Дело, которое нужно закончить - Константин Мстиславович Гурьев

Витюша, у тебя всегда хорошо получалось понимать проблему, намечать пути ее решения и ставить задачи перед исполнителями.

Перечитал и понял, что написал что-то несусветное, но, надеюсь, ты меня поймешь.

В конверте есть еще один листок и рисунок, о котором я ничего не смог разузнать.

Это тоже тебе.

Все.

Прощай, Витя!»

Последние строки читать стало трудно, и, только закончив чтение, Рябов заметил, что шмыгает и вытирает глаза… Несколько минут он сидел неподвижно, глядя в окно. Просьба Доброхотова удивила его тем, что была проста, скромна и, как считал Рябов, не совсем точно адресована. Решить задачу вполне могла бы и Нина, которая обладала всеми знаниями, необходимыми для этого. Знакомства? Имя Нины Денисовны Доброхотовой само по себе должно было в этих краях быть гарантией помощи и поддержки на любом уровне, гарантией решения любого вопроса! А Доброхотов обращается непосредственно к нему, не упоминая дочь. Почему? Он же прекрасно понимал, что Рябову все равно придется говорить с ней об этом хотя бы для того, чтобы узнать имена тех, кто с ним работал.

Ну что же, подумал Рябов, Доброхотов и сам предложил не задерживаться больше, чем на «пару дней после похорон», значит, сейчас они с Ниной спокойно обсудят все дела именно в смысле оказания всевозможной помощи, он возьмет их под опеку и будет помогать всем, что только понадобится. Но руководить, вникать в повседневные заботы не станет.

Стало проще. Рябов сразу же стал прикидывать свои действия и заглянул в конверт, надеясь, что там лежит листок с именами тех, кто продолжит работу, и сразу же ругнулся: вот склеротик! Доброхотов ведь черным по белому написал о втором листе, который он сейчас и разворачивал. Развернул, глянул, пробежал по диагонали и ничего не понял. Давай-ка еще раз, и внимательно, приказал он сам себе.

«Настоящим я, Доброхотов Денис Матвеевич, завещаю ¹/₂ часть дома, расположенного в деревне Кричалиной… по адресу… Рябову Виктору Николаевичу.

Воля, выраженная мной в настоящем документе, повторена и в моем завещании, составленном нотариусом… каковое будет оглашено в установленном законом порядке. Что касается права пользоваться и распоряжаться указанной собственностью, то я предоставляю его вышепоименованному Рябову В.Н. с момента ознакомления с данным документом.

Доброхотов Д.М.

Подпись Доброхотова Д.М. заверяю, нотариус…»

Несколько минут Рябов сидел, тупо глядя на этот второй листок и ничего не понимая. Никакой логики в этом листке не было! Никакой последовательности, никакого смысла и, главное, ни слова о Нине. Ведь наследница — она, и, значит, надо поговорить с ней. Рябов уже поднимался из-за стола, когда вспомнил слова о рисунке, и снова заглянул в конверт. В самом деле, вот он, рисунок, какой-то странный.

На пожелтевшем и измятом листке бумаги нарисован обыкновенный равносторонний треугольник, середины каждой стороны которого были соединены прямыми линиями, которые таким образом разбивали этот треугольник на четыре равные части.

И что это значит? Повертев листок в руках, Рябов сунул его обратно в конверт, решив, что сейчас-то уж точно не до рисунков. Посидел, готовясь к разговору с Ниной, и осознал, что впервые за много лет не знает, какие слова надо сейчас ей сказать, и понял, что просто боится этого разговора… Удивился, осознав, что уже давно не испытывал этого чувства, а потом отправился вниз.

Первый этаж, а он почти весь был занят холлом и кухней, был пуст, и только на диванчике, сжавшись в клубок, лежала Нина. Видимо, она тут просто ждала, когда Рябов разберется с бумагами, и незаметно задремала, а сейчас, будто почувствовав приближение Рябова, заворочалась. Рябов сел напротив и уставился на нее с грустью и нежностью.

— Разобрался со всем? — неожиданно спросила Нина, не раскрывая глаз. Потом села, огляделась. — Есть хочешь?

Рябов посмотрел на часы и сказал:

— Да, наверное, надо бы…

Нина поднялась:

— Посмотрю, что у нас есть. — На пути к холодильнику спросила: — Что он тебе там написал? Не секрет?

Рябов не хотел сейчас говорить об этом, поэтому ответил неопределенно:

— Да так… Разное…

Нина с готовностью подхватила:

— Про архив, видимо.

С ней Рябов никогда не играл, не юлил, поэтому спросил:

— Он много говорил об этом в последнее время?

— Смотря как понимать «последнее время», — ответила Нина. — Ты, Витя, должен для себя понять главное… — повернулась к нему и ткнулась, как маленькая, лбом ему в плечо. — Я тебя раньше так ненавидела… ну, просто так ненавидела, что…

— Ненавидела? Меня? За что? — сжался Рябов.

— Мне казалось, что папа тебя любит сильнее, чем меня!

— Ты с ума сошла!

Рябов хотел засмеяться, но, увидев глаза Нины, сразу отказался от этого.

— Я не любовями меряюсь, а на твой вопрос отвечаю, — сказала Нина. — У папы не было человека, которому он доверял бы больше, чем тебе, человека, в таланты которого он верил бы сильнее, чем в твои.

Она говорила спокойно, и, наверное, только Рябов мог расслышать ту тоску, которая была в ее голосе. А Нина, помолчав, улыбнулась:

— Пойдем, посидим на крылечке.

Рябов сразу же вспомнил эти посиделки, на которых Нина учила его жизни, совершенно игнорируя тот факт, что была младше его почти на десять лет, и было ей тогда не больше одиннадцати, и кивнул:

— Пошли!

Однако едва они присели на крыльцо, как, отворяя калитку, двинулся прямо к ним мужчина лет пятидесяти. Шагов за шесть-семь до них наклонил голову:

— Нина Денисовна, прошу принять мои самые искренние соболезнования…

— Кто вы такой? Что вам нужно? — перебила Нина, и в голосе ее снова зазвучали слезы.

— Дело в том, что… — начал гость.

Нина вскочила:

— Дело в том, что я с вами разговаривать не стану!

Она повернулась спиной к гостю, намереваясь вернуться в дом.

— Нина Денисовна, буквально пару слов! — воскликнул незваный гость. — Мы с Денисом Матвеевичем…

— Папа мертв!

Теперь в голосе уже звучала озлобленность, и Рябов, подхватив гостя под локоть, двинулся к забору.

— Сейчас не время, поэтому…

— Но, послушайте. —