Михаил Попов - «Нехороший» дедушка

— Прошу вас, — сказала секретарша.

Модест Михайлович встретил нас, держа у виска трубку телефона и кисло улыбаясь, и было непонятно, к чему относится эта улыбка — к нашему визиту или к телефонному сообщению.

Он меня узнал, но не выразил восторга. Опять господин журналист приехали и вот генерала сюда привезли — и, кажется, пьяненького. Что же мне с вами делать, упорный вы мой?

Мне было неловко, я даже растерялся. Собирался быть зрителем при сцене бурной атаки большого комитетского чина на оборонительные порядки сомнительного приватного заведения, а буду вынужден сам работать первым номером. Как я не люблю таких ситуаций! Что было делать? — начал мямлить.

Модест Михайлович усадил нас к своему наркомовскому столу и, играя выключателем кремлевской лампы, легко, даже небрежно отбивал мои плохо подготовленные наскоки.

— Вашего Ипполита Игнатьевича я выгнал. Старик здоров, насколько может быть здоров такой старик. Одно время было у него что-то вроде шоковой реакции, потом он какое-то время пытался нас дурачить, но дурачить нас долго, поверьте, невозможно. Потом он украл телефон у одного нашего сотрудника.

— И вы выгнали больного человека… — попробовал я обострить.

— Повторяю: он здоров, здоровее нас с вами. Надо знать породу этих сталинских соколов. Нервы — стальные проволоки, простата — как у гимнаста…

— Он честный человек, он позаимствовал телефон, чтобы сообщить мне…

Директор грустно и устало улыбнулся:

— Давайте оставим это.

— Но вы же знаете его историю. Жена под колесами, непосредственно вслед за этим — два необъяснимых несчастья, потом — подполковник Марченко.

— И подполковник уже не у нас.

— А где?

— Там, где ему и положено быть — в туберкулезном санатории. А мы здесь по преимуществу заняты нервными недугами.

— И переезд прошел благополучно?

— ? — Директор меня не понимал.

— Я имею в виду, никакой самосвал не врезался в его машину?

Модест Михайлович насупился. Мне и самому было понятно, что я веду себя странно.

Удивительнее всего было молчание генерала. Пару раз я покосился на него, он сидел набычившись и прищурившись. Копит силы для неожиданного удара? Но напряжение в нем чувствовалось. Пару раз его правая рука делала резкое непроизвольное движение, будто прихлопывая что-то на зеленом сукне.

— Но тогда вы сами себе противоречите, — продолжал я из последних сил. — У Ипполита Игнатьевича был как раз такой нервный, я бы сказал, психический случай. Зачем его было гнать?

Модест Михайлович кивнул. Снял трубку, с извиняющейся улыбкой набрал номер, мучительно поморщился, услышав оттуда что-то неприятное, продолжил:

— Он — да, психопат. Шизоидная психопатия. Странности характера очень усугубились с возрастом. Его правдолюбие превратилось в склочность и сутяжничество. — Директор выразительно вздохнул. На секунду задумался, и опять продолжил: — Когда мы отделались пятнадцать лет назад от этого невыносимого старика, я и представить себе не мог, что когда-нибудь он снова окажется проблемой для нас. Кажется, я вам это уже рассказывал.

— Так, я понимаю, вы упорно не хотите увидеть ничего необычного в истории Ипполита Игнатьевича и подполковника Марченко. Странная ведь история. К тому же жена-то ведь погибла. И погиб майор Рудаков, как ему и предсказывалось, и Карпец, пьяный водитель. Причем здесь странности характера? Не от его странностей они погибли, не от сутяжничества.

Пятерня Пятиплахова снова рванулась на охоту вдоль по столу. Я был уверен, что если он кем-то недоволен, то мной, моей бессильной атакой.

— Жена погибла, верю, но история не столько странная, уважаемый, сколько невнятная. Кто-то, что-то предчувствовал, на кого-то почему-то наехал автомобиль, у кого-то открылся процесс в легких…

И тут вдруг внезапно выдохнул всею силой легких Пятиплахов:

— А чем вы вообще здесь занимаетесь?!

Браво, генерал!

Медсестра попросила его открыть рот, влезла в него пальцем, одетым в прозрачную резину, подвигала язык, приподняла.

— Проглотил, молодец, — ласково сказала она молодому человеку с удлиненным черепом и осторожно погладила кончиками пальцев по забинтованной руке, как бы говоря: скоро твой ожог заживет. И не только ожог. Молодой человек улыбнулся ей в ответ, как отличник, поощряемый учителем, и покорно закрыл глаза. Медсестра вышла из узенькой одиночной палаты, выключив свет и затворив за собой дверь.

