Валерий Ильичёв - Тайны «Семи грехов»

— Так что же делать?

— Исправлять ошибку. Чего вскочил, Зев? Не прямо же сейчас надумал ехать Хвоста мочить! Теперь надо ждать другого удобного момента. А пока отдыхайте, а то вы очень утомились от собственной дурости! Выйдя из офиса, Зев и Сера сели в машину:

— Отвези нас в кабак, Кит. Надо с горя напиться.

— А что случилось?

— Ошибка в объекте вышла. В темноте у спортзала мы не Хвоста шлепнули, а какого-то лысого «качка» внешне с ним схожего.

— И что теперь?

— Задание осталось прежним. Только выполнить его будет труднее.

— А как же тот мужик, у спортзала?

— Это ты о чем? Да какое нам дело до плешивого чудака оказавшегося не в том месте и не в то время?! Спишем его в графу «издержки» и забудем. Давай, гони — горло уже пересохло!

Кит излишне резко набрал скорость: «Ну и сволочи. убили человека и хоть бы что. Так и меня когда-нибудь спишут как отработанный материал. Но я не жертвенный баран, чтобы безропотно ждать, когда мне перережут горло. Сегодня же сообщу Кондратову Из МУРа об убийстве у спортзала. Пусть решает болит, что с этими бандитами делать».

Телефонный звонок, раздавшийся поздно вечером в кабинете Кондратова застал его уже в дверях. Услышав просьбу агента о немедленной встрече, с досадой взмахнул рукой: «До чего же надоела эта нескончаемая криминальная чехарда. Но отказаться нельзя: по пустякам Кит не стал бы беспокоить в столь поздний час».

Встретились, как обычно, в тихом Денежном переулке. Сев в машину к агенту, Кондратов устало с плохо скрываемым раздражением спросил: Ну что у тебя?

Сбивчиво рассказывая о событиях возле спортзала, Кит недоумевал: «Почему у опера такой спокойно-равнодушный вид, словно я ему не об убийстве толкую, а о рядовой кражонке из студенческого общежития». После того, как Кит замолчал, сыщик попытался его успокоить.

— Зря ты так разволновался! Тебе ничего не грозит: в крайнем случае пройдешь по мокрому делу свидетелем. На допросах скажешь, что не знал, зачем тебе эти отморозки отрядили к спортзалу ехать. И спрос с тебя невелик.

— Меня не это беспокоит. Вы Зева и Серу сегодня брать будете или до завтра подождете?

— Мы их вообще пока трогать не будем. Вот если бы они действительно Хвоста замочили — тогда другое дело. А пока пусть рядовые гориллы на воле погуляют. Нам важнее до Дыма и Хвоста добраться.

— А как же тот мужик, у спортзала подстреленный?

— Выбрось из головы. Ему теперь все равно, когда мы его обидчиков повяжем: завтра или через месяц. Пусть пока подождет ради высоких государственных интересов.

«Этот опер как и бандиты с легкостью списал убитого мужика в графу „издержки“. Для него расстрел случайного прохожего лишь досадное препятствие к уничтожению бандитов руками их противников. В случае необходимости этот опер хладнокровно от меня откажется».

Словно угадав невеселые мысли агента, Кондратов дружески хлопнул Кита по плечу: Ты чего пригорюнился? Думаешь, я — бездушный, злой человек? Ты не прав! Посуди сам: надолго ли хватит мента из убойного отдела, если он будет каждого жмурика переживать? Это раньше когда до перестройки в Москве за год менее десятка убийств оставалось нераскрытым, можно было позволить себе жалость. А сейчас счет на сотни идет. Да и Чечня не за горами, а совсем рядом. Не до сантиментов! А за себя не волнуйся: ты мне нужен и я буду беречь тебя как зеницу ока.

Глядя вслед высокой, чуть сутуловатой фигуре сыщика, Кит с неприязнью думал: «Сладко птичка поет. Но в одном он прав: пока я ментам нужен, они не спишут меня в графу „издержки“. И угораздило же попасть к ним на крючок, ввязавшись в драку в ресторане. А теперь приходится ощущать себя картошкой, которую если зимой не съедят, то весной посадят».

И горестно покачав головой, Кит, заставил «жигули» в очередной раз испытать перегрузки, поспешно отъехал подальше от места тайной встречи.

А Кондратов, спускаясь по длинному эскалатору метро, распираемый тщеславием думал: «Все-таки я угадал, когда месяц назад отмазал этого демобилизованного десантника от „хулиганки“. Кит заступился за девушку, а та скрылась, оставив его наедине с законом. Спасая парня от зоны, я особых надежд на него не возлагал. На всякий случай, дал задание внедриться в группировку Дыма. И Кит сегодня интересный материал приволок. Жаль, что выбор у него невелик: либо братва изобличит и кончит, либо мы сами его посадим. Шансы у парня невелики. А что делать: „не мы плохие, а работа у нас такая“».

И Кондратов, невольно вздохнул. Занятый мыслями о тяжелой доле сыщика, он не замечал двух странных субъектов, спускающихся вслед за ним по эскалатору. Высокий в длинном габардиновом плаще господин поблескивая старомодным пенсне, наклонившись, к низенькому бородатому субъекту в тирольской зеленой шляпе с пером, весело вопрошал:

— Ну и как тебе, Себ, понравилось удачное выражение киллера списать жертву в графу «издержки»?

— А что в нем привлекательного?

— Неужели непонятно? Ты только представь: муж оставляет надоевшую жену ради новых острых ощущений, дети отправляют родителей в дом престарелых, правители создают все условия для вымирания пенсионеров, а военные посылают без надобности тысячи молодых парней под пули. И миллионы несчастных легко списываются в придуманную киллером графу «издержки». Согласись Себ, более всеобъемлющей и удобной формулировки трудно придумать!

— Ты, прав, эти двуногие твари благими пожеланиями постоянно выстилают дорогу в «светлое будущее» телами жертв собственных амбиций. Сравнительно недавно это делалось для построения коммунизма, а теперь ради «шоковой терапии» в целях реставрации ненавистного в прошлом капитализма. Смотри, сыщик садится в вагон. Мы едем за ним?

— Это излишне. Следить за человеком, мыслящим понятными и приятными для нас категориями — пустая трата времени. Что бы он ни делал, куда бы не направлялся, все равно наши пути пересекутся. Глупо гоняться за собственной тенью, Себ.

— Так, куда же мы отправимся сейчас на ночь глядя?

— К студенту. Настала очередь его выхода на авансцену. Он призван сыграть важную роль в затеянной нами игре против литератора.

Почему сразу не взять в работу дерзкого литератора?

— Тебе надо учиться у только что уехавшего сыщика из МУРа. Он-то хорошо знает, что жизнь не подчиняется законам геометрии и прямой путь к цели не всегда самый краткий. И потому свою паутину — «Оперативную комбинацию» плетет осторожно и искусно. Мы тоже зайдем издалека и, чтобы добраться до литератора нам сначала понадобится студент.

— Время позднее и он сейчас, наверное, уже спит.

— Вот и хорошо. Мы поможем ему воплотить в сладких сновидениях дневные мечты. Он увидит и ощутит как прекрасно иметь деньги и с их помощью властвовать над людьми.

— Значит, расставляя западню литератору, мы должны понудить студента убить завтра старушку?

— Вот именно, Себ. Все в этом мире взаимосвязанно и лихо закручено в один тугой узел. Нам с тобой только остается придать грядущим событиям форму притягательной западни в которой лежит мед или аппетитный кусок сала. Смотря, кому, что нравится.

— И эта ловушка называется «Искушение»?

— Ты способный ученик, Себ. Я все больше верю, что скоро буду гордиться своим знакомством с тобой.

Заметив обнаженные в самодовольной улыбке крепкие резцы стажера, Анатас умиротворенно прикрыл глаза старческими в мелких красных прожилках веками: «Тщеславие стажера не знает границ. Он воспринимает мою лесть всерьез и подобно презираемым им людям самонадеянно считает, что ловушки существуют для кого угодно, но не для него. Положительно, в этом подлунном мире нет ничего нового, а одна лишь суета сует. Однако нам пора».

Очередной состав, с грохотом набирая скорость подхватил и увлек в мрачный проем тоннеля доверившихся ему пассажиров. Быстро оглядев опустевший перрон, Анатас кивнул ученику: Поехали!

Оба одновременно согнули колени, наклонились вперед и резко выпрямились. Оторвавшись от перрона понеслись вверх, мгновенно растаяв в воздухе. И только легкое дуновение несвежего подземного воздуха неопровержимо свидетельствовало о недавнем присутствии на этом месте двух потусторонних, но всецело принадлежащих этому грешному миру существ.

На следующее утро Павел Косин, проснулся рано утром и сразу решил: «В институт сегодня не пойду. После радужных ночных видений сидеть на скучных лекциях свыше моих сил».

Павел прикрыл глаза в надежде вернуться в сладостное небытие, где был богат и окружен толпой визжащих от восторга поклонниц.

«Кем я был в том другом нереальном мире? Крупный финансист, лауреат Нобелевской премии или популярный шоумен? Да и не все равно ли? Главное, я сумел вознестись на вершину Олимпа и не хочу низвергнуться оттуда в прозябающую бедность. Эх, если бы можно было не просыпаться. А что если этот яркий сон — предвестник притаившейся где-то рядом удачи?»