Против лома нет приема - Влодавец Леонид Игоревич

Однако, поскольку и Юрка, и Милка, и все прочие «бойцы» официально являлись военнослужащими разведроты энского мотострелкового полка, который ни в каких боевых действиях участия не принимал и к спецоперациям тоже вроде бы не привлекался, то орденов и званий им ждать не приходилось. Потому что на самом деле их подразделение называлось МАМОНТ — Мобильный Анти-Мафиозный Отряд Нелегального Террора, и действовал он, в общем и целом, вопреки существующему законодательству. Конечно, спецслужбы, как догадывался Юрка, о том, что «рота» — на самом деле батальон двухротного состава — совсем не то, что числится на бумаге, знали, но глядели на это сквозь пальцы. И о том, что отряд этот существует и кормится на «полном хозрасчете», не привлекая ни рубля из бюджета, тоже знали. Но, должно быть, их это не волновало, потому что и им кое-что от этого «хозрасчета» перепадало. И командование дивизии, где приютился под видом «роты» неучтенный батальон, тоже догадывалось, что не все здесь чисто, но было вполне довольно жизнью.

Грузовик благополучно добрался до расположения «мамонтов». По команде Дударова все попрыгали с машины, построились.

— Обед через двадцать минут, — объявил лейтенант. — Привести себя в порядок, умыться и так далее. Р-разойдись!

— Отставить! — послышался голос Генриха Птицына. Он появился из дверей штаба бесшумно, как призрак.

— Отставить! — послушно повторил лейтенант. Строго говоря, по возрасту он в обычных войсках давно должен был быть майором, а то и подполковником. Возможно, когда-то так оно и было. Но здесь, у «мамонтов», большинство всех этих казенных чинов силы не имели. Пожалуй, только сам Птицын сохранил себе то самое звание, которое некогда носил в спецназе ГРУ. Таран знал, что сейчас рядом с ним в строю стоят не только бывшие рядовые, сержанты и прапорщики, но и старлеи с капитанами — без всяких знаков различия на погонах, такие же рядовые по здешнему статусу, как и он сам, который в настоящей государственной армии не служил вовсе.

— Взвод, р-равняйсь! Смирно!… — Дударев напрягся и хотел доложить по форме, но Птицын остановил его движением руки:

— Вольно, вольно… Боец Таран здесь?

— Так точно! — отозвался Юрка.

— Выйти из строя!

Когда Юрка вышел, Птицын ухмыльнулся и сказал:

— Товарищи бойцы! Сегодня у нашего молодого коллеги знаменательный день! Во-первых, как мне доложили со стрельбища, он отстрелялся вполне прилично, изгадив только один патрон. Во-вторых, у него сегодня маленькое семейное торжество. Сегодня сыну нашего уважаемого молодого, папаши Алексею Юрьевичу Тарану исполнилось два месяца! Ура!

— Ур-ра! Ур-ра! Ура-а-а! — проорал взвод.

— В ознаменование этого события объявляю бойцу Тарану двое суток отпуска, начиная с 15.00 сегодняшнего числа. Поскольку сегодня четверг, плюсую эти двое суток к двум выходным дням. Стало быть, вернешься в понедельник до 15.00. Ясно? Переодеться в гражданку и бегом на КПП дивизии. Автобус уходит в 14.30. Как раз успеешь. Пообедаешь у жены надеюсь. Ну вот, теперь можно и сказать: «Разойдись!»

Таран разом позабыл про все свои мелкие обиды и сомнения. Надо же, блин, Птицын вспомнил про то, что Лехе два месяца исполнилось. Правда, он ведь крестный отец, ему положено.

Народ разбежался, на Тарана многие поглядывали с грустью и с завистью. Хотя рассказывать прошлые биографии здесь, как и во французском Иностранном легионе, было не принято, Юрка догадывался, что у многих мужиков где-то живут семьи, к которым они по разным причинам попасть не могут. Может, у кого-то и сыновья есть ненамного моложе Тарана. Кого-то дома прокляли, кого-то вспоминают, кому-то приятно получать хорошие деньги от отсутствующего супруга. Некоторые, как и Таран, здесь, на месте, семейства заимели, живут на квартирах и служить ходят, как на работу.

