Никита Филатов - Мышеловка капитана Виноградова

К осени зараза как-то сама собой пошла на убыль.

Затихла, напитавшись человечиной, и очередная междоусобица: большинство осаждавших кордон вернулись под крыши родных аулов, кого-то схоронили по местному обычаю, некоторые прижились в станицах и городках незлобивой южной Руси. Войска и врачей увели, и теперь раз в сорок дней в распоряжение местного УВД прибывал сводный отряд откуда-нибудь из средней полосы — оперативники, следователи, милиционеры. Базировались в краевом центре, несли на дорогах патрульную службу и посменно, «вахтовым методом», вкушали прелести дежурства на перевале Анар.

В ноябре трудовую повинность отбывали питерцы: сводная рота из Отряда, инспектора ГАИ и несколько сыщиков из Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Особых подвигов за личным составом не числилось, командировка подходила к концу, и поговаривали даже, что больше никого присылать не будут: дороговато, да и необходимость потихоньку сошла на нет.

— Что с билетами? — поинтересовался Владимир Александрович. Синицын приехал на перевал позже, поэтому вполне мог бы быть в курсе.

— Не знаю. Говорят, поездом поедем.

— Это плохо. — Виноградов имел основания быть недовольным: ко дню рождения жены хотелось уже оказаться дома, а поезд до Питера тащится почти двое суток. Самолетом бы — в самый раз.

— Надоело все.

— Надоело. Тоска!

Даже местный участковый, когда-то безвылазно дни и ночи проводивший на кордоне — то в качестве переводчика, то как посредник при деликатных переговорах между «вахтерами» и редкими гостями с той стороны перевала по поводу платы за проезд, — даже он уже не показывался вторые сутки: то ли свадьба у племянника, то ли похороны соседа.

О недавних событиях напоминали только пронзительный запах извести, впитавшийся, казалось, навечно в сырой мох скал, и наспех засыпанная помойная яма. Еще, пожалуй, россыпи стреляных гильз да тошнотные лужи с кровавыми клочьями ваты, то и дело попадавшиеся под ноги.

— Лучше уж, чтоб тоска.

На приключения Виноградова давно не тянуло: послезавтра замена в «ближний тыл», потом десять дней необременительного патрулирования в краевом центре и — «…помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела!» Прощайте, скалистые горы, видели бы мы вас в телевизоре. Собственно, никакой необходимости в присутствии Владимира Александровича здесь не было с самого начала. Просто понадобился командиру сводной роты опытный офицер, в меру пьющий и не очень ленивый: гибрид замполита с начальником штаба. Вот он Виноградова у командира Отряда и вытребовал. Три недели почти бумажки с угла на угол перекладывал, потом пришлось на перевал собираться. Медведев считался опытным взводным, но офицером стал только что, начальство решило перестраховаться. Вроде капитана-наставника на торговом флоте — толку мало, но приличия соблюдены.

— Значит, говоришь, — сегодня?

— Должны, — кивнул Синицын.

— Посмотрим…

Опер уверял, что по данным их агентуры на этой неделе деловые парни «с той стороны» попытаются переправить в Европу партию «товара»: на этот раз товар был не здешний, то ли афганский, то ли пакистанский. Количество по мировым меркам небольшое, но вполне достаточное для пары внеочередных званий и, может быть, даже медалей тем, кто эту партию перехватит. Что само по себе было, конечно, весьма соблазнительно. Да и показатель в отчет само собой не лишний, но…

— А почему здесь именно?

— А почему нет? Триста лет эту гадость через Анар таскали — не «великий опиумный путь», разумеется, но все-таки тропа! Это только последние год-два…

— Ну, если мимо нас проскочить — до станицы добраться, конечно, можно. Это верно.

— А там вокзал. И аэропорт. Свои люди.

— Ясное дело!

— Хотя, конечно… Мне в гостинице цыганка гадала, помнишь, та, ну, что все время из столовой корки хлебные уносит… Вышло: «пустые хлопоты»! — Синицын смущенно улыбнулся.

— Медведев! Иди сюда, где ты?

— Ну? — Взводный тяжело взобрался к офицерам. — Что?

— Ты насчет цыганки слышал? Опер рассказал.

— Слышал.

— И что думаешь?

— На чем гадала? На картах? — помедлив, поинтересовался младший лейтенант.

— Да, — уже жалея, что разоткровенничался, ответил Синицын.

— Тогда так и есть. Цыганки умеют на картах.

— Хороший ты парень, взводный. — Виноградов вынужден был отвернуться, чтобы убрать с лица смешливое выражение.

