Владимир Гриньков - Так умирают короли

– Что ж, значит, наша встреча будет краткой, – сказал он. – Вот только выясним с вами кое-какие подробности. Тот самый вечер – вы понимаете, о чем я говорю…

Светлана кивнула, делаясь строже лицом.

– Вы поссорились со своим мужем. С бывшим мужем.

Светлана снова кивнула.

– И вы оказались в ванной комнате.

– Да. Я уже рассказывала об этом. Тогда разревелась как девчонка, и мне надо было заняться собой.

– В ванную комнату заглянул Евгений. – Мартынов кивнул в мою сторону. – Предложил возвращаться в Москву. Вы вышли из ванной и где кого обнаружили?

– В гостиной.

– Там присутствовали все?

– Не было Сергея. – У Светланы дрогнул голос. – И, кажется, Загорского.

– Загорский был в кухне, – подсказал я.

Но Загорский волновал сейчас Мартынова меньше всего.

– Ладно, это я понял, – сказал он. – Но Демин и Кожемякин были в гостиной?

– Да, – ответила Светлана.

– А вот до гостиной, раньше, вы когда в последний раз видели Кожемякина? Когда все были за столом?

Светлана задумалась, вспоминая. А я даже затаил дыхание. От ее ответа сейчас зависело больше, чем это она себе представляет. Если она не подтвердит слова Кожемякина – тому почти наверняка уже не отвертеться. Только Светлана могла дать ему алиби. Не железное, но в его положении выбирать не приходилось.

– Ну почему же за столом? – задумчиво сказала Светлана. – Он заглядывал ко мне в ванную комнату.

– Когда? – глухим голосом спросил Мартынов.

Я представлял себе его состояние сейчас. Все рушилось, и ничего нельзя было поправить.

– Точно не скажу, – ответила Светлана. – Мы разругались с Сергеем, я зашла в ванную комнату, и почти сразу туда заглянул Кожемякин. Он испугался, застав меня плачущей.

– Почему вы решили, что он испугался? – уточнил Мартынов.

– У него лицо такое было, знаете…

Она замялась, подыскивая определение.

– Не совсем обычное.

Все совпадало. Иным лицо Кожемякина и не могло быть. Его тошнило, и он безуспешно пытался найти укромное место.

Мартынов все больше мрачнел. Для него теперь все начиналось сначала, а время шло, уходило, таяло, а вместе с ним – и надежды на то, что все очень скоро раскроется.

– Что же вы раньше не сказали? – не сдержался он.

– О чем? – округлила глаза Светлана.

– О том, что Кожемякин заглядывал в ванную?

– А это так важно?

Мартынов тяжело вздохнул. Для него сейчас все было важным.

– Мне кажется, дело никогда не будет раскрыто, – сказал я.

Это было жестоко, но Светлана сама попросила меня об откровенности. Мы ехали в нашем фургончике, это был последний осколок прежней жизни. Светлана держалась за руль так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Извини, – сказал я.

– Ничего.

Долго ехали молча.

– Почему? – вдруг спросила Светлана, словно наш разговор и не прерывался.

Спрашивала, почему убийство не раскроют.

– Сергей Николаевич был настоящим королем, – ответил я. – А когда короли умирают, гораздо важнее сам факт смерти, чем ее причина.

– Ты ушел от ответа.

– Я сказал то, что думал. Врагов бывает мало у людей серых. У королей недругов гораздо больше. У Самсонова, как оказалось, были проблемы и с Загорским, и с Кожемякиным, и с Деминым.

– И со мной, – подсказала Светлана, глядя на стелющуюся под колеса дорогу.

Я поморщился, но она этого, кажется, даже не заметила.

– Я только хотел сказать, что подозревать могут любого из присутствовавших на вечеринке в тот вечер. И, кроме того, еще целую кучу людей со стороны. Тех же дружков Кожемякина. Или Алекперова. Или кого-то еще. Мартынов землю роет, но ничего у него не получается – осторожничает. Слишком много внимания привлечено к этому делу. А громкие дела никогда не раскрываются.

– Но кто?! – не выдержала Светлана. – Демин? Я? Ты?

О нас, как я понял, она сказала лишь ради приличия. Вообще-то речь шла о Демине.

– Илья находится в тех же условиях, что и все мы, – сказал я. – Возможно, Мартынов еще на что-нибудь набредет, и Демина тоже привлекут к ответственности. За то же хищение денег, к примеру. Ведь приворовывал, это ясно. Но только и всего. Причастность к убийству доказать не смогут.

– Почему?

– По той же причине, по которой не смогли повесить это дело ни на Загорского, ни на Кожемякина, ни на Алекперова. Фактов нет.

– А убийство есть!

– Есть, – безропотно согласился я. – Но слишком уж много претендентов на роль убийцы. Следствие запуталось, выбирая одного из многих. – Я невесело усмехнулся. – Ведь ничего нет. Даже орудие убийства не найдено.

– Не знают, что это было?

– Знают, но очень приблизительно. Некий предмет цилиндрической формы, на одном конце которого есть конусообразный выступ.

– Что это может быть?

– Не знаю. Не будь этого выступа, я сказал бы, что эта штука очень похожа на молоток. Но молоток с такой острой штуковиной – я никогда ничего подобного не видел. Мартынов мне сказал, что они перерыли весь дом и ближайшие окрестности, но ничего не нашли.

– Значит, этой вещи там нет?

Я скептически взглянул на Светлану:

– Ты ведь знаешь этот дом! Там можно спрятать что угодно, и потом ищи не ищи – толку никакого. У любого из нас было пять или десять минут времени на все про все – это фантастически много. За это время можно было спрятать что угодно.

– Или спрятаться самому, – задумчиво сказала Светлана. – Интересно, почему убийца не убежал?

– Потому что, оставшись с нами, он обрекал следствие на нелегкий выбор одного виновного из пяти присутствующих. А поддавшись чувству паники, он бы сразу себя выдал. Потому он и остался с нами. Надо отдать ему должное – у него очень крепкие нервы. Не каждый решился бы на такой ход.

Мартынов позвонил мне поздним вечером.

– Не уехал еще? – буркнул он.

– Как видите.

– У меня к тебе дело.

Я и не сомневался.

– Надо приехать к вам?

– Куда? – вздохнул Мартынов. – Половина двенадцатого. По телефону пообщаемся. Ты готов?

– Трепещу в ожидании! – доложил я.

Мартынов никак не прореагировал. Ему сейчас было не до шуток.

– Вспомни, что было на столе в тот чертов вечер.

– Из еды? Или из напитков?

– Меня интересует все. Вплоть до соли и лаврового листа.

Это у него прорезался черный юмор. Я перечислил все, что мог вспомнить. Если я говорил быстро, Мартынов меня останавливал – записывал, стало быть.

– Все, – подвел я черту под списком. – Больше ничего не вспомню.

– А могло быть еще что-то, чего ты не назвал?

– Запросто. Мы привезли с собой две коробки с продуктами, там чего только не было. Демин все закупал, вот если бы его спросить. Вы ему позвоните. Номер телефона знаете?

– Телефончик известен. Только Демин уже второй день не поднимает трубку.

– Пропал, – хмыкнул я. – У вас собака есть?

– Собака? У меня? – не понял Мартынов.

– Ну, не у вас лично, В прокуратуре. Демина без собаки теперь не сыскать.

– Шутник, – безо всякой интонации произнес Мартынов.

– Вам не до шуток? – посочувствовал я.

– Просто устал. Не обращай внимания.

– Много работы?

– Да. Полдня по уши в дерьме просидел.

– Это вы так образно выражаетесь?

– Ну почему же образно? – спокойно сказал Мартынов. – Буквально, Евгений. Распотрошили деревянный сортир на самсоновском участке, где, по словам Кожемякина, его стошнило. Точно, нашли блевотину. Теперь вот эксперты не спят, хитроумные анализы проводят, чтобы определить, кому, собственно, сии отправления принадлежат.

Я понял, что Мартынов взбешен. У него концы не сходились с концами, и в довершение всего он еще должен был заниматься столь неблагодарным делом. В итоге окажется, что Кожемякин говорил правду, и все мартыновские страдания закончатся тем, что он лишь подтвердит – хотя и косвенно – невиновность Кожемякина в убийстве. Хотя и это немало – оправдать невиновного. Но вряд ли сейчас это послужит Мартынову утешением.

– И еще, – вдруг вспомнил он. – Мы нашли орудие убийства.

Вот это была новость! Я даже лишился дара речи.

– Выглядит так, как мы и предполагали, – сообщил Мартынов. – Что-то вроде отвеса. С одной стороны конусообразный выступ, с другой проточено сквозное отверстие – то ли под бечевку, то ли под кольцо. Я и так эту штуку вертел, и этак – не могу понять, что это такое.

– Сами же сказали, что отвес.

Мартынов невесело засмеялся.

– Э-э нет, – протянул он. – Отвес – это штука строительная. На нем царапины должны быть. А это вещица домашнего употребления. Знаешь, есть такие вещи: только глянешь на них, и сразу видно, что к ним хозяева с любовью относятся.

– А где же нашли?

– У самого дома. Там с тыльной стороны сложена поленница, ее в прошлый раз не догадались разобрать, а в этот раз на нее обратили внимание – и нашли.

– И что это значит?

– Ничего не значит, – буркнул Мартынов. – Я тебя вот о чем попрошу. Ты завтра подъезжай ко мне с этой своей Светланой…