Евгений Сартинов - Маятник мести (Тихая провинция)

— Вижу что узнал, дорогой, вот и хорошо, — одобрительно кивнул головой цыган.

— Тогда говорить много не будем. Ты ведь знаешь, за что я на тебя так сердит? Это ты задумал сжечь наш поселок? Так?

Нечай чуть помедлил, потом кивнул головой. Говорить он не мог.

— И приказ отдал ты, Рыдя ведь не врал перед смертью?

Геннадий снова кивнул головой. Язык во рту был словно чужой.

— У меня все. У тебя есть какие-нибудь вопросы, лейтенант? обратился Гриша к Ремизову.

— Да, — кивнул головой Алексей. — Зачем ты убил мою жену и Гринева?

Нечай провел непослушным языком по губам, затем откашлялся, но мужество постепенно возвращалось к нему. Рассудком он понимал, что уже не жилец на этом свете и скрывать что-то было уже глупо.

— Мне заказал их Спирин, — хрипловатым голосом сказал он.

— Это этот, новый мэр? — переспросил Ремизов.

— Да.

— А не врешь?

Нечай кивнул куда-то вверх.

— В спальне есть небольшой встроенный сейф, за картиной, ключи в пальто. Там на кассете все, все разговоры.

Ремизов и Григорий переглянулись, цыган быстро сбегал наверх и вскоре принес кассету. Пока Алексей крутил хитроумные шкафчики в поисках магнитофона и перематывал кассету, Нечай, прикрыв глаза, размышлял о том, почему он не воспринял всерьез рассказ Фугаса о поисках бежавшего лейтенанта. Очевидно, тогда, прошлым летом, он поверил, что Ремизов окончательно сломлен. Даже теперь, у самого края жизни Нечай продолжал разбирать допущенные ошибки, только теперь не книжного автора, а свои собственные.

Пока Ремизов сосредоточенно слушал долгую запись, цыган ходил по дому с деловым видом, всюду включал свет, хлопал дверьми. Успокоился он только тогда, когда разговор на кассете шел уже о Ларисе, сел в кресло и с интересом дослушал до конца. Верный своим принципам, Нечай записал и диалог с мэром по поводу судьбы художника, но тут ему пришлось давать пояснения.

— Ну что, Леша, тебе все ясно? — спросил цыган задумавшегося лейтенанта. Тот молча кивнул головой.

— С ним ты тоже будешь разбираться? — Гриша кивнул головой в сторону замолкшего магнитофона.

— Да, непременно.

— Тогда этот мой.

— Хорошо, — согласился Ремизов.

Нечай смотрел на них почти бесстрастно. Мозг его работал, на удивление, ясно и четко. Внезапно для обоих он подал голос.

— У Спирина в эту субботу свадьба. Гулять будут в ресторане «Русь».

Ремизов с Гришей переглянулись.

— Гулять будут долго, часов до десяти, — продолжил Нечай.

— Зачем ты нам это говоришь? — спросил Алексей.

Геннадий усмехнулся в ответ.

— Обидно уходить одному. Пусть уж и он, мой «астрологический двойник», получит свое.

— Ну что ж, спасибо за идею, — Ремизов вытащил из магнитофона кассету, сунул ее в карман.

— Пора уходить, скоро утро, — напомнил он цыгану.

— Хорошо, я быстро, — кивнул тот головой, пристально рассматривая свою жертву. — Ты веревку сверху привязал?

— Да, как просил.

— Поднимись снова на крышу и, как дерну, вытаскивай меня отсюда.

Ремизов удивился, но спрашивать ничего не стал. Выходя из дома, он споткнулся о трупы собак в прихожей, Гриша зачем-то перетащил их со двора. Алексей высоко поднял брови, но цыган подтолкнул его к двери, и Ремизов услышал, как за его спиной тщательно закрывались многочисленные замки. С ними цыган провозился очень долго, это отметил и сам хозяин дома, впитывавший каждую минуту оставшейся жизни, как божью благодать.

Оставшись с глазу на глаз со своей жертвой, Григорий не торопясь вытащил свой эффектный нож, покрутил его в руках, и у Нечая спина мгновенно покрылась холодным потом. Он вспомнил о тяжелой кончине своего «адъютанта», но цыган его сразу «успокоил».

— Нет, дорогой. Ты умрешь по-другому. Ты сам узнаешь, что мои дети чувствовали, сгорая заживо.

Он наклонился к подлокотникам кресла Нечая и, к вящему удивлению того, чуть надрезал веревки, связывающие его руки. Затем цыган спрятал нож, принес из прихожей канистру и начал поливать пол бензином, как бы обходя Нечая по кругу. И именно в этот момент Геннадий нашел основную ошибку в принципах и философии своей уже прошедшей жизни. Расширяя сферу своего влияния, он поневоле расширял и круг врагов. Сначала их было мало, затем счет пошел на десятки, сотни, может быть, и тысячи. Даже в России количество иногда переходит в качество, рано или поздно должно было случиться то, что свершится сейчас. С содроганием ожидая, что цыган плеснет бензином и на него, Нечай все-таки задал себе последний вопрос, на который он так и не получил ответа: а есть ли смысл в самой идее тайной власти?

