Кристианна Брэнд - Не теряй головы. Зеленый – цвет опасности (сборник)

– Как вообще можно так быстро придумать и осуществить подобный план? – воскликнул Иден. – Черт побери, Хиггинса привезли в госпиталь в половине девятого. У убийцы было чуть больше часа. И что могло навести его на такую мысль?

– Банки с краской, что же еще!

– Какие банки? О чем ты?

– Полковник Битон распорядился перекрасить все корзины для мусора, – пояснила Фредерика. – С тех пор мы постоянно спотыкаемся о банки с черной и белой краской, расставленные в холле и коридорах. Разумеется, убийца их заметил, и в голове у него возникла идея. Он просто взял банку, пошел с ней в операционную, а потом поставил туда, откуда взял.

– Скорее две банки; баллоны с кислородом имеют белую полосу, так что ему должны были понадобиться обе. Как ты догадалась, Фредди! Я бы ни за что не подумала.

– Да ладно, Вуди! Я сразу это поняла, как только узнала, что баллоны покрасили.

– Но как можно было гарантировать, что этот баллон достанется Хиггинсу? – спросила Эстер.

Вудс наливала Барни чаю и так и осталась стоять у стола, замерев с чайником в руках.

– Проще простого, – сказала она. – Хиггинс был вторым в очереди на операцию. Убийца выпустил немного кислорода из баллона, стоявшего на тележке, чтобы его хватило только на одну длинную операцию, вроде язвы двенадцатиперстной кишки. Теперь можно было не сомневаться, что для следующего пациента нам придется поставить свежий баллон. Разумеется, баллоны привозят из хранилища, но в операционной всегда есть три или четыре запасных, в зависимости от того, сколько запланировано операций. Убийца просто поставил перекрашенный баллон на подставку, чтобы я взяла его первым. Естественно, я возьму тот, что ближе.

– Но откуда ему знать, сколько кислорода потребуется для язвы двенадцатиперстной кишки? – воскликнул Барни. – Я бы сам ни за что не взялся это определить.

– Ну, пришлось действовать наугад, и угадал он довольно точно. Я помню, что после операции баллон был совсем пустой, именно поэтому я поставила новый, а не переключила на запасной. Разумеется, если в это время в операционной кто-то был, он мог выпустить остатки кислорода, пока никто не видит.

– Мы все заходили в операционную в перерыве, – заметил Иден.

– Все, кроме Фредерики, – сказал Барнс.

– Так, значