Вячеслав Денисов - Грабеж – дело тонкое

– Верно, – согласился я. – Ты просто гений. А насос тут же?

– Тут же, тут же... – Она крутнула ручку, после чего я сразу поверил, что ее папа на самом деле часто брал дочку на борт. – А что Савойский?

– Савойский будет молчать. Менты ищут Решетуху. Доказательств, что он и я – одно лицо, у них нет. Одни догадки, подтвердить которые могу лишь я. Никто не вспомнит Мишу в Тернове, все будут указывать пальцем только на меня. Но в Новосибирске я гость редкий. После наших с Мишей общих дел прошло пять лет, родных и знакомых в Новосибирске у меня мало. Они есть, но вряд ли милиция сможет на них выйти. Так что дело Савойского – молчать. Наши дороги разошлись, и, чем дольше мы теперь с ним не будем видеться, тем лучше.

– А откуда вообще появился этот сумасшедший бедняга Кантиков? – Вика распахнула дверь, и мы попали в очередное темное помещение, пахнущее речной водой и креозотом.

– Я держал киоск в Тернове, а он болтался рядом, подрабатывал и подворовывал. Я взял его к себе и вскоре выяснил всю его подноготную. Врачи предрекали ему скорую смерть от апоплексического удара или травмы головы при падении во время припадка. Один удар в лоб этому маленькому, болезненному человеку – и дни его были бы сочтены. А после того, как у меня и Савойского нашлась общая тема для обсуждения, было решено привлечь Кантикова в качестве подельника. Все предельно просто. Звонок в дверь, после которого хозяин запоминает маленького веснушчатого милиционера, и щелканье замками. Кантиков льет газ в лицо жертве, а далее следует сокрушающий удар в лоб от меня. После такого потерпевший может сообщить милиции лишь приметы человека, предъявлявшего в «глазок» милицейское удостоверение, и сумму пропавших денег.

– Нужных людей, конечно, подставлял адвокат? Держи насос...

– Конечно. А как он работает?..

– Как все, что сосет и выдувает. А что за история с золотой иконкой? Как ты ее подкинул бедолаге Андрушевичу?

Я вздохнул. Кажется, милицейская братия действительно играет, как по нотам.

– У меня сроду не было такой иконки. Зато она всегда была у Андрушевича. Я знал, что он на примете у мусоров, оставалось лишь заметить на нем то, на что потом указать в заявлении. Парню нужно было просто признаться в том, что кулон принадлежит ему, а он стал от него отказываться. Глупость, вызванная страхом. Лишнее подтверждение того, что она к нему попала почти так же, как описал в заявлении я. Только это, как говорится, совершенно другая история... Где эта долбаная лодка?!

В темноте раздался шорох плотного резинового материала. Не нужно быть мудрецом, чтобы догадаться: плутовка разыскала сдутую лодку.

– И что, такая есть на каждом судне? – спросил я, принимая на руки нескончаемый поток холодной резины.

– На каждом. Это средство спасения экипажа. Лодка вмещает восемь человек, так что наши миллионы в ней легко разместятся.

«Наши»... Откуда у некоторых людей столько уверенности в завтрашнем дне. Что теперь? Наверное, я выдал свою последнюю мысль вслух, потому что тотчас услышал ответ:

– А теперь бери эту тяжесть и тащи на корму. Пойдешь впереди, потому что иначе мы не развернемся. Впереди будет коридор, по которому мы только что шли. Иди по нему до тех пор, пока не уткнешься грузом в стену. Там смело поворачивай направо и выходи на свежий воздух. Не волнуйся, едва ты упрешься лодкой в тупик, тебе сразу пахнет в лицо речным запахом. Это значит, что мы в двух шагах от спасения. Только потом...

Она приблизила свое лицо к моему, и я снова отчетливо почувствовал аромат ее шампуня.

– Только потом, Ромочка, нам нужно будет действовать как можно быстрее. Я присоединю насос к лодке. Это тридцать секунд. Лодка наберется воздухом за три минуты. Еще минута уйдет на то, чтобы сбросить ее на воду и прыгнуть самим. Ты можешь сделать так, что, если кто-то из команды появится на корме, ты не дашь ему нам помешать?

– Ты лучше думай о том, как быстро ты сумеешь накачать этот «ноев ковчег»! – Я начинал немного волноваться. Я сейчас не видел того, кто мог бы помешать мне покинуть этот проклятый пароход!..

– Тогда пошли, Ромка... – сказала она. – Весла у меня.

Она не забыла даже о веслах, о которых я в горячке даже не подумал... Мне жаль будет оставлять эту девчонку на берегу, она не чета этим слюнявым Савойским и Кантиковым.

На корме никто так и не появился. Мы с Викой столкнули в бурлящую под винтами корабля воду лодку и прыгнули следом за ней...