Вопреки ожиданиям Григорий не стал его обливать бензином, а поднялся наверх, на второй этаж. Геннадий попробовал освободить руки, веревка даже затрещала, но его палач уже спускался вниз, и Нечай оставил эту затею. Напоследок Григорий долго смотрел в глаза Нечаю, потом сказал.

— Хоть ты и не человек, но, как говорили наши старики — я прощаю тебя.

Цыган перекрестился, отошел подальше, зажег спичку и бросил ее перед собой.

Вспыхнуло сразу ярко, весело, бензин даже рванул с хлопком. Над головой хозяина дома взволнованно зазвенели колокольчики хрусталя, но нарастающий гул пламени вскоре заглушил их нежный перезвон. Стараясь отвернуть глаза от обжигающего пламени, Нечай все-таки успел заметить, как цыган торопливо юркнул в камин. Геннадий рванулся раз, другой, почувствовал, как поддались, начали лопаться подрезанные веревки, он удесятерил усилия и со стоном выдернул руку из пут. С ревом вскочив с кресла, он прыгнул сквозь кольцо пламени, уже на той стороне, в прихожей, упал и крутанулся на полу, сдирая с плеч горящую пижаму.

Сбросив ее, Нечай двинулся к двери на ощупь, обгоревшие ресницы не давали толком смотреть, нашарил верхний замок, попробовал крутануть ручку защелки, но она не поддалась, он схватился за другую и понял, что бесполезно.

«Цыган, сволочь, сломал оба!» — понял он, рванулся в зал, но огонь полыхал там уже вовсю. Горели диван, кресла, коробились и обугливались кожаные панели, взрывались и падали хрустальным дождем роскошные сосульки «Северного сияния», и их прощальный звон был уже не слышен в торжествующем гуле огня. На его глазах огонь слизал одну за другой тяжелые портьеры, обнажив бесполезное присутствие зарешеченных окон. Полыхала поминальным костром дубовая лестница, и наверху, сквозь открытую дверь спальни Нечай увидел тот же неистовый танец огня.

Он закашлялся от дыма, в голове мелькнуло: «Ванна, вода!». Проскочив сквозь уже занявшийся коридорчик в свою роскошную ванную комнату, Геннадий лихорадочно начал крутить оба крана, но они только всхлипнули в ответ, засасывая воздух в пустые трубы.

«Цыган, сука, все предусмотрел!» — понял он. — Загнал в угол, как крысу!»

На время его парализовала безысходность ситуации; спасаясь от дыма, он присел на корточках в углу, но когда пламя прорвалось сквозь массивную дверь и от жара начала лопаться кафельная плитка, Нечай закричал, крутанулся на месте, пытаясь прикрыть лицо руками, и, потеряв от боли рассудок, кинулся вперед, на ходу превращаясь в кричащий факел, и его с ревом удовольствия поглотил огнедышащий молох пожара.

Ремизов вытащил Гришку из трубы, как выдергивают из грядки морковку, одним рывком. Тот даже взвыл и появился из трубы в разодранной рубахе, а ступив на крышу, обхватил руками ободранные плечи и зашипел от боли. Но цыган ни словом не попрекнул Алексея: из трубы уже несло жаром, и огонь мог нагнать его в любую минуту.

Они спустились вниз, отбежали к ограде и, перепрыгнув на другую сторону, долго смотрели на дело своих рук. Сперва только пробивающийся сквозь плотные шторы свет указывал на начавшийся пожар, затем пламя мгновенно слизало штору огненным языком, начали гореть рамы, зазвенело лопающееся стекло, последней занялась крыша. Когда со стороны города послышался далекий вой пожарных сирен, они, не сговариваясь, повернулись и пошли в лес по протоптанной цыганом дорожке. За первыми деревьями они остановились, Ремизов вытащил сигареты.

— Я расплатился до конца, — заявил Григорий после первой затяжки, неотрывно глядя на оставшийся сзади пожар.

— А я нет, — упрямо мотнул головой Ремизов.

Цыган искоса посмотрел на него, здравый смысл подсказывал Григорию, что ему не стоит лезть дальше в чужую судьбу. Кто ему этот лейтенант, во что обернется его сведение счетов с первым человеком города и как оно отразится на его, Гришкиной судьбе? На все эти размышления ушло не более секунды, затем он обнял Ремизова за плечи и предложил.

— Тогда пошли ко мне? Надо переждать до субботы.

— Пошли, — согласился Алексей, и они двинулись дальше по тропе. Как бы подтверждая их решение, со стороны пожара раздался громкий треск, и что-то ухнуло, словно вздохнул неведомый великан. Это обрушилась вниз прогоревшая крыша.