Александр Чернобровкин - Время - ноль

– Обустроюсь, тогда и приглашу всех.

Вещей у него было – всего ничего, в одно такси поместилось, а во втором поехали Сергей, жена Толик – невзрачная женщина лет двадцати восьми, располневшая, переставшая особо следить за своей внешностью, – и Ванюша.

Комнаты в новом доме казались огромными, потому что мебели в них не было, лишь в одной стояли две сдвинутые германские кровати, и на кухне – стол и две старые самодельные табуретки с облупившейся темно-зеленой краской.

– Завтра привезут три гарнитура. Все фирменное – заглядишься! И содрал за ни, как с фраера. Ну, деньги – грязь: как пришли, так пусть и уходят.

Ванюша в это время обследовал комнату, вернулся к узлам с одеждой, которые лежали у порога, ухватился за крайний, словно хотел оттащить в угол. Толик взял сына на руки и, и подкидывая к высокому потолку и ловя, произнес:

– Хозяин растет!.. Твой дом!.. Твой!.. Никто не отнимет!

Что Шиша скажет теперь сынишке? Скорее всего, то же самое: дом не должны конфисковать. Барахло, может, и выгребут, а дом оставят – не выкидывать же мать и ребенка на улицу?

Темный двухэтажный особняк был метрах в ста от Сергея, на противоположной стороне темной улицы. Машин рядом не видно, людей тоже, но дом без света в окнах не внушал доверия. Вроде бы не знает Спортсмен нового адреса Толика, но мало ли что.

Сергей подождал, пока мимо пройдут два пацана, окликнул:

– Эй, орлы!

Они остановились, посмотрели настороженно.

– Трояк хотите заработать? – и показал им купюру.

– Чего надо? – спросил тот, что ниже ростом.

– Кореша выдернуть из дома. Не хочу с его женой встречаться, орать начнет.

– И все?!

– Да. Дело, понимаете, срочное...

– Деньги давай.

Отдал трехрублевку, показал на дом Шиши.

– Позовите Толика, скажите, Афганец ждет.

– Так ты «афганец?»

– Да... Что – не похож?

Мальчишки посмотрели внимательно.

– Похож.

Они переглянулись и тот, что взял деньги, протянул их назад.

– И так сделаем.

Что-то никто сегодня не хочет брать у Сергея деньги. Или везет здорово, или чуют, что кранты ему скоро.

– Берите-берите, у меня их много.

– Ну, как хочешь... – Пацаны показали на дом Шиши. – Тот, да?

– Да.

– Сейчас выдернем.

– Заодно гляньте, нет ли там... чужих.

– Кого? – не сообразил сразу длинный, но второй толкнул его в бок. – А-а... Глянем!

– Если все в порядке, сюда не возвращайтесь.

– Понятно! – с азартом, будто их позвали ни боевую операцию, согласились мальчишки.

Дай таким по автомату, покажи в кого стрелять – только гильзы полетят. Мальчишкам всегда хочется рисковать, всегда нужна война, не важно с кем и за что. Нужна до тех пор, пока не попадут не нее.

Дверь в Шишином доме отварилась, пацаны что-то сказали, показав в темноту позади себя. На крыльцо вышел Толик в спортивных штанах, светлой майке и штангистском поясе. Если бы арестовали, пояс уж точно бы снял.

Встретился с Толиком у калитки.

– Ты чего – с Оксаной поцапался?

– Хуже, – ответил Сергей, заходя во двор, где были насыпаны серые кучи гравия, наверное, на подушку под асфальт.

– Кого-то повязали?.. Спортсмена?

– Угадал.

– И, наверное, в кабаке?

– Точно.

– Падаль!.. Давно?

– С час назад.

– Ну, на ночь у этого фраера хватит жестов, – произнес Толик облегченно, словно от количества часов зависело, будут ли их вообще разыскивать. – Пойдем в хату.

Все комнаты были забиты мебелью – такое впечатление, будто попал в мебельный магазин. Толик переводил гостя из одной в другую, небрежным жестом указывал на самое дорогое и тоном уставшего экскурсовода сообщал страну изготовителя и цену:

– Югославия – шесть «косых», Финляндия – восемь, Финляндия – четыре с половиной, Япония – одиннадцать.

Последнее относилось к большому цветному телевизору, перед которым сидела в кресле жена со спящим ребенком на коленях.

– Отнеси его в кровать и это... собери в дорогу: чай, курево, колбасы кусок, – спокойно, будто собирался в командировку на несколько дней, сказал Шиши и повел Сергея в следующую комнату похвастаться мебелью и в ней.

