Светлана Климова - Подражание королю

Перед тем как вернуться в дом (он старался предельно сократить количество этих входов-выходов), Бурцев съездил к себе, не поленившись потратить полтора часа, а на обратном пути завернул на вокзал и оставил в камере хранения потертый портфель, где находилась кое-какая одежда, газовый пистолет «кобра», переделанный под дробовой патрон, и двадцать три тысячи долларов в пятидесятидолларовых купюрах. Так он поступал всегда накануне свидания с очередным номером. После этого он нанес короткий визит в Дьяково, где как бы невзначай побеседовал со следователем Трикозом, в понедельник отправлявшимся в служебную командировку.

Ночь он провел спокойно и, только засыпая, позволил себе немного поразмышлять о господине в зеленом кашемире, роль которого в истории с двадцать четвертой так и не прояснилась. За эти дни, по его наблюдениям, господин больше не появлялся, но это не гарантировало, что он не возникнет в самый неподходящий момент. Приходилось считаться с тем, что у него имелись ключи.

Резкий господин сильно не понравился Бурцеву, однако выяснить, как он связан с Сабиной Новак, возможности пока не было.

Беседа с Трикозом дала ему совершенно неожиданную и в первое мгновение ошеломившую его информацию. По делу об убийстве четырех женщин появился задержанный, с ним работают, и скорее всего не позднее вторника будет предъявлено обвинение.

Задавать прямые вопросы Бурцев не рискнул, и без этого он узнал больше, чем ожидал. Показания Новак легли под сукно, и это значило, что у него появилось дополнительное время. Немного. Пока не станет окончательно ясно, что их подозреваемый — пустышка. Первый же следственный эксперимент это покажет, а поскольку дело на контроле, слепить его так, как лепились дела в Витебске и Ростове, не удастся. Вот тогда и всплывет обитательница двадцать четвертой квартиры.

Слово «всплывет» ему понравилось. Засыпая, он так и эдак обкатывал его на языке, стараясь прочувствовать вкус. В этом слове пряталась диковинная изюминка, маленький изящный подарок Темному. Он наткнулся на нее в двадцать третьей, осматривая квартиру впервые. Слово же оказалось солоноватым, с едким привкусом окислившейся меди и теплым запахом, от которого сбивалось дыхание и начинало туго и сильно стучать сердце…

Утром Бурцев поднялся еще затемно, принял душ, плотно позавтракал — это было очень важно, поесть с утра, иначе он терял способность здраво рассуждать, — и, накинув плащ, занял позицию на балконе, прихватив с собой кухонный табурет. Ему предстояло провести здесь немало времени, но он был готов к этому.

В поле его зрения находились стоянка, пустой асфальтированный пятачок перед подъездом, навес над ступенями, а дальше — детская площадка, кустарник, трансформаторная будка и, наконец, замыкающие двор пятиэтажки, из окон которых, как он полагал, вряд ли можно обнаружить его без вспомогательной оптики.

Настроение у него было приподнятое, легкое, как всегда в те дни, когда ему сопутствовала удача. Он даже принялся напевать себе под нос, но вскоре умолк, потому что собственный голос мешал ему сосредоточиться. Бурцева не интересовали выходящие из дома, но всякого, кто сворачивал к подъезду, он мгновенно перехватывал жестким ощупывающим взглядом, оценивал и отбрасывал.

Пока все это было не то.

В половине первого, когда он уже начал мерзнуть, а спина заныла от неудобной позы у ограждения балкона, на стоянку зарулила грязно-белая «Нива» с прогоревшим глушителем и оттуда не спеша высадились двое; пожилая женщина, а с ней тот самый долговязый парень с серьгой и стянутыми резинкой на затылке волосами, который прогуливал скотч-терьера. Он же работал в обслуге дома — Бурцев заметил его на вахте в подъезде.

Парень помог женщине выйти, подхватил ее сумку, и оба, переговариваясь, направились к подъезду, причем женщина слегка прихрамывала и опиралась на руку спутника.

В ту же секунду Бурцев покинул свой пост, прошел в комнату, сбросил плащ и натянул короткую защитного цвета безрукавку, из тех, которые сплошь и рядом таскают телеоператоры, — со множеством карманов на липучках и молниях. В карманах уже лежали необходимые инструменты, позволявшие справиться практически с любым замком, фонендоскоп и электрошоке? фирмы «Людвиг».

Это была не обычная серийная модель. Он сам перемотал обмотки шокера и добавил блок конденсаторов, так что в разряде машинка давала до тридцати тысяч вольт. Достаточно, чтобы вырубить на полчаса призового быка. Впервые он испытал устройство с Еленой и остался доволен результатами.

Отдельно, в нагрудном кармане, уютно свернувшись колючими воронеными звеньями, дожидался своего часа «Турист».

Перчатки, обувь… Спустя минуту, бесшумно откинув крышку люка, петли которой были накануне тщательно смазаны, он спустился на балкон двадцать третьей и без помех проник в квартиру. Быстро и мягко ступая, прошел в прихожую и распахнул первую дверь, за которой находилась другая — бронированная, снабженная сейфовым замком и ведущая в тамбур.

Бурцев положил ладонь на косяк и уловил слабую вибрацию — лифт шел наверх. Отлично сработано! Теперь не забыть еще одно. Протянув руку, он нажал позолоченную кнопку, расположенную правее маховика сейфового механизма замка, и тот откликнулся едва слышным маслянистым щелчком. Теперь наружная дверь блокирована изнутри и, даже имея ключи, попасть сюда, в двадцать третью, извне невозможно. Разве что с помощью взрывчатки.

В ответ на щелчок из двадцать четвертой донесся басовитый собачий лай — охранный, на одной ноте, внезапно сменившийся другим — с отчаянным подвизгом и всхлипами. Слышно было даже, как скотч-терьер тычется в дверь, в промежутках шумно сопя и охая. Вчера пса в двадцать четвертой не было — следовательно, парень с серьгой уже побывал там сегодня с самого утра.

Лифт остановился, невнятно забубнили голоса.

Бурцев прислонился к косяку и, пока снаружи отпирали дверь тамбура, а пес заходился в истерике, опустился на корточки, глубоко вздохнул и прикрыл глаза, приготовившись ждать и слушать.

Но самое главное он узнал почти сразу. Как только открылся замок двадцать четвертой и пес, расшвыривая коврики и восторженно хрюкая, вылетел в тамбур, парень с серьгой произнес: «Осторожней, Сабина! Степан собьет вас с ног».

Пожилая женщина засмеялась. Смех был низкий, в нем звучало облегчение.

Затем они вошли в квартиру, и дверь за ними захлопнулась.

Бурцев сейчас же переместился в кухню, где стена была смежной с двадцать четвертой. Теперь с помощью фонендоскопа он мог по крайней мере контролировать перемещение этих двоих по квартире. Голоса доносились достаточно громко, но неразборчиво — бетон съедал согласные, и слова сливались в сплошной гул.

Курсируя между прихожей, коридором и сверкающей никелем кухней, он бережно, как опытный диагност, нащупывал точку оптимальной слышимости, пока не обнаружил ее в ванной, где отдушина вентиляции, как ему было известно, выходила в общий с соседней квартирой канал.

Теперь до него доносились целые фразы — пока Новак и парень не перебрались в большую гостиную, прикрыв за собой дверь.

Он расслабился, присев поверх голубого чехла из искусственного меха, покрывавшего крышку унитаза необычной формы, сработанного из графитово-серого фаянса. Хозяин двадцать третьей был странноватый мужичок. Даже беглый осмотр его жилища наводил на эту мысль. Какого дьявола ему понадобилось всадить в крохотную однокомнатную такую прорву деньжищ? Ладно кухня, но зачем здесь, в этой тесной ванной, вмонтирована джакузи с треугольной чашей из розового мрамора и компьютером, управляющим подогревом и режимом воздушного массажа? Без ответа. Фантазия бывших советских людей похлеще белой горячки.

Он буквально не мог оторвать глаз от этой телесно-розовой чаши, вмещавшей литров триста. Кому как не ему было знать, во что обошлись монтаж и доставка на шестой этой штуковины…

Так прошло около полутора часов. Бурцев, казалось, дремал, не изменяя позы, но все чувства его были обострены до предела, как у слепца, оказавшегося в абсолютно незнакомой обстановке.

Внезапно голоса приблизились, переместились в прихожую, и дверь двадцать четвертой распахнулась, Похоже, парень уходит. Бурцев в два прыжка достиг своей входной двери и замер, вслушиваясь. Да, уходит, но, кажется, ненадолго. В тамбуре вертится пес, а из того, что они говорят, ясно, что он вскоре намерен вернуться… Что-то насчет замков, цепочки и задвижки изнутри… Лифт.

Сейчас Сабина Новак останется одна, если не считать собаки. Довольно рослая пожилая прихрамывающая женщина. Которая лично для него представляет такую же угрозу, как и его Темный повелитель.

Бурцев хрустнул пальцами, услышав, как она запирает дверь и накидывает цепочку. Терпение. В любом случае он на два хода впереди.

Неторопливой походкой он вернулся в ванную. Из двадцать четвертой теперь доносились только смутные шорохи и шаги. Он обхватил ладонями затылок и крепко сжал — так, что в глазах потемнело, а голова заполнилась тугим, на низкой ноте, гудением. Дрожь сотрясала все его тело. Желание становилось все более нестерпимым.