Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке

За окнами пролетали пожухлые деревья Ленинского проспекта, но ни деревья, ни заграничная реклама не интересовали меня. Пытался понять, что все это значит. Сроду в Москве близких друзей, кроме Музыканта, не бывало. Может, господин Василаке или Блювштейн просто позвонили в Москву одному из своих компаньонов, попросили встретить меня. У них с этим делом легче легкого: на каждом шагу стоит телефонная будка, звони из нее в любой город мира. Но человек, который прислал за мной автомашину, кто он? Наверное, ему адресовано одно из писем, которые я вез, как дипкурьер, минуя таможни и границы. Любопытно, что это за чин в России? Видать, милицейский генерал, не каждому дано всегда быть в курсе дел, происходящих в криминальной Москве.

Наш микроавтобус тем временем промчался по Окружной дороге, не сворачивая к центру Москвы, свернул в сторону Белорусского шоссе. Я вновь заволновался: почему едем за город? Однако тут же успокоил себя. Если меня на Кипре «не замочили», где и свидетелей не было, то тут, на московской земле, вряд ли я для кого-нибудь представляю опасность… Но куда меня все-таки везут?

Наш микроавтобус раза три сворачивал с асфальта, наконец, стремительно покатил вглубь соснового бора.

И тут… словно с неба, с вершин сосен, прямо перед машиной упал полосатый столб — шлагбаум. Да и омоновец в камуфляжной форме тоже вырос, словно из-под земли. Никаких предупреждающих знаков на дороге не имелось и вот, пожалуйста, предъявите документы. За спиной появился рослый офицер с автоматом наизготовку. Застава! Поверка документов.

Узнав водителя микроавтобуса, офицер-омоновец дружески кивнул ему: «Проезжай!» Шлагбаум послушно пошел вверх, скрываясь за маскировочной сеткой. С легким поскрипыванием поползла в сторону по железному желобу полоса шириной в четверть метра, на ней были два ряда стальных шипов. Проскочить этот «еж» было под силу разве что тяжелому танку.

Дорога в зеленый, тщательно охраняемый поселок, населенный таинственными инкогнито нашей страны, была свободна!

Бомжа, который выдавал себя за гениального художника Василия Кандинского на третий сеанс гипноза еще не доставили. Генерал Семен Семенович и полковник Клинцов, загодя прибывшие в этот институт с загадочным названием «НИИНС», коротали время в обществе ясновидящего по имени Рэм Николаевич. Сам профессор Пахом быть на сеансе не смог по причине, сообщить которую милицейским чинам отказались.

— Каждый из нас, вам, наверное, это известно не хуже, чем мне, — продолжил разговор Семен Семенович, — Несомненно и Рем Николаевич, наверняка побывал прежде на земля, правда в иных обличьях, ведь известно, что буквально душа каждого человека проживает несколько жизней.

— Оба помолчали, думая об одном и том же, — Рэм Николаевич, прикованный к инвалидной коляске, был большим умницей, а как легко, играючи разгадывал он самые замысловатые преступления, никто понять не мог. его сослуживцы считали воплощением оптимизма, улыбка не сходила с его худощавого лица, — Он часто в дружеских беседах говаривал, что есть души молодые, есть души, которые многократно приходили на землю, последние, естественно имеют богатый опыт, который и помогает им решать, казалось, неразрешимые задачи….

Одно непонятно, если это так, то почему мы ничего не помним из прошлых жизней? — Однако души душами, но почему Рем Николаевич запаздывает. — Семен Семенович откровенно начинал нервничать. — через час он должен был быть на приеме у министра, а тут.

Едва генерал произнес эту фразу, как в комнату вкатил сам ясновидящий Рем Николаевич. Поздоровавшись с ожидавшими его милицейскими чинами, он извинился за опоздание и загадочно улыбнулся.

— Вы, кажется, толковали о душах, что часто возвращаются с небес на землю — Эзотерики считают: блокировать информацию о прошлых жизнях повелевает сам Господь или его ангелы. Вы, конечно, знаете, господа, что существуют три вида грубых тел: астральное, ментальное и физическое. Спрашивается, зачем, формируя новое грубое тело для возвращения на землю, передавать им прошлую память? Знать прошлое, значит, жить им. А стереотипы, выработанные в прошлых жизнях, могут помешать их развитию.

— Будьте любезны, поясните подробней, — попросил Клинцов, он тоже волновался в душе: сеанс задерживался, а ему еще хотелось встретить в аэропорту «литератора».