Показав все, вернулся в спальню, где из платяного шкафа достал большую дорожную сумку, из тех, что называют «Мечта оккупанта». Сумка была набита пачками сигарет и чая, нижним бельем и теплой верхней одеждой. В боковом карманчике лежали деньги. Проверив содержимое «Мечты», Толик поставил ее в шкаф и начал одеваться, объясняя попутно:

– На всякий случай. Судить здесь будут, а с таким запасом легче приговор ждать. Жена подвезет – да, мать?

Она стояла на входе в комнату, держала на руках ребенка. Нижняя губа у нее отвисла к подбородку бледно-розовой индюшачьей соплей, а самого подбородка как бы и не было, растворился в шее, набрякшей, словно сопротивлялась затягивающейся удавке.

– Не горюй, мать, не по мне зона плачет, еще побегаю.

– А мы как?

– Вы? – Толик криво усмехнулся, обнажив металл искусственных зубов. – Ждать будете. Через годик подутихнет, дам весточку матери.

– А как же мы? – тупо повторила жена, расплывшееся тело которой подобралось, точно перед прыжком, стало маленьким для просторного халата.

Проснулся Ваня, заплакал и завозил руками, пытаясь высвободить кулачки из длинных рукавов застиранной рубашки в бледно-голубых васильках.

– Ну вот – малого разбудила!

– Толик, что же это!..

– Заткнись!.. Сама ныла: жить негде, по чужим углам скитаемся!.. Ничего, мать, прорвемся. Дом есть, деньги есть – не пропадете. – Он забрал у жены ребенка. – Давай, собирай быстрее. И грелку заряди.

Малыш перестал плакать, зашарил руками в вырезе отцовой майки, хватая темно-русые волосы на груди, словно хотел проредить их, даже запыхтел от натуги. Толик Шиша смотрел поверх сыновней розовой головки на полированную стенку платяного шкафа, где их мутные отражения был похожи на тыльную сторону переводной картинки. Мышцы Толикового лица, гладенькие, твердые и плотно пригнанные, словно впитали желтизну полировки и светились золотом недавно отчеканенных монет.

– Ты иди, – не поворачиваясь к Сергею, сказал он, – подожди во дворе. Я быстро.

Во дворе было тихо, лишь изредка доносился шум проезжающих по соседней улице машин да гравий поскрипывал под ногами. Тихо было сначала и в Шишином доме, а затем по слышался надрывный женский плач и детское скуление – трехтонное, точно ребенок баюкал сам себя: а-а-а...

Выскочил Толик с рюкзаком в руке.

– Пошли... Быстрее.

На перекрестке он закинул рюкзак на левое плечо, торопливо закурил.

– Еле вырвался... Ну, куда дальше?

– Не знаю.

– Из города надо рвать, а еще лучше – из области. Навестим одного кореша, срок вместе тянули... Да, у тебя же документов липовых нет?

– Все некогда было...

– Я же говорил! – Толик швырнул окурок в грязь. – Придется до утра здесь кантоваться. У тебя хаты надежной нет на примете?

Сергей вспомнил о Пашке.

– Есть. «Афганец» там живет.

– Подходит, – принял предложение Толик и замахал рукой, останавливая машину.

«Запорожец», недовольно гудел и посвистывая, пронесся мимо.

– Боятся, суки!.. Может, менты остановятся, которые за мной ехать будут?

Шутит, как ВитькаТимрук. С таким напарником можно плевать на всю милицию страны.

– Надо Коноваленко и Спирю предупредить, – вспомнил Сергей.

– А идут они! Время еще на них тратить!

– Скажи адреса, я сам съезжу.

– Ты чего? – удивленно воскликнул Шиша. – Это я так, сгоряча. Не боись, звякну обоим.

Им удалось остановить «волгу». Водитель, молодой парень с папироской в углу рта, загнул, немного пришепетывая, двадцать рублей, хотя дороги было не больше, чем не трояк.

– Жизнь сейчас – сами знаете: заправиться – трешку сверху клади, запчасть достать – три шкуры.

Когда проезжали мимо телефонных будок, Сергей напомнил:

– Позвонить надо.

– Да-да... Тормознешь, шеф, возле следующего телефона, звякнуть надо подруге, а то с любовником застукаем, придется морду бить!

Водитель хохотнул:

– Без баб – плохо, а с ними – не нарадуешься!

Позвонил Толик быстро. Вернувшись в машину, сообщил:

– Порядок: мы его не знаем, он – нас. Похоронено. Спирее сам звякнет... Погоняй, шеф, ждут нас!

Не шибко-то их ждали. Открыв дверь, Пашка дернул головой, как от пощечины, шрамы на лице и шее налились кровью.

– Ты, – то ли спросил, то ли опознал он хриплым голосом.

– Ну, – согласился Сергей. – Впустишь?

У друга был такой вид, точно хочет захлопнуть дверь перед носом непрошенных гостей, но боится, что не успеет.

– Переночевать надо.