час бросалось к лестнице, — одним словом, работа стояла. Наиболее отчаянные в конце концов, плюнув, оставались на своих местах, если только свист снарядов не раздавался совсем рядом.

И тогда Меррион Сквайерс сделался независимым наблюдателем.

— Мне хочется самому видеть, что делают эти черные птички, — сказал он.

С тех пор, едва раздавалась сирена., он, вооружившись биноклем и полицейским свистком, вылезал из окна и усаживался на карнизе. Отсюда, как с наблюдательной вышки, он мог просматривать небо, и если считал, что самолет идет курсом в сторону министерства, то свистел. Очень скоро управление обнаружило, что он весьма надежный предсказатель, и его свисток неофициально заменил сирену. Благодаря ему была сэкономлена масса рабочего времени, и все, включая Мерриона Сквайерса, радовались — все, кроме Административного управления. Это управление, отвечавшее за кадры и эксплуатацию здания, отнеслось к инициативе Сквайерса очень неодобрительно. Оно платило штатным наблюдателям на крыше, чтобы они подавали официальные сигналы тревоги. С другой стороны, Меррион Сквайерс получал заработную плату как вольнонаемный служащий (категория: специалист), работающий в художественном отделе, в связи с чем управление «взяло на себя смелость» довести до его сведения, что, в случае если он не прекратит своей выходящей за рамки прямых обязанностей деятельности, оно может посчитать необходимым удерживать из его зарплаты сумму, эквивалентную периоду (или периодам) времени, которое он тратит не на выполнение служебного долга в вышеуказанном качестве.

Меррион немедленно и с большим воодушевлением бросился в контратаку. В виртуозно составленной записке, направленной в Административное управление, он произвел расчет человеко–часов, которые сберегала в день и в среднем за неделю его индивидуальная система предупреждения, прибавив — несколько смело — количество человеко–часов, которые были безвозвратно потеряны в первую неделю налетов из–за официальной системы, и потребовал оплатить ему сверхурочные с учетом получающегося итога. Потрясенное таким неортодоксальным подходом, Административное управление так и не смогло прийти в себя и толком продолжить наступление. Прошел год, а между непримиримыми противниками все еще циркулировали докладные и служебные записки, хотя всем было ясно, что дело давно зашло в тупик и ни одна из сторон уже не сумеет изобрести способа выйти из него.

Оглядывая парк, Найджел увидел и след бомбы, которая положила конец дежурству Мерриона на карнизе. Всего в ста пятидесяти ярдах от здания виднелся участок с расщепленными и искореженными деревьями. Здесь взорвался один из последних снарядов, долетевших до Лондона. Услышав нарастающий вой и свисток Мерриона, который на этот раз звучал много тревожнее и настойчивее, чем когда–либо прежде, все бросились к лестнице и кучей скатились вниз. Затем последовала трепетная тишина. Снаряд приближался. И вот — дикий свист, словно на землю с небес обрушился сам сатана. Затем — парализующий взрыв, и снова тишина; только слышно было, как с тихим звоном сыплется стекло.

Вернувшись на шестой этаж, сотрудники управления нашли Мерриона Сквайерса на полу в его комнате, без сознания, всего в крови. Дверь в комнату сорвало с петель и выбросило в коридор, стены были утыканы, как кинжалами, острыми осколками стекла, пол засыпан мусором, а свисток Меррион все еще крепко сжимал в руке.