Виктор Пронин - Зомби идет по городу

Зомби пришел в себя через несколько часов.

Ухватившись за край верстака, с трудом поднялся, распрямился, прислонившись к стене гаража. Некоторое время он стоял неподвижно, постепенно приходя в себя, осознавая происшедшее здесь вечером. Сквозь щели в двери пробивалась серая полоска рассвета. Сердце его судорожно колотилось, и некоторое время он не мог сделать ни шага. Рука его шарила вокруг в поисках какой-либо опоры, он искал костыль, еще не осознав, что именно ищет. Но вокруг была пустота, рука все время нащупывала пустоту.

В гараже было почти темно, и, лишь всмотревшись, можно было различить ремонтную яму, балку под потолком, дверь в глубине гаража. Из-под нее пробивалась слабая полоска света. Зомби опустил взгляд ниже и увидел возле двери темное пятно. Прошло еще какое-то время, прежде чем он различил очертания лежащего человека в темном костюме. Человек лежал на боку, обхватив двумя руками живот. Из-под его рук сквозь пальцы вытекала темная струя крови...

Зомби сделал над собой усилие и подошел поближе. Байрамов смотрел на него снизу вверх, и во взгляде его еще оставалась мука, но уже не было жизни. Неловко подвернутая нога подтверждала, что этот человек мертв. Живой не может лежать в такой позе. Но даже мертвым Байрамов выглядел нарядным и значительным.

– Так, – сказал Зомби. – Так, – повторил он.

Наклонившись, он обшарил карманы пиджака Байрамова. Может быть, что-то пригодится Пафнутьеву, подумал он, рассовывая по карманам бумажник, какие-то записки, бумаги в красивых конвертах. Переворачивая Байрамова на другой бок, он увидел рану – заряд картечи вспорол живот, и выжить с такой раной было невозможно.

Оглянувшись, Зомби почувствовал беспокойство, еще не осознавая, что его потревожило, какая подробность, мелькнувшая мысль, опаска. В голове сильно, почти с нестерпимой болью бился пульс, и с каждым ударом он готов был застонать. Зомби прислонился к стене, снова оглянулся и наконец понял причину своего беспокойства – он искал костыль. Он понимал, что оставаться здесь нельзя было ни единой лишней минуты, что в любой момент сюда могут нагрянуть люди, люди Байрамова, но он не мог уйти отсюда без своего костыля. Он вернулся к тому месту, где лежал, и у нескольких сваленных в углу колес увидел то, что искал, – костыль. Поднял его, осмотрел. Пустой патрон оставался в затворе, и Зомби не стал его вынимать, понимая, что оставлять патроны здесь нельзя. Увидев на полу свою шляпу, он надел ее, не отряхивая.

– Так, – повторял он время от времени, – так... Следы надо заметать, уносить с собой...

Зомби все яснее осознавал собственную обреченность. Все следы уничтожить невозможно, просто невозможно стереть все его отпечатки пальцев, следы подошв, никуда он не сможет спрятать этот нарядный труп с развороченным животом. Он уже направился к выходу, чтобы уйти, просто уйти отсюда, на большее у него не было сил, но споткнулся о что-то мягкое. Это был еще один человек, и он тоже был мертв.

– Так, – проговорил Зомби. – Значит, еще один... Кажется, я начинаю понимать, что тут произошло, кажется, начинаю понимать, что я тут натворил...

Наклонившись, Зомби при слабом свете, который шел из приоткрытой двери, узнал Амона. Он лежал точно так же, как и его хозяин, – обхватив руками живот. На губах его была гримаса, отдаленно напоминающая улыбку. Впрочем, с таким же успехом эту гримасу можно было назвать и предсмертным оскалом. Серое лицо его было перемазано в грязи – видно, Амон бился в предсмертных судорогах, бился лицом об этот пропитанный мазутом, маслами пол...

– Кажется, я знаю, что нужно делать, – бормотал Зомби. Он обшарил карманы Амона и, найдя там газовую зажигалку, сунул ее себе в карман. Потом начал медленно и спокойно осматривать шкафы, ящики, полки, пока не нашел то, что искал, – моток шпагата. Все с тем же невозмутимым лицом он прошел в угол, открыл канистру с бензином и принялся заталкивать в нее шпагат. Опустив в отверстие конец, он неторопливо опускал шпагат внутрь метр за метром, пока у него в руках не остался короткий конец. Тогда он положил канистру набок, так что из нее хлынула струя бензина, растеклась по полу, подтекла под оба трупа.

С трудом открыв дверь, Зомби вышел наружу. Небо на востоке серело, верхушки деревьев с редкими оставшимися листьями уже начали розоветь. Но здесь, в ржавых переходах между гаражами, было еще темно, сумрачно, тихо. Протянув конец шпагата метров на десять, Зомби бросил его на землю и вернулся в гараж. Он хотел убедиться, что второй конец шпагата остался в канистре. После этого, оставив дверь открытой, Зомби вернулся к концу шпагата, лежащему на земле. Нащупав в кармане зажигалку, вынул ее, крутнул ребристое колесико. В слабом свете рождающегося дня огонек вспыхнул теплым оранжевым светом, странноватым в этом сером, промозглом утре. Наклонившись, он поднес зажигалку к шпагату, и тот тут же вспыхнул, огонек побежал, побежал к гаражу, набирая скорость, набирая силу. Убедившись, что огонек не погас на полпути, Зомби разжал руку и выронил зажигалку на землю – ее наверняка затопчут, когда здесь начнется настоящая паника. Он понимал, что есть серьезная опасность – огонь может перекинуться на соседние гаражи, на машины, на весь этот жутковатый мир...

На губах Зомби блуждала слабая улыбка, когда он двинулся между гаражами на ту возвышенность, с которой спустился вчера, когда входил в эти лабиринты. Он успел пройти несколько сот метров, когда за его спиной раздался взрыв, потом еще один – в гараже оставалось несколько канистр бензина.

Зомби даже не оглянулся.

Выпрямившись и глядя прямо перед собой, он с неестественной размеренностью шел и шел, приближаясь к проезжей части дороги, проходившей вверху, над этой чешуйчатой долиной гаражей. Тропинка становилась все шире, утоптанней, и идти ему было все легче. За спиной он слышал возбужденные голоса, но они только радовали его – значит, были здесь люди, значит, не дадут они сгореть всему этому железо-кирпично-бетонному миру. Голоса удалялись, становились тише, будто отшатывались в прошлое, и звучали уже еле слышно – из прошлого.

Было раннее утро, дорога, свободная от машин, поблескивала в утреннем свете после ночного дождя, и Зомби шагал по самой середине проезжей части. Его костыль ритмично упирался в мокрый асфальт, отмеряя метр за метром, метр за метром. Ночной дождь сбил с деревьев последние листья, и в воздухе пахло сырой свежей осенью. Зомби с радостным удивлением обнаружил, что помнит этот запах, что он ему нравится, что в жизни у него происходили события, связанные с этим запахом...

И с ним произошло что-то странное – сумеречность сознания, в котором он пребывал последние месяцы, будто ослабла, словно свежим порывом ветра развеяло туман, и он с удивлением обнаружил проступившие очертания строений, домов, заборов и радостно сознавал, что все это ему знакомо. Он не думал о том, что происходило в эти минуты за его спиной, в оставленном гараже, он весь был устремлен в прошлое, в собственное прошлое, и оно раскрывалось перед ним, неожиданное и манящее...

– Так, – приговаривал он время от времени в такт ударам костыля об асфальт, – так...

Потом он увидел перед собой мост с широкой проезжей частью, покрытой бетоном, и, лишь дойдя до его середины, понял, что шел именно сюда, что эта вот река, этот мост сейчас ему более всего нужны. Зомби приблизился к перилам, прислонил костыль к столбу и положил руки на холодные чугунные ограждения, словно бы для того, чтобы остудить ладони после работы тяжкой и непосильной.

Зомби с таким напряжением смотрел на розовеющее небо, будто ожидал там, среди облаков, увидеть какое-то знамение, какое-то сообщение для себя лично. Небо отражалось в темной воде реки, покрытой мелкой рябью утреннего ветерка. С негромким, почти домашним тарахтением прошел катер. Он сидел необычно низко в воде, видно, вез что-то тяжелое, наверняка ворованное. В его стеклах отражались серые волны и розовеющее небо. Когда катер отошел достаточно далеко и свернул за поворот реки, Зомби взял стоящий рядом костыль, занес его над водой и, поколебавшись, разжал пальцы. Тяжелый костыль, сработанный безвестным умельцем, страшное своим невинным видом оружие, которое так славно поработало в эту ночь, с глухим всплеском упало в воду.

– Так, – сказал Зомби. – И это я сделал.

Холодные поручни, розовая полоска неба под тяжелыми осенними тучами, серая гладь реки, утренний знобящий ветерок – все это тревожило его, и туман, застилавший его сознание последние полгода, продолжал рассеиваться, обнажая смутные, невнятные еще воспоминания. Но они были настолько неопределенны, что их точнее было бы назвать желанием вспомнить, только желанием...

Сойдя с моста, Зомби ощутил вдруг нарастающее беспокойство. Откуда оно, он не мог осознать и некоторое время шагал с мучительным стремлением понять – что происходит? Он свернул с проезжей части на тротуар, усыпанный листьями, и продолжал неумолимое движение к центру города. Пришло ощущение, что поступает верно, что делает именно то, что необходимо в это холодное утро. Он идет, его направление правильное, он свободен от предметов, которые могли бы его в чем-то уличить, и только бумажник Байрамова вносил некоторое беспокойство, но он помнил об этом бумажнике, о нескольких конвертах с письмами, изъятыми у Байрамова, и был готов избавиться от них, как только возникнет хотя бы отдаленная, невнятная опасность.