— Представьте себе, в одной из прошлых жизней вы убили несколько человек. Зачем вам помнить об этом, зачем мучиться, не каждая психика это выдержит. Поэтому груз прежних ошибок и преступлений блокируется высшим разумом. На момент рождения нам оставляют не конкретные сведения, а конечные результаты прошлых жизней — таланты, способности, лучшие черты характера.

— А наш пациент?

— Я прослушал на прошлом сеансе ясновидения магнитофонную ленту с записью голоса Всеволода., то бишь Кандинского. Это было потрясающе! Согласитесь, господа, человек с низкими интеллектуальными способностями, с незаконченным шестиклассным образованием, вдруг свободно заговорил на отличном французском, да еще с марсельским акцентом. Правы были классики, провозгласившие фразу: «Король умер! Да здравствует король!» Василий Кандинский умер, а Всеволод Кандинский воскрес, воплотившись в иного человека.

Рэм Николаевич хотел еще что-то разъяснить, но мелодичный женский голос произнес из невидимого динамика: «Ваш пациент играет на фортепьяно «Реквием».

— Чувствуете, «Реквием»! — Рэм Николаевич включил кнопку хода, коляска неслышно покатила к двери. На мгновение притормозив, ясновидящий сказал: «Одно прошу: ничему не удивляйтесь, ни-че-му!»

Где это видано, чтобы обыкновенного человека встречали в международном аэропорту, будто тайного агента Интерпола, выполнившего сложнейшее задание. Таможенная «шишка» лично провела меня по «зеленому» дипломатическому коридору без досмотра и проверки документов… А вдруг меня с кем-нибудь перепутали?

Я пытался рассуждать логически, но ключ к разгадке найти не удавалось. Одно успокаивало: «Кому-то я был очень нужен. Скорей всего, меня просто используют, как фельдъегеря. Доставлю почту по адресатам и… «Глупец! Чему ты радуешься, — спросил я себя. — Если тебя несут на руках, не радуйся, возможно, процессия направляется на кладбище». Видимо, меня выследили на Кипре или в Израиле. Вот и везут на какую-то базу, начнут «раскалывать», либо «перекупать», а то просто пристрелят в лесу…

Не в пример Мише-островитянину, который вышел ко мне лишь на вторые сутки, хозяин роскошного двухэтажного особняка появился, как только микроавтобус притормозил у парадного крыльца. На деревянной лестнице стоял великан лет сорока. Несмотря на крупный рост и крупное телосложение, выглядел он несколько вальяжно. На крутых плечах был яркий махровый халат, накинутый прямо на голое тело. Хозяин, видимо, только что вышел из бассейна, водная гладь голубела чуть левее коттеджа. Волосы великана были мокрыми, гладко зачесанными назад.

— Добро пожаловать в мои скромные лесные пенаты! — пробасил хозяин трехэтажной, на вид простоватой дачи. Бас у него оказался таким потрясающим, что мне показалось: птицы смолкли на мгновение, а трава пригнулась. — Ну, чем не Швейцария? — Хозяин обвел рукой по сторонам, глянул на меня испытующе, мол, понравилось или нет? — Еще многое тут не доделано, хочу поставить немецкие округлые окна. — Он еще что-то говорил о своем детище, а я плохо его слушал, старался угадать, кем же в действительности является этот басовитый, уверенный в себе мужчина с явной военной выправкой. — Ну, что молчите, дорогой друг! Не нравится мое владение?

— Очень нравится, потрясающе! — довольно робко проговорил я, лихорадочно подыскивая подходящие к случаю «умные» слова, но, как назло, ничего путного на ум не приходило. Рабы, мы и есть рабы! Живем придавленные страхом. И ничего с собой поделать не в состоянии. В России страх генетически передается по наследству. Чуть что, и внутренняя пружинка захлопывается, и ты чувствуешь себя плебеем рядом с патрицием.

— Извините, я вас с ходу огорошил! — пробасил хозяин трехэтажной дачи. — Прошу к моему шалашу! С дороги полезно погонять чаи. — Хозяин подхватил меня сильной рукой, провел по дорожке в сад. У самой веранды, на лужайке, был накрыт деревянный, по-деревенски скобленый стол. Сел на деревянную скамью, жестом пригласил и меня. — Слышал, вы — писатель, ваш брат любит все лицезреть и… на бумагу, на бумагу!

Я предпочел бы сейчас на природе, не чаи гонять, а опрокинуть бы пару рюмочек марочного коньяка, чтобы обрести, наконец, душевное равновесие.

— Большое спасибо за приглашение. Правда, я не любитель чая, хорошо бы сначала познакомиться. — Обычно я очень быстро осваиваюсь в любой остановке. Но здесь, в чаще елового леса, за высоченным забором, за охраняемым шлагбаумом, чувствовал себя не в своей тарелке.