Татьяна Полякова - Чего хочет женщина

Весь следующий день меня трясла любовная лихорадка, к телефону бросалась, как голодная собака, коллеги смотрели с подозрением.

Димка позвонил в три, а у меня уже руки дрожали от нетерпения.

— Димочка, — пролепетала я едва слышно и только что не заревела.

— Лада, — сказал он, голос его дрожал. — Я сейчас приеду. Ты слышишь?

— Да, — ответила я, схватила шубу и бегом кинулась из школы.

Он подъехал через пару минут, не помню, как в квартире оказались…

И пошло… Ни о чем, кроме Димки, я уже думать не могла.

— Прорвало, — усмехнулась Танька, — досиделась. Завязывай с ним, а то Аркаша быстро узнает, оторвут башку твоему хахалю, и тебе достанется.

— Не узнает, — нахмурилась я.

— Хитрости в тебе нет. Чего ты с этим пацаном по городу таскаешься? Полно знакомых, донесут папуле, глазом моргнуть не успеешь.

— А ты не каркай, — разозлилась я, потому что Танька, конечно, была права.

— Слышь, Ладка, ты баба умная, но впечатлительная. Влюбляться тебе никак нельзя. Сгоришь.

Я только махнула рукой.

Прошло недели две. Димка меня, по обыкновению, встретил с работы, и мы поехали на квартиру. Все было как обычно, и ничто не предвещало грозы, пока он вдруг не спросил:

— Чья это квартира?

— Моя, — с легкой заминкой ответила я.

— Но ты ведь здесь не живешь?

Димке врать не хотелось, я подумала и сказала правду:

— Я тебе про папу говорила… Папы нет — есть любовник… богатый.

Сказала и тут же покаялась. Лицо у Димки пошло пятнами, он весь затрясся.

— Ты, ты… — Он стал задыхаться, слово произнести не может. Я заревела и рассказала историю своей жизни, красочно и жалостливо; он хмурился и кусал губы. Расстались мы в этот день как-то холодно, и я вся извелась. Но на следующий день он все же позвонил мне, от сердца отлегло, но не надолго. Димка стал задумчивый, странный, в глазах тоска. Через месяц после нашего первого свидания сказал:

— Лада, я не дурак, все понимаю… В общем, есть у меня возможность хорошо заработать… Не хотел я этого, то есть я хотел все сам… что-то я не то говорю… Если у меня будут деньги, ты его бросишь?

Я подумала, что не мешало бы мне всплакнуть, и всплакнула.

— Ты ничего не понял, — рыдала я. — Я тебя люблю, я тебя очень люблю.

Димка стоял на коленях, целовал мне руки и только что не плакал со мной.

— Лада, милая, я ведь хочу, чтобы у нас все было по-настоящему, я на тебе жениться хочу.

Эта мысль мне не понравилась.

— Димка, я ж на пять лет тебя старше!

— Ну и что? У меня мама на три года старше отца. Подумаешь! Лучше скажи, ты меня любишь?

— Люблю.

А еще через неделю мы лежали рядом, и Димка сказал:

— Глаза закрой.

— Зачем? — удивилась я.

— Очень ты любопытная.

Когда я открыла глаза, на моем животе лежал большой изумруд в оправе на длинной цепочке. Я ахнула, а потом испугалась.

— Где взял? — накинулась я на Димку.

— Купил, — пожал он плечами.

— Купил? — Я вскочила. — Откуда у тебя деньги?

— Заработал.

— Где, где ты мог заработать такие деньги?

Я разозлилась не на шутку. Димка отнекивался, а потом рассказал путаную историю о мужике, которому надо было срочно отремонтировать помятую машину. История выглядела подозрительно.

— Димка, — сурово сказала я, — ни во что не ввязывайся.

Он засмеялся, погладил мою грудь и спросил:

— Ты меня любишь?

— Конечно, люблю.

— Бросишь его?

— Брошу, только дурака не валяй.

Как Аркаша и обещал, машину я получила к двадцать третьему февраля. Надо было его отблагодарить, и я поехала к Аркаше в контору. Конторой именовали ресторан с дурацким названием «Ну, погоди». Придумал название сам Аркаша и страшно этим гордился. Ресторан был его легальным бизнесом и приносил ощутимый доход, здесь Аркаша проводил большую часть своего драгоценного времени, здесь строил замыслы и отсюда умело пакостил остальному человечеству.

Я припарковала машину, подкрасила губы и отправилась к дорогому другу. Было часа три, в зале пусто, за стойкой, развалясь с кошачьей грацией, сидел Генка Ломов, или попросту Лом. Был он ближайшим Аркашиным помощником по части пакостей, а здесь числился кем-то вроде администратора. Мозги Лома при желании можно было уместить в спичечный коробок, но подлец он был невероятный, и я предпочитала дружить с ним, как, впрочем, и все, с кем сталкивала его жизнь. Росту Лом был огромного, мускулатуру имел такую, что мог потягаться с некоторыми признанными звездами, рожу наглую и улыбку, как бриллиант в тридцать два карата. Был в Ломе особый бандитский шарм. К природным достоинствам странным образом приплелась любовь к гангстерским фильмам, оттуда Лом позаимствовал привязанность к дорогим костюмам, рубашкам с запонками, гладко зачесанным волосам и белому кашне. За белое кашне местная шпана его особенно уважала. В образ этот он вжился потрясающе, бабы по нему с ума сходили, и, когда по вечерам он вышагивал с ленцой по ресторану, сунув руки в карманы и насвистывая негритянский мотивчик, из всех углов неслись тихие бабьи стоны.