Таран и Надька, бывшая Веретенникова, нынешняя его жена, одиннадцать лет проучились в одной школе. Однако о том, что Надька была минимум с шестого класса в него влюблена, Таран узнал только в прошлом году, после того, как сам пережил крах своей первой любви. На свою голову Юрка влюбился в некую Дашу, сущего ангела по внешности и настоящую ведьму в душе. Мало того, что она врала ему на каждом шагу, утверждая, что учится в Москве и станет актрисой (а на самом деле была «девушкой по вызову» и снималась в порнухе), так она еще и втравила Тарана в темные и мокрые дела, которые едва не стоили ему жизни и привели к тому, что ему пришлось бежать из дома, где жили хоть и безбожно пьющие, но родные мать с отцом. Даша в конце концов свое получила — бандиты спихнули ее в канаву с серной кислотой, — но Тарану немало жизнь попортила. Случайно, бегая по городу как затравленный волчонок. Юрка прибежал в подъезд, где жила Надька, попал к ней домой и вот тут-то узнал, что, оказывается, искал счастье не там, где следовало. Увы, пришлось и Надьке вместе с ним уходить сюда, под защиту Генриха Птицына. И тоже надевать «мамонтовскую» форму. Сперва поварихой была, потом писарихой. Для семейной жизни Генрих выделил им комнатушку в штабе. С условием, чтоб расписались честь по чести.

Однако, где двое — там и третий. Тем более у двух восемнадцатилетних, обалдевших от любви придурков. Правда, к тому времени, когда маленький Таранчик появился на свет, все непосредственные опасности, благодаря которым Надьке пришлось убегать из дома, миновали. В принципе и Юрка мог бы домой вернуться. А жить в тесной клетушке с младенцем, когда мимо двери по коридору то и дело народ ходит и орет громкими командными голосами, не больно-то удобно. В общем, решили, что Надька отправится обратно к папе с мамой, а Таран останется служить. Он ведь имел на руках доподлинный военный билет, вроде бы служил по призыву, как положено. Конечно, Генрих его и «комиссовать» мог по состоянию здоровья, но Юрка за несколько месяцев так привык к «мамонтовской» жизни, что никакой другой себе уже не представлял. Специальности у него не было, а на гражданке и с высшим образованием работы немного.

Так что Таран переселился в казарму, все крупные вещички отвезли к Надьке в город, а Юрке каждое воскресенье — иногда и субботу тоже! — стали давать увольнения. Само собой, без всяких записок, просто он надевал гражданское и ехал в город, как обычный штатский парнишка. А когда маленькому Лешке исполнился месяц, вот так же, как сегодня, Птицын аж на четверо суток — считая два выходных — расщедрился. Он ведь был по всей форме крестным отцом

— настоял, чтоб дите крестили. Таран в эти навороты не верил, Надька, кажется, тоже, но тем не менее поехали в церковь. А за крестную мать выступила Милка единственная среди «мамонтов» дама, стоявшая на должности «бойца».

Ее биографию Таран знал, пожалуй, намного лучше других. Некогда была спортсменкой-многоборкой, потом сидела, угодила в проститутки, подсела на иглу, попала в подпольный бордель самого крутого из областных паханов — Дяди Вовы. Изображала там «садистку» в костюме из фильма «Зена — королева воинов», поскольку мордой и фигурой немного смахивала на актрису Люси Лоулесс. А потом случайно встретила Тарана, которому чудом удалось спастись от уготованной ему участи невольного подрывника-камикадзе и жаждавшего отомстить Дяде Вове. К тому же тот собрался было бежать, отравив весь свой бордель ядом, подсунутым вместо обычной дозы наркотика. Вот тогда Милка и оказалась союзницей Тарана. А потом, поскольку была она безродная и бессемейная, подалась в «мамонтихи». Подлечилась от наркоты, согнала лишний вес, набрала форму. Юрка ее считал за старшую сестру, хотя Милка полушутя-полусерьезно — у нее это фиг поймешь! — не раз предлагала свои дамские услуги забесплатно. Но Таран себя блюл и вежливо отказывался.

Прошлой зимой был вообще случай, когда Тарану, выполняя, казалось бы, совсем плевое поручение Птицына, пришлось ночевать в лесной сторожке сразу с четырьмя девками: Полиной, Лизкой, Галькой и Танькой. Так вот, Полина чуть-чуть не совратила его на измену. Спасибо, Лизкина кошка Муська подвернулась, полоснула Юрку когтями по руке и привела в разумное состояние. Лизка с кошкой теперь жили у Птицына — он их удочерил. О том, куда делись остальные, Таран не знал и знать не хотел. Тем более что у «мамонтов» вообще не принято было интересоваться сверх меры.