— А как насчет мужиков сверху? Подменили их на завтрак?

— А как же! — Медведев снял с шеи бинокль. — Сами гляньте.

Капитан поднес к глазам артиллерийскую оптику: по каменным складкам вниз стекали две похожие на ящериц фигурки.

— Аттракцион года! «Смена первого поста для принятия пищи», — прокомментировал Синицын.

— Придумай лучше. — Для командира взвода оперативник из Главка был никто, поэтому он считал возможным демонстрировать свое уважение только Виноградову.

Лучше пока придумать ничего не удавалось. Работали сутки через сутки — половина бойцов условно отдыхает, двое непосредственно у шлагбаума, на досмотре. Еще двое — «пост номер один», огневая точка и наблюдательный пункт на скале, прямо над дорогой. Этакий добротно укрепленный и обжитой скворечник, с которого трасса просматривается идеально: за пару километров все, что движется со стороны аулов, видно. Идет, например, машина…

— Внимание, «Долина»! Ответьте первому посту.

Виноградов покосился на радиостанцию и довольно хмыкнул: бойцы сделали выводы из недавнего внушения. А может быть, просто не хотели подводить своего командира.

— На приеме «Долина».

— К нам гости.

— Понял вас. Подробнее!

— Белая «двойка»… Или «четверка»… Быстро едет, даже очень!

— Ясно, первый пост. Встретим!

Повинуясь причудам горной акустики, звук появился чуть позже изображения.

Сначала из-за поворота вынесло теряющий равновесие «Жигуленок», и только потом в уши ударил рев изнасилованного двигателя.

Машина с трудом удержалась на трассе: вывернутые колеса резали щебенку, высекая грязно-серое облако, отвесная скала справа почти влепила в себя хрупкий металл…

— Во дает!

Столпившиеся вокруг начальства милиционеры, оставив завтрак, с интересом наблюдали за происходящим. Теперь, когда «двойка» замерла перед шлагбаумом, можно было разглядеть через опущенное стекло водителя одинокого усача в форменной рубашке с погонами старшего лейтенанта.

Выключив двигатель, он дисциплинированно положил на панель перед собой слегка подрагивающие руки и что-то сказал приблизившимся с двух сторон дежурным автоматчикам. Все трое одновременно повернулись в сторону Виноградова.

— Гули встали? По норам, одеваться! — рявкнул Медведев, и его бойцы мгновенно ссыпались со смотровой площадки. Последним в открытую дверь жилой пещеры нырнул Долгоносик. — Бар-раны!

— Пойдем, мужики, — вздохнул капитан и, почти не выбирая дороги, направился к гостю. Сзади возбужденно задышал Синицын, стараясь держаться вровень с командиром взвода.

— Здравствуйте. Добро пожаловать.

Кавказец уже стоял рядом со своей многострадальной белой красавицей: закатанные рукава, форменные брюки с остатками складок, кобура. На голове — фуражка-«аэродром» с советским еще гербом и крохотным по местной моде козырьком.

— Старший лейтенант милиции Яниев Омар! Честь он отдал с достоинством, без суеты. Акцент почти не чувствовался, только некоторые гласные звучали по-южному резко. — Участковый инспектор Анараула.

— Капитан Виноградов.

— Документы в порядке, — один из постовых вернул Яниеву красную книжицу.

— Какие-нибудь проблемы? Помощь? — Коллегу с той стороны перевала Владимир Александрович видел впервые, как себя с ним вести, представлял неотчетливо, а местный сержант, как назло, запропал.

— Нужно немедленно.

— Ого! Ни хрена себе! — присвистнул второй постовой, оказавшийся позади машины.

— Что там?

— Гляньте.

Но теперь и без комментариев было видно: два отчетливых пулевых отверстия на заднем стекле, серебристые венчики трещин.

— И в железе еще свежая! И еще вон одна.

— Да-а. Слушаю, коллега.

— Товарищ капитан! — начал гость, но осекся: Синицын, и без того выглядевший белой вороной в своем штатском пиджаке, достал блокнот и ткнул в него ручкой.

— Не обращай внимания. Так надо, это свой.

— Ага. — Старлей нахмурился, потом кивнул: Товарищ капитан! Докладываю: сюда банда идет, прорыв будет.

— Что?

— Какая банда? Чья?

Участковый почувствовал себя в центре внимания. Как не раз замечал Виноградов, одной из особенностей местного национального характера извечно была способность любоваться собой в самых, пожалуй, неподходящих обстоятельствах. В этом и заключался, видимо, один из секретов легендарной горской отваги.