Юлий Дубов - Варяги и ворюги

Перегнулась через перила и крикнула вниз:

— Девки! Порядок! Тут он, член-корреспондент хренов, жив-здоров. Вы погуляйте там, я сейчас разберусь. А ну посторонись.

Решительно проследовала в квартиру, окинула ее опытным взглядом.

— Это у тебя чего, консервный нож? Давай вот, займись пока. А пылесос есть?

Оказалось, что ткачихи писали ему всем цехом, потом приехали в Москву на экскурсию, решили навестить, узнать, почему не отвечает, не случилось ли чего. Кинули жребий, кому идти на разведку, выпало Марине.

Остальные тоже поднялись, подъели картошку и консервы, еще два раза в магазин бегали, потом все ушли, а Люба — черненькая, которая песни пела, — осталась. Вроде бы до утра, а вышло по-другому. Вот в восемьдесят четвертом, когда у него инфаркт приключился, не отходила ни на шаг, с того света вытащила.

Погода портилась, и вертолетчик стоял над душой, матерясь и нервничая. Потом Зяма его отогнал, сел рядом с Адрианом, сверля его желтым взглядом. На третьей сотне конвертов производительность труда значительно увеличилась. Адриан просматривал тексты по диагонали, отбрасывая очередное письмо налево или направо, в зависимости от содержания.

«Уважаемые господа! Предлагаем вашему вниманию каталог с образцами офисной мебели…»

Налево.

«Перепешите это письмо двенадцать раз и отправьте вашим друзьям. А если не перепишите, вас ждет несчастье и вы потеряете деньги и здоровье. Хрущев не перепесал это письмо и назавтра его свергли…»

Налево.

«Пикантная блондинка семнадцати лет, сирота, отец погиб в Великую Отечественную войну…»

Налево.

Три письма, однако же, попали направо, и беглое знакомство с ними заинтересовало Адриана чрезвычайно. Совершенно разумные вещи предлагались, по всем правилам рынка. Большой комбинат стройматериалов по ту сторону Урала, московский банк, золотопромышленная артель — все они хотели приблизительно одного и того же. Приобрести приличный пакет акций новорожденной фирмы «Кандым». Но, не располагая свободными средствами, желали бы взамен предложить не деньги, а пакеты своих акций, сделав тем самым «Кандым» партнером и совладельцем. Бухгалтерские балансы и прочая документация уже направляются для изучения и принятия решения. Хорошо бы также лично встретиться с уполномоченным человеком.

Кондрат выслушал доклад Адриана, прикрыл устало глаза, поразмышлял и принял решение.

— Я так понимаю, что мы с ними малость поделимся, а за это их бизнес под себя подберем. Так? — уточнил он. — Хорошее дело. Собирайся, сынок. Полетишь с вертушкой в Мирный, разговоры разговаривать. Остальные письма почитаешь там. Сколько надо будет, столько там и сиди. Только смотри. Задумаешь соскочить — найду, сердце вырву. Задумаешь скрысятничать — то же будет. Понял, нет? Летчика позови, пусть зайдет.

Всю дорогу до Мирного болтало нещадно. Закутанный в телогрейку и тулуп Адриан стучал зубами и старался не смотреть в иллюминатор, который атаковали снежные заряды. На посадочной площадке летчик помог ему, практически полумертвому от холода и тряски, перебраться в газик, довез до гостиницы, буркнул что-то администратору. Черз полчаса Адриана поселили в большую комнату с четырьмя кроватями, но без душа и туалета, которые находились где-то в бесконечном коридоре, освещенном лампочками в желтых плафонах. Летчик поставил на тумбочку брякающий сверток и исчез.

Адриан постоял у окна, посмотрел на редкие точки света в полярной темноте, потом махнул полстакана водки, пожевал обнаруженную в пакете луковицу и провалился в сон.

Добрый день, папа!

Ты наверняка волнуешься, потому что я тебе долго не писал и не звонил. Но я никак не мог это сделать. У меня много разных новостей, хороших и не очень. Я нашел колчаковские деньги, они все целы. Это хорошая новость. Сейчас они находятся в надежных железных контейнерах в Сибири, на Севере, и очень хорошо охраняются. Это тоже хорошая новость. Место, где они находятся, есть сибирская каторга, где много каторжников, осужденных за убийства и разбой. Сначала я им не понравился, и они меня побили. Это не очень хорошая новость. Но потом я познакомился с самым главным заключенным, его зовут господин Кондрат, и меня стали уважать и поселили в тюремной больнице. Это хорошая новость, она означает, что в бараке мне жить западло. Господин Кондрат ходит в авторитете, и даже начальник этой каторги полковник Таранец его слушается и боится.

Еще одна не очень хорошая новость. Эти самые колчаковские деньги, они больше уже не наши, они теперь общие. Когда здесь узнали, что я за ними приехал, заключенные и охранники разломали контейнеры, растащили все бабки и попрятали по захоронкам. Тогда господин Кондрат поручил мне собрать бабки обратно. И я придумал как. Я создал акционерную компанию, и самые авторитетные заключенные летали с мной в город Иркутск, чтобы ее зарегистрировать. Здесь заключенные могут бесплатно летать на самолетах куда захотят. Надо только сказать, что хочешь признаться в каком-нибудь преступлении, и тебя сразу отвезут, куда скажешь. Там ты сознаешься, тебе навесят еще срок и вернут обратно. Потому что здесь самая страшная каторга, для самых ужасных преступников.

Так вот. В этой акционерной компании у нас есть приличный пакет акций — десять процентов. И еще два процента господин Кондрат распорядился передать лично мне, потому что я ему очень нужен. Это хорошая новость, но не очень. Если бы все сто процентов принадлежали нам, было бы лучше.

Но я придумал, как сделать так, чтобы наши двенадцать процентов стоили столько же, сколько все сто, а может, и больше. Здесь очень значительный интерес к нашей акционерной компании, и солидные бизнесмены хотят иметь с нами дело. Я сейчас договариваюсь и со многими уже договорился, чтобы сделать такой бартер. Чтобы эти бизнесмены обменивали акции своих компаний на наши. И если этот бартер получится, то наша акционерная компания будет совладельцем очень многих предприятий в России. Тогда наш пакет станет очень дорогим. Это очень хорошая новость.

Еще есть хорошая новость. Я нашел нашего родственника Ивана Дица. Он тоже живет на этой каторге, но он не заключенный. Поэтому его назначили генеральным менеджером компании, потому что больше некого было назначать. Генеральный менеджер должен много ездить и подписывать всякие контракты. Хотя, как я уже сказал, заключенные тоже могут ездить и подписывать, но сейчас с этим трудно, потому что во всех преступлениях, про которые они знали, они уже сознались. Поэтому его и назначили.

Я сначала хотел, чтобы назначили меня, но господин Кондрат мне тогда еще не доверял и приказал назначить Ивана Дица. Потом, когда он мне стал доверять, он назначил меня первым вице-президентом, и я тоже могу подписывать контракты.

Это хорошая новость. Еще есть хорошая новость, что в Соединенные Штаты полетит Иван Диц, чтобы предъявить в банке колчаковские бумаги и получить семьдесят миллионов долларов. Я надеюсь, что ты будешь рад с ним увидеться и поможешь.

Другая, нехорошая новость есть, что я с ним прилететь не смогу. Здесь очень много дел, и я сейчас занят покупкой двух металлургических комбинатов на Урале и одного водочного завода. Я прилечу потом, когда завершу эти сделки, и тогда уже познакомлю тебя и маму со своей женой. Ее зовут Анна, и вполне вероятно, что она приходится мне отдаленной сестрой, типа кузиной. Я познакомился с ней в городе Самаре, где Анна руководила в одном ночном клубе развлекательной программой. У нее есть интересные идеи насчет правильной организации шоу-бизнеса в Соединенных Штатах.

Я надеюсь, что это хорошая новость, хотя для Дженни она, возможно, не очень хорошая.

Твой любящий сын Адриан.

P.S. Я узнал много хороших и очень печальных русских стихотворений и одно из них пишу здесь специально для мамы.

А.Д.

Голова у человека сконструирована таким образом, что она все время смотрит вперед. Конечно же, головой можно вертеть в разные стороны, но это не имеет принципиального значения, поскольку ее естественное положение — только вперед. Убедиться в этом весьма просто: надо лишь вывернуть голову, скажем, влево и засечь время. Довольно быстро вы почувствуете некоторое неудобство, минут через двадцать начнет ныть шея, а закончится это все приступом головной боли. Потому что голова предпочитает находиться в естественном положении. А в неестественном ей неудобно.