Татьяна Полякова - Деньги для киллера

— Я больше не буду. Говори. — Мне было ясно, что это единственный способ отвязаться от подружки и опять уснуть. Сонька развивала свои идеи вселенской справедливости, а я дремала, а потом и вовсе крепко уснула. Правда, ненадолго. Дождь перешел в ливень, в небе загремело, заполыхало, а Сонька принялась выть. Грозы она до смерти боится, утверждает, что в детстве ее молнией ударило, я думаю, даже не один раз.

— Сунь голову под подушку, — посоветовала я. Сонька сунула и при каждом раскате грома тихо скулила. Кого хочешь разжалобит. Я стала ее утешать и по плечу поглаживать. Тут она голову подняла и вдруг стала бледнеть.

— Ты чего? — испугалась я.

— Слышишь?

— Что, гром?

— Нет. В чулане кто-то ходит.

— Да кто там ходит?

— Он…

— Дурища, как он ходить-то может? Мы его у амбара зарыли.

Сонька жутко побледнела и начала креститься, конечно, и на меня страха нагнала.

— Слушай, ненормальная, хочешь, я пойду в чулан, посмотрю? разозлилась я.

— Не надо, — теперь она еще и заикалась. — Я одна боюсь.

Тут я решила, что в чулане мне делать совершенно нечего, и вроде бы тоже начала бледнеть.

— Бежим к Максимычу, — простонала Сонька.

— Вымокнем до нитки, — усомнилась я, — и гроза.

— Добежим.

Мы накинули на голову старый дождевик и бросились к реке. На другом берегу в серых потоках воды появилась фигура в жутком балахоне. Сонька начала оседать, заваливаясь вправо, но тут Максимыч замахал руками и крикнул:

— Давайте бегом.

Мы перебрались к нему и заспешили в дом.

— А я уж к вам собрался, — сказал он, снимая плащ-палатку. — Гроза-то а? Беспокоился, как вы там. Софья Павловна грозу уважает.

— Уважаю, — кивнула Сонька. — Согреться бы.

— Самовар горячий.

— А печка? — спросила я.

— С утра топил.

Мы выпили чаю, и я забралась на печь греться. Было тепло и уютно. От покойника мы избавились, дождь все следы смыл, можно забыть эту историю и жить, как раньше. Через час гроза кончилась, я выглянула из-за занавески: Сонька с Максимычем мирно играли в «дурака».

— Девки, подъем! — я потянулась и открыла глаза. Сонька рядом зашевелилась.

— Который час? — спросила я Максимыча.

— Девять. Засиделись мы вчера с Софьей.

— Кто выиграл?

— Я. Глянь, Маргарита, чего в деревне делается.

— Чего ж в ней такого особенного? — насторожилась я.

— А ты выйди на улицу-то, выйди.

Я вышла на крыльцо и ахнула: деревня вдруг ожила, у каждого дома красовались машины, а у неизвестного музыканта целых три. Мне стало нехорошо при мысли о том, как близко мы были от беды.

— Дачники приехали. В три дома на все лето. Пенсионеры, — довольно заметил Максимыч.

— Теперь тебе что не жить, — кивнула я, — не заскучаешь.

Тут на крыльце возникла Сонька.

— Максимыч, у тебя картошки на посадку не будет?

— Найдем.

— Что это за любовь к сельскому хозяйству? — удивилась я, когда мы шли к дому.

— Ну, не знаю. Дачники должны картошку сажать. Не можем мы здесь жить, ничего не делая.

— А я не здесь. Я домой.

— Ты что? — ужаснулась Сонька. — А Максимыч? А если в органы" сообщит?

— И что мы сделаем?

— Будем в курсе. Греточка, нельзя нам никак уезжать. Мы должны держать руки…

На этом…

— На ширине плеч, — подсказала я.

— Да… Свинья ты, Гретка. Мы должны знать, что происходит.

— Ясно. Временами облачно. Местами кратковременные осадки.

— Чего?.. Греточка, ты меня послушай.

Конечно, я не такая умная, как ты, может быть, я даже совсем неумная…

— Дура, что ли?

— Может, дура, — согласилась Сонька, — но кое-что я понимаю: мы должны все держать под контролем, — нашла она нужную фразу и так обрадовалась, что и я начала радоваться из чувства солидарности: детская радость в глазах дорогой подруги была умилительна.

— Чего ты хочешь? — спросила я.

— Поживем праздники, картошку посадим, за дедом присмотрим, не начудил бы…

А если органы, так хоть будем знать. А?

Если Сонька что-то вбивала в голову, это навеки, она всегда твердо стояла на своем, хотя вокруг хватало стульев, чтобы сесть.

Я махнула рукой — остаемся.

При всем Сонькином желании сажать картошку после такого ливня было невозможно. Весь день мы валяли дурака. К вечеру, когда заметно подсохло, Максимыч объявился, задумчивый и явно обеспокоенный.

— Ты чего как пришибленный? — поинтересовалась Сонька.

— На кладбище ходил.

— Опять? Чего тебе неймется?

— Как же… любопытно.

— У меня был любопытный знакомый, так на днях схоронили.

— Сонька, закопали ее.

— Кого? — очень натурально испугалась она.

— Ну, яму эту.

— Кто ж ее закопал?

— Откуда мне знать? Пошел сегодня взглянуть, а ее и нет вовсе. А после дождя и место не найдешь, будто корова языком слизнула.

— Ну и что? Нужна тебе яма?

— Как же, Софья, что-то ведь здесь не так.

— Я тебе говорила и еще повторю, помалкивай ты об этом. Далась она тебе.

— Надо бы все-таки сообщить куда следует.

— Сообщи. Яма у него пропала. Была и нету. Засмеют на старости лет. Давай-ка за стол. За картошку денег не взял, так хоть выпьем.

Максимыч не отказался. Часов в десять мы отнесли его на родной диван.

— Ну и что? — съязвила я. — Так и будем человека спаивать?

— А что делать прикажешь? Как бы его от этой глупой мысли избавить? печалилась Сонька.

Два следующих дня мы сажали картошку и спаивали соседа. Такая щедрость со стороны Соньки кого угодно насторожила бы, но Максимыч, похоже, и подумать не мог, что в голове соседки, которая росла на его глазах, могут завестись черные мысли. Однако, несмотря на систематическое спаивание, забота о появившейся, а затем пропавшей яме его не оставляла. Он упорно вспоминал ее, доводя Соньку до отчаяния. К моей радости, праздники кончились, пора было возвращаться домой.

— Я с тобой, — заявила Сонька.

— А как же лето аристократки?

— Какое лето, когда он возле амбара лежит. Продам к чертям собачьим эту дачу.

— А Максимыч? Не получит поллитровки и в органы кинется.

Сонька заскучала.

— Все равно, одна я здесь не останусь.

Я только вздохнула.

Мы вернулись в город. Привычные дела отвлекли от мыслей о ночном приключении, и я заметно успокоилась. На День Победы я сбежала от Соньки к друзьям в Загорск, и мы неделю не виделись, хотя она звонила с завидной регулярностью. Подруга в эти дни занималась выколачиванием денег с жильцов, снимавших у нее родительскую квартиру, была чрезвычайно деловита и о покойнике даже не заговаривала. Так было до пятницы. В пятницу, выходя с работы, я заметила Соньку. Она вышагивала по тротуару от дверей до угла здания и была явно чем-то взволнована. Я вздохнула и пошла ей навстречу.

— Ну, и чего ты здесь бродишь?

— Тебя жду.

— Могла бы позвонить.

Она отмахнулась и вдруг стала совать мне в лицо газету.

— Вот, полюбуйся!

— Может, ты перестанешь ушами дергать и объяснишь, в чем дело?

— Ты читай, читай. Вот здесь.

Газета была областная. В рубрике «Происшествия» встречались иногда курьезные вещи. Сонька ткнула пальцем в столбик:

«Пенсионер К., возвращаясь ночью в родную деревню Куделиху, встретил на местном кладбище двух подозрительных лиц с лопатами. Утром на кладбище им была обнаружена яма, которая еще через день исчезла». Читать дальше я не стала.

— Ну и что?

— Доболтался, старый черт, — волновалась Сонька, — говорила тебе, нельзя его оставлять.

— Не вижу в этой заметке ничего для нас опасного, — зевнула я.

— Ох, Гретка, газеты не только мы читаем. А что, если эта заметка на глаза им попадется?

— Кому им?

— Тем, кто его закопал. А?

Я задумалась, потом пожала плечами:

— Да… Не будут же они раскапывать, это глупо… или будут?

Мы посмотрели друг на друга и зашагали к остановке.

— Гретка, надо на дачу ехать. Посмотреть, что произойдет.

— Ничего не произойдет.

— Хорошо, если так.

— Слушай, давай забудем все это, а?

— Ага. Забудем. Забудешь тут… Едем, на автобус как раз успеем.

На автобус мы успели и вскоре пили чай у Максимыча, он заметку прочитал и остался доволен, чего нельзя было сказать о нас.

Чай мы пили минут двадцать, после чего в голове Соньки родилась очередная идея.

Ничего не объясняя, она потащила меня в лес, прихватив провизии и полевой бинокль. Шла она очень уверенно и вывела меня на поляну. Я огляделась и за деревьями увидела кладбище, совсем рядом. И развилку дороги, которая с этой стороны хорошо просматривалась.

— Устраивайся, — предложила Сонька.

— Навсегда?

— Как получится.

Я легла на землю, закинула руки за голову и уставилась в небо. Сонька изображала дозорного. Одно радовало: погода стояла летняя. Я извлекла из кармана журнал, но читать желания не было, и я стала приставать к Соньке.

— Вот, к примеру, с чего ты решила, что они приедут сейчас? Может, они уже были, или явятся ночью, или никогда не явятся.