Виктор Доценко - Кровь за кровь

— Так это ты?! — воскликнул вдруг Василий и бросился на женщину, но страшный удар в челюсть, который нанес ему один из приблизившихся сзади мужчин, свалил его с ног. Лежащего, его стали пинать ногами в живот, в голову…

— Хватит! — резко бросила женщина, и они тут же прекратили избиение. Подчиняясь жесту женщины, Василия подняли на ноги.

— Ты! — ткнула женщина пальцем в сторону Григория, продолжавшего корчиться на снегу. — Можешь идти, но… смотри у меня. Понял?

— Как уж тут не понять! — пробормотал Григорий, забыв мгновенно про боль. Быстро вскочив на ноги, он пошел прочь, прихрамывая.

— Ну, вот мы и встретились наконец! — недобро улыбнулась женщина. — Ты же давно добиваешься этой встречи, не правда ли? А, Вася-Василек?

Василий сплюнул кровавой слюной и ничего не ответил, с удивлением рассматривая черное пятно на снегу.

— И как это ты смог выкарабкаться, не понимаю? — с искренним удивлением сказала она. — Отец говорил, что он едва ли не всю обойму выпустил в тебя…

— Не мог я отправиться на тот свет и не проститься с тобой! — ответил он, радушно улыбаясь, что и заставило несколько расслабиться окружавших его мужчин. Воспользовавшись этим, Василий ударил ближайшего ногой в живот и, бросившись на женщину, вцепился ей в горло.

Испуганно вскрикнув, женщина пыталась что-то выговорить, но руки Василия так сильно сдавили ее горло, что, кроме сдавленного хрипа, у нее ничего не выходило. Опомнившись, кто-то опустил Василию на голову тяжелую рукоять маузера. Коротко охнув, Василий ткнулся женщине в грудь и потерял сознание. С большими усилиями освободившись от цепких узловатых пальцев Василия, женщина отвалила от себя беспомощное тело, но осталась сидеть на снегу, судорожно хватая раскрытым ртом морозный воздух, словно огромная рыбина, выброшенная на берег сильной волной. Потом она стала натужно кашлять. Четверо мужчин растерянно стояли вокруг, не зная, чем помочь женщине. Даже тот, кого пнул Василий, забыв про боль, с опаской поглядывал на нее, еле заметно отодвигаясь в сторону. Когда кашель чуть отпустил и перестал вызывать горловую судорогу, женщина вскочила на ноги, подхватила лежащий на снегу корявый сук и со злостью стала охаживать своих телохранителей.

— Мужичье проклятое! Твари позорные! Он же меня задушить мог! Стоят, разинув рты! Все кости вам поломаю!

Увертываясь от увесистой коряги, те пытались что-то бормотать в оправдание, но все было тщетно: пока женщина не устала, она продолжала гоняться за ними. Вспышка ярости в ней прошла так же быстро, как и началась; откинув корягу в сторону, она приказала:

— Приведите его в себя…

С опаской поглядывая на женщину, они склонились и стали натирать снегом Василию уши, тормошить его, пока он, наконец, не издал тихий стон. И снова его поставили на ноги. С трудом открыв глаза, залитые кровью, Василий осмотрелся вокруг, не понимая, где он находится и что с ним произошло. Разглядев лицо женщины, он все постепенно вспомнил и снова горько пожалел, что оставил свое оружие в хате.

— Ну как, пришел в себя? — спросила женщина.

Василий, не ответив, отвернулся.

— И как это ты снова на нас вышел? — она вздохнула. — Хороший ты парень, жаль мне тебя! И Сергею ты нравился… Как дружок-то поживает? Небось в больших начальниках ходит?

Василий, с трудом державшийся на ногах, облизнул кровоточащие губы, поморщился от боли и медленно поднял глаза на женщину. Странное дело: избитый, израненный, покачивающийся от слабости, осознавший, что жить ему осталось совсем самую малость, а жалость и огорчение Василий испытывал не к себе — а к стоящей напротив него женщине. Женщине, которую он знал большую часть своей жизни. Женщине, которая была первой, заставившей неровно биться сердце, когда он был еще совсем молодым. Нет, было бы неправдой сказать, что Василий не жалел себя, что ему было все равно: останется он в живых или нет. Но это была не жалость человека, цепляющегося всеми силами за еле заметные шероховатости на отвесной скале, чтобы хотя бы немного продлить свою жизнь. Нет и еще раз нет! Он пытался удержаться для того, чтобы успеть мысленно пробежать свою прожитую короткую жизнь и вспомнить, много ли осталось незавершенных дел, остались ли за ним долги, и решить перед своей совестью, правильно ли он прожил. Перед Богом и людьми, как говорится в народе, совесть его чиста. Горевать о нем некому: родных нет. Были у него и семья и сын. Любил он беззаветно и жену и сына, но судьба и здесь наказала Василия: жена провалилась под лед и утонула (ее труп так и не нашли), а сын погиб в Испании. И тут Василий подумал о Сергее. Ему стало ужасно стыдно, что в последнюю минуту своей жизни он едва не забыл о нем. Как жаль, что они не встретились. Василий обрадовался, когда узнал о назначении друга. Хотел сразу же поехать к нему, но захворал, а когда поправился, навалились неотложные дела. Сейчас накопилось много различных фактов и подозрений, которыми ему хотелось поделиться с Сергеем, и Василий решил поехать к нему на выходные. Так друзья стремились навстречу друг другу, но судьба распорядилась по-своему…

И все-таки было одно дело, о котором Василий сильно жалел. Жалел о том, что не успел довести его до конца. Лановские! Вот что будет мучить его до последнего вздоха. Он, конечно, не сомневается, что рано или поздно их обезвредят, но сколько они еще могут навредить?! Сколько еще людей погибнут, прежде чем прекратят свое существование эти оборотни?! Василий еле заметно покачал головой.

— А что это ты на меня так смотришь? — воскликнула Ванда. — Словно не ты, а я у тебя в руках? Ишь ты!..

— Жалко мне тебя, — тихо проговорил Василий. — Убогая ты, Ванда… Красивая, а убогая… и слабая… Ведь ты от слабости своей зверствуешь, а жизнь-то твоя давно уже в тупике.

— Ну-ну, говори, даже интересно стало! — она попыталась усмехнуться, но усмешка получилась кривой гримасой: задели слова Василия, словно хлестнули по больному.

— А чего говорить-то? Ты и сама все это знаешь, признаться только боишься, даже себе! Недаром тебе прозвище дали: Вандалка! У тебя же руки в крови! — вдруг выкрикнул Василий, и она машинально взглянула на свои руки. Воспользовавшись, он снова бросился на нее, но в этот раз Ванда была наготове: вырвала из кармана руку, и в сухой морозной ночи грянул короткий, но гулкий выстрел. Эхом отозвалось в лесу. Василий, словно наткнувшись на невидимую стенку, упал навзничь, затем повернулся с большим трудом на бок, ощупал рукой грудь и удивленно посмотрел на кровь. Силы постепенно оставляли его, но оставалась еще ненависть, которой было столько, что она смогла заменить Василию недостающие силы. Он медленно поднялся на ноги, в уголках губ появились тоненькие струйки крови. С трудом удерживая равновесие, Василий снова двинулся на Ванду. С тяжелым хрипом в груди, видно пуля попала в легкое, он торопился бросить в лицо Ванде слова, словно от них, именно от этих слов могла зависеть вся его жизнь.

— Ты не нам…ного про…жи…вешь доль…ше меня… — В груди его все клокотало, но он упрямо выплевывал вместе с кровью: — На…род вы…ведет те…бя…

Ванда испуганно попятилась от него. Ее лицо перекосилось от страха, рот судорожно открывался и закрывался. Наконец, она выкрикнула:

— Стреляйте! Скорее! — Она так испугалась, что совсем забыла про свой пистолет.

Несколько выстрелов оборвали трудную и последнюю речь Василия. Не смог он договорить всего, что ему хотелось сказать этой женщине. Рухнул Василий лицом в снег, тихо стало вокруг… Раскинул он широко руки, как бы обнимая в последний раз землю, сжал пальцы в кулак, пытаясь подчинить непослушное тело и снова приподняться, но остановилось пробитое сердце! Затих Василий, словно прислушиваясь к матушке-земле… И последняя мысль, которая навестила его, обожгла: зря не взял с собой оружие…

Ванда осторожно, все еще побаиваясь Василия, подошла к его телу и, смахнув со лба выступивший от страха пот, разрядила в уже мертвое тело всю обойму, бросив со злостью:

— Так вернее!

Эхом ответил ей лес и вздрогнула от него Ванда: голос живого Василия почудился ей. Зябко поежившись, она кивнула на труп Василия. Мужик, которого Василий пнул в живот, вытащил из-за пояса финку и склонился над трупом…

…Сергей Петрович в ту ночь спал плохо, словно предчувствуя беду. И только под самое утро усталость взяла свое, и он уснул. Спать долго не пришлось: раздался телефонный звонок, и Сергей Петрович, моментально проснувшись, сначала взял в руки одежду и только потом потянулся к телефонной трубке.

— Сейчас я тебе завтрак сооружу! — спокойно проговорила Вероника Александровна, привыкшая к подобным звонкам.

— Так… так… — По мере продолжения разговора лицо Сергея Петровича становилось все мрачнее и мрачнее. — Когда это случилось? — Услышав ответ, он тяжело опустился на кровать, но тут же встрепенулся. — Машину с врачом ко мне: сам поеду!..