Несмотря на всю эту клоунаду, свое дело Лом знал хорошо, был крут, а если надо, то и беспощаден, боялись его до судорог. Аркаша Лома не любил, потому как рядом с ним выглядел сморчком, а чтоб в глаза помощнику взглянуть, голову запрокидывал чуть ли не на спину и злился страшно, но без Лома обойтись не мог и терпел его.

Генка увидел меня, блудливо улыбнулся и сказал нараспев:

— Ладушка.

— Привет, Ломик, — мяукнула я и подошла вплотную.

Он слегка раздвинул ноги, касаясь коленкой моей ноги, ухмыльнулся еще шире и только что не облизнулся. Я облокотилась на стойку — в таком ракурсе бюст мой выглядел сокрушительно. Лом воззрился на него и все-таки облизнул губы.

— Аркаша здесь?

— Ага. Вчера Косой был. Фейерверк устроил. Старичок наш убытки подсчитывает. Злой как черт.

— А ты чему радуешься?

— А мне что? Я считать не мастер. В школе двоечником был. Мое дело кулаками махать.

Лом посмотрел на свой здоровенный кулак с печаткой на мизинце и любовно его погладил. Я усмехнулась и еще чуть-чуть продвинулась вперед. Лом покосился на дверь Аркашиного кабинета, легонько меня по бедру погладил и опять пропел:

— Ладушка, красавица ты наша. Смотрю я на тебя, и челюсти сводит.

— А ты их разожми.

— Боюсь из штанов выпрыгнуть.

— А ты штаны-то сними, не стесняйся, что я, мужика без штанов не видела?

— Как же, мне Аркаша за тебя враз башку оторвет.

— Ну и что, она у тебя все равно только для красоты. Ты ж ею не пользуешься.

Он опять ухмыльнулся, спросил:

— Старичок тебе «Волгу» пригнал?

— Мне.

— Раскошелился, значит. — Лом снова погладил мое бедро. — Как он с тобой управляется, козел старый, такую бабу ублажить надо, а, Ладушка? Доведешь старичка до инфаркта. Перетрудится.

— Берегу я его, не балую.

Лом засмеялся.

— Стерва ты, Ладка.

— Конечно, стерва, а кто еще с вами, бандюгами, вязаться будет?

— И то верно, — согласился Лом. Тут дверь Аркашиного кабинета открылась, и он сам выкатился.

— Чего вы там шепчетесь? — Он нахмурился. Я подошла к нему и поцеловала в лысину.

— Спасибо за подарок.

Он подозрительно покосился на меня, потом на Лома и сказал:

— Идем, поговорить надо.

В кабинете я села на стол, распахнув шубу.

— Коленки-то убери, — досадливо буркнул Аркаша. — Войдет кто-нибудь.

— Ну и что? Иди сюда.

— Подожди. Вчера Косой был.

— Знаю. Лом сказал.

— Грозился.

— Подумаешь. Иди, я тебя поцелую.

— Да прикрой ты коленки, ну что за баба. Ух, глаза бесстыжие.

— Отстань, надоел.

— Надоел. Только и слышу. О чем с Ломом шептались? Думаешь, не видел, как он задницу твою оглаживал? Мужа тебе мало, а? Что ты перед ним титьками-то трясешь? Ведь просил, просил же…

— Да пошел ты к черту, — сказала я и направилась к двери.

— Подожди… Куда ты?

— Домой. Тошно мне от тебя. Приехала за машину спасибо сказать, а ты, как филин, ухаешь.

Аркаша подкатился ко мне колобком.

— Ладуль, кто у тебя на квартире был?

— Сдурел? — вытаращила я глаза.

— Вчера заезжал. Пустые бутылки из-под шампанского, накурено.

— Девичник устраивала.

— Врешь. Вижу, что врешь. Узнаю чего… Молодого захотелось, да?

— Захотелось, захотелось, — вздохнула я и стала в окно смотреть. — Ты бы, зануда, спасибо сказал, что я с тобой столько лет живу и ни разу тебе не изменила. Докаркаешься, начну таскать на квартиру кого попало.

— Я тебе потаскаю… — начал Аркаша, но закончить не успел, в комнату кто-то вошел и сказал:

— Привет, пап.

Обращение «пап» было так забавно, что я с любопытством оглянулась и замерла с открытым ртом: на пороге стоял Димка.

— Привет, — брякнула я и улыбнулась. Димка вытаращил глаза.

— Проходи, сынок, — засуетился Аркаша, взглянул на меня и недовольно буркнул: