Михаил Климман - Затерявшийся в кольце бульваров

Но Андрей, после всего пережитого им, искренне считал себя вправе на те действия, которые предпринимал. Он еще не говорил жене, что в последнее время у него обострилось желание попасть в Останкино, найти там поэта-электрика Тряпицына и объяснить ему, что неправильно сдавать беззащитного человека ментам. Почему Дорин не говорил Лене об этом, он не знал и совершенно искренне считал, что имеет полное право и на такой шаг.

Андреевская в этом споре не стала настаивать. Она еще раз напомнила себе все, через что прошел ее муж в последние дни, и велела себе замолчать. Больней всего, как она понимала, по нему ударило предательство Маркиза, и она старалась даже не упоминать это имя в разговорах. Дорин тоже ни разу не вспомнил своего друга за эти дни. Во всяком случае, не упомянул…

В общем, усатого нищего увезли работники киностудии, а Андрей взялся за решение новой проблемы.

Людмила, вернувшись из Останкино, честно сказала, что скорее всего у них все-таки ничего не получится. По ее словам, эфир с программой о Маленьком пойдет во вторник из совершенно новой компьютерной студии. И мало того, что они еще не очень понимают, как там и что работает, но и смотрят за новым оборудованием очень внимательно и почти никого к нему не подпускают.

У нее, правда, есть приятельница, которая будет работать на этой новой аппаратуре и сейчас как раз заканчивает ее осваивать, но что она сможет сделать, даже если ей очень хорошо заплатить, – совершенно непонятно.

Андрей, услышав новости, нервно заходил по комнате, а потом позвонил сыну и попросил приехать.

Васька, внимательно выслушав Людмилин рассказ, задумался на пару минут, а потом спросил:

– Так в чем наша задача?

– Не знаю, – честно признался Андрей, – ты вроде у нас компьютерный гений, а не я…

– Ну, хорошо, – согласился Дорин-младший, – а если бы не было этого нового компьютерного оборудования, чего бы вы хотели добиться?

– Тут несколько задач, – попробовал, не столько даже для сына, сколько сам для себя разобраться Андрей. – Первая – подменить кассету.

– Если это компьютер, значит, речь идет о CD, – прервал его Васька, – и ко мне, как я понимаю, первая задача отношения не имеет.

– Согласен, – подтвердил Дорин-старший. – Вторая – устроить как-то так, чтобы демонстрацию фильма не прервали бы на первых же секундах.

– И как вы собирались это сделать? – насмешливо спросил Васька. – Заварить отверстие видеомагнитофона? Или просто взять на прицел всех, кто мог бы прервать трансляцию?

– Ну, – растерялся Андрей, – мы пока не придумали.

– Можно ли, – Дорин-младший обернулся к Люде, – договориться с вашей знакомой, чтобы она в любое время до трансляции вставила в дисковод дискету и нажала одну кнопку?

– А не поломается компьютер? – опасливо спросила костюмерша.

– Нет, он будет работать, как работал, и только в тот момент, когда вставят нужный нам фильм, он не даст его остановить. Правда, для этого, – он повернулся к отцу, – мне нужно получить ваш сидюшник на пару минут.

– А ты там ничего не сотрешь?

– Нет, я просто замаркирую его, чтобы, когда диск попал в компьютер, записанная ранее программа узнала его и заблокировала всевозможности отключения.

– И что, ее вообще нельзя будет остановить? – поинтересовалась Лена.

– Можно, конечно, – но не сразу, – Васька очень похоже на отца почесал нос. – Надо же сначала понять, что происходит, потом попробовать обычные пути, потом – всякие хитрые трюки, потом можно просто отключить питание.

– И сколько у нас будет времени?

– Ну, время зависит от компетентности программиста, который обслуживает ваш компьютер. Но минут пять я вам гарантирую.

– Минут пять – это не мало, – обрадовался Андрей.

Хотя времени у них было очень мало, они все успели. Успели снять сцену с усатым стариком – Маленький повел себя довольно-таки странно: он потребовал у нищего, чтобы тот сбрил усы, и обещал ему за это сто долларов. Когда тот растерянно спросил, где же он возьмет поздно вечером на улице бритву, Домашнев предложил ему спалить усы зажигалкой и добавил еще сотню к первоначальной цифре. Старик отрицательно затряс головой, и Маленький велел своей охране гнать его подальше. Все это было снято, правда, издалека, но довольно отчетливо.

Фильм смонтировали в понедельник днем, перегнали на СД и отдали Ваське. Людина подруга оказалась весьма сговорчивой и за немалую сумму согласилась «перепутать» диски. Еще раньше в тот же день она вставила принесенную костюмершей дискету и нажала нужную кнопку.

В общем, все у них было «на мази», и в понедельник вечером Андрей, уставший от сумасшедшей гонки последних дней и как-то растерявшийся, когда выяснилось, что все уже сделано и осталось только терпеливо ждать, сидел у телевизора и смотрел поздние новости. За все эти дни про Эллери не говорили ничего ни в обычных программах, ни в криминальных.

Дорин уже взял пульт, чтобы выключить телевизор, когда на экране неожиданно появилось лицо Маленького почему-то в траурной рамке:

– Экстренное сообщение, – сказал ведущий, пытаясь придать лицу скорбное выражение. – Как нам стало известно, сегодня трагическая случайность унесла из жизни известного бизнесмена, политика и общественного деятеля Алексея Севастьяныча Домашнева…

– Трагическая случайность – это значит он сам погиб или все-таки убили? – спросила Лена.

– Что? – закричал Дорин. – Что? Да как они посмели?

Лицо его покраснело:

– Он мой… Только мой!.. – кричал Андрей. – Никто не имел права отнимать его у меня.

Лена с испугом смотрела на мужа.

– Что ты смотришь? – накинулся на нее Дорин. – Осуждаешь? «Мне отмщение и аз воздам»? «Подставь другую щеку»?

– С чего ты взял? – удивилась она. – Вроде я никогда православной фанатичкой не была.

– Тогда в чем дело? Я же вижу, что ты чем-то недовольна…

– Я всем довольна, – примирительно сказала Лена.

– Почему жизнь так несправедлива? – опять завел свою бодягу Андрей. – Человек испортил мне жизнь, унизил, обманул, и я не могу ему вернуть хотя бы десять процентов того, что полагается ему по заслугам. Десять процентов… Всего-навсего конец карьеры, и то – если повезет, за все его подлости, убийства, предательства.

Он упал перед креслом, в котором сидела Лена, больно схватил ее за руку и закричал:

– Ты понимаешь это или нет?

А она вдруг спокойно отняла у него руку, размахнулась и сильно ударила Андрея по щеке:

– Прекрати истерику, Дорин…

Он оторопел, продолжая сидеть на полу, чувствуя во рту железный привкус крови из разбитой губы, и смотрел на жену. А она встала, подошла к своей сумочке, достала оттуда толстую книгу и пачку бумажных носовых платков и спокойно села в кресло. Потом платком вытерла мокрое лицо Андрея, открыла книгу и прочитала:

– «Бог редко ставит зеркало перед грешником, редко наказывает его тем же самым способом, которым он грешил. Он не убил Каина, а оставил его навечно скитаться. Прометей, расплатившийся своей печенью за похищение огня. Брунгильда, за непослушание усыпленная Одином и помещенная в склеп… Да мало ли таких примеров…»

– Кто это написал? – спросил Андрей.

– «Во время борьбы, – Лена продолжала, не обращая внимания на вопрос мужа, – какой бы жаркой она ни была, помни, что главное не то, кто победил, а то, на чьей стороне ты дрался…»

– Какого черта, кто это?

– «Господь никогда и нигде не завещал людям страдать, – опять прочитала Андреевская, – он завещал мужественно переносить выпадающие страдания. Поэтому постные лица и бесконечно умирающие люди в храмах – либо глупость, либо зло, но всегда – неверно понятое христианство».

Дорин посмотрел на обложку книги, которая была в руках у жены, – «Труды по знаковым системам».

– Не хочешь ли ты сказать, – язвительно спросил он, – что это написал Маркиз? Что это вошло в его статью про церковные песни? Что этот текст был опубликован в Советском Союзе больше тридцати лет назад?

– Отвечаю по порядку, – Лена закрыла книгу. – Это действительно написал Яков Яковлевич Волчицкий, которого ты знал как Маркиза. Но эти… – она поискала слово, – афоризмы? Нет, скорее максимы… ну, не знаю, как сказать, написаны на форзаце этой книги. Похоже, он использовал ее как блокнот.

– Маркиз, – уже почти спокойно сказал Андрей, – зачем он это сделал?

Он так и сидел на ковре у ног жены, и сейчас придвинулся ближе и, как собака, устало положил голову ей на колени.

– Не знаю, – она запустила руку в отросшую доринскую шевелюру, – может быть, он, как все шестидесятники, считал, что идея – важнее человека. В них почти во всех, даже самых умных и тонких, был этот изъян. Все-таки они были детьми своей страны и своего времени.

– Безумно больно, – тихо сказал Дорин.

– Я знаю. – Она ласково погладила его по голове. – Хочешь, прочитаю тебе что-нибудь еще?