Некоторое время пациент лежал неподвижно. Потом бесшумно отбросил одеяло, встал и быстро скользнул в угол, где была дверь, за которой находились унитаз, душ и раковина. Пациент открыл воду и припал губами к соску. Долго наливался водой, потом сунул в рот два пальца и изверг в унитаз целый водопад. Потом он открыл дверь небольшого холодильника в ногах кровати, достал бутылку молока и выпил ее всю. Вытер белую полоску на губе рукавом пижамы. Услышав шаги по коридору, ловко юркнул обратно в постель.

Медсестра, проходя по коридору, глянула внутрь через прозрачную верхнюю половину двери.

Когда она удалилась, молодой человек снова встал, обмотал бутылку полотенцем, пристроил ее на подушке и скомкал одеяло так, что при взгляде из коридора можно было бы подумать — пациент на месте. Осторожно приоткрыл дверь в мягко освещенный коридор, опасливо выглянул.

— Ну и что?! — Модест Михайлович бросил список генерала на стол. — В чем вы хотите меня уличить?

— Эти люди бывали здесь, — произнес я тихо, как бы из-за плеча генерала.

Директор вздохнул.

— Если я хотя бы признаю это, то уже нарушу врачебную тайну.

— Это мы уже слышали, — отверг главные доводы генерал.

— Причем, как вы сами понимаете, тут мы имеем дело с тайной диагноза людей очень известных, очень уважаемых. И очень мстительных, — улыбнулся директор.

Я вспомнил про заместителя министра, только вышедшего из этого кабинета.

— Я уже обещал вам не использовать это ни в каких журналистских целях.

Модест Михайлович мучительно зевнул, он меня презирал. Опять схватился за телефонную трубку, на кого-то там накричал. Тут же стал извиняться. Было понятно, что тревога, разъедающая его изнутри, в меньшей степени связана с опасностью, исходящей от нас с генералом. У него есть страх по-страшнее. Интересно, что это. Министр какой-нибудь, большой генерал, побольше Пятиплахова, магистр ордена тайных психомасонов?

— Растолкуйте наконец, что вам от меня надо?! — сказал он устало, отпав от трубки.

— Мы хотим понять: что происходит? — выплевывал слова Пятиплахов.

Директор некоторое время затравленно и неприязненно посматривал то на меня, то на генерала. И вдруг довольно громко крикнул:

— Я тоже хочу понять, что происходит. Очень хочу!

Не понимая природу его тревоги, я не представлял себе, какую дальше применять тактику. Кроме того, я ведь и не знал, какого рода результата добиваюсь. Не знал и того, какой результат нужен генералу, и может ли он быть схож с тем, что нужен мне. Надо было нам хоть о каком-нибудь плане общих действий условиться. А так я что могу сделать — вывалить ему все про «конец света»?

Мы сидели друг против друга, уныло переглядываясь. Группа захвата стоит в пробке? Модесту вообще в ней отказали? В какой-то момент я начал ждать, что он сейчас просто вежливо потребует: пошли вон!

Не-ет, почему-то он не может этого сделать.

Модест Михайлович встал, открыл дверцу шкафа, скрытого в стенной панели, достал оттуда бутылку — сильно початую — водки и предложил нам. Я согласился, а Пятиплахов неожиданно и очень решительно отказался. Профессиональная выучка? В решающий момент наш особист хотел быть максимально трезвым?

Мы выпили с директором, и он вдруг заговорил. Причем намного энергичнее, чем до этого. Явно дело было не в напитке, не мог он оказать столь радикального действия.

— Не отрицаю, в этой истории есть некая странность. Но мы-то, «Аркадия», здесь причем? У нас обычное, хотя и очень современное лечебное заведение. И все! Я понимаю, не вполне нормальный ветеран Зыков рассказал вам много интересного про старое здание «лаборатории» графа Кувакина. Да, на ее фундаменте построен лечебный комплекс. Несколько суперсовременных саркофагов. Каждый — небольшая электронная автоматическая лаборатория. Мы укладываем туда пациента, налепляем всякого рода присоски на голову, чтобы снять энцефалограмму, в другие места, чтобы записать другие электрические токи и потенциалы, которые существуют в человеческом теле, запускаем в кровь несколько видов наноагентов…

— Пока понятно, — заметил генерал.

— На самом деле, все сложнее, и я — всего лишь как бы главный оператор при очень сложных механизмах.

— Не прибедняйтесь, — угрожающе усмехнулся генерал.