Попав в водоворот крутящего момента, оставленный после прохода судна, я вдруг подумал о том, что если в ближайшие пять-шесть секунд не появлюсь на поверхности, чтобы забрать набитыми углекислым газом легкими свежего воздуха, то сумка, болтающаяся у меня на плече, мне уже никогда не пригодится. Меня тащило за винтами, как бумажку, привязанную ниточкой к хвосту кота. Угодить под разрезающие воду винты я не боялся, корабль был уже далеко, но меня подстерегала другая беда – я находился почти в трех метрах под водой и задыхался, а еще не сделал ни одного движения для того, чтобы начать подъем на поверхность...

В моих висках бешеной дробью колотилась, разыскивая в мозге кислород, кровь, я дергал руками, пытаясь ухватиться пальцами за блестящее надо мной зеркало неба... Небо было серым от грязной речной воды, бурлило пузырьками и становилось все бледнее и бледнее. Кажется, я ухожу вниз...

Будь проклято все на свете!!! Мне нужен глоток воздуха!.. Всего один, чтобы я смог разогнать по венам кровь и сделать хотя бы одно движение вверх!.. Как я хочу дышать!! Воздух... Я раскрыл рот, но в жадный рот ворвался не кислород, а густой комок воды...

Он был бесконечен, как сама река...

Превращая легкие в рваную тряпку, вода вбивалась в мой организм...

Небо надо мной стало черным, как саван, на который выплеснули ведро чернил...

В моей голове гудел какой-то жуткий сигнал, а из легких вода выхлестывала, как из крана, в который только что подали воду. Я рыгал водой и совершенно не понимал, что происходит вокруг.

– Сукин сын!! Сукин ты сын!.. – слышал я рядом знакомый голос. – Какой ты, гад, тяжелый!!

А еще болела голова. Было такое чувство, словно кто-то снял с меня скальп. Неужели задело винтом?! Однако, если я еще до сих пор жив и рыгаю, значит, задело не сильно. Но уже через минуту я понял, что моя стрижка на месте, просто в пучок коротких волос мертвой хваткой вцепилась Вика.

– Что это за прическа?! Вцепиться не во что?!

Одной рукой она держала меня за волосы, а второй обнимала борт пузатой лодки.

– Что это... гудело? – спросил я, в изнеможении утыкаясь лицом в сырую резину.

– Пароход гудел... – ответила она, переводя дыхание и собираясь с силами, которых, по всей видимости, у нее также осталось немного. – Мы прыгнули, и нас заметили... Наверное, капитан дал сигнал... Они останавливают судно, Рома... Нам нужно шевелиться...

Я поднял голову. «Адмирал Колчак» был похож на спичечный коробок. Теперь я понимаю, какой глупой была мысль о том, что в меня кто-то будет стрелять с палубы из пистолета. Пока наше неадекватное поведение заметили, пока среди миллиона догадок о похищении лодки капитан выбрал одну, наиболее подходящую, пока дал сигнал, пока менты поняли, что к чему...

– Почему ты вытащила меня из воды, а просто не сняла с моего плеча сумку?

– Глупец... – промолвила она, залезая в лодку. Сейчас, в прозрачной, прилипшей к телу одежде она была еще более обворожительна. – Зачем мне твои миллионы без тебя?

Вот это дела... Кое-как перевалившись через борт, я взял одно из весел и изо всех оставшихся сил принялся грести, повторяя движения Вики.

– Как ты могла продумать все это за такой короткий промежуток времени? – Удивление от жизнелюбия этой девчонки даже затмевало естественное желание поблагодарить ее за спасение.

Она сидела передо мной полуобнаженная. Проступающая сквозь прозрачный лен блузки тонкая лямка едва различимого на теле бюстгальтера, крепкие стройные ноги, обтянутые джинсами, и тонкая талия. От ее роскошной прически не осталось и следа, теперь на голове моей спутницы была лишь копна мокрых, спутанных волос, однако, если бы кто-нибудь только знал, как она сейчас желанна для меня. Именно сейчас, в этой мокрой одежде и со спутанными волосами, тяжело дышащая под громоздким веслом, она похожа на женщину, яростно занимающуюся сексом. Отдающую ему себя всю без остатка, до последней капли...

Я не знаю, что произойдет через несколько минут на берегу. Я уже ни в чем не уверен. Она спасла меня, даже не думая о той, своей половине мира, что висела на моем плече. Кажется, ее и сейчас это не занимает...

– Вика, – прохрипев, попросил я, – отдай мне диктофон...

Она остановилась и рухнула на спину. До берега оставалось около десятка метров.

– Ты потому и попался, что слишком доверчив к тем, кому доверять нельзя, и с предубеждением относишься к человеку, только что спасшему тебе жизнь. На!

Сорвав со своего тела устройство, она швырнула его в мою сторону. Я знаю, что после случившегося, теперь, когда мы вдалеке от моих преследователей, диктофон этот не имеет никакого значения, однако природная упрямость заставляла меня довести до конца однажды возникшую в моей голове идею. Выдернув шнур, я оторвал от него головку микрофона и швырнул в реку. Вынув кассету, размотал пленку и поднес к ней язычок зажигалки. Не дожидаясь, пока пламя обожжет мне руку, я опустил факел в воду вместе с миниатюрным диктофоном. Вот и все. Теперь между нами нет никаких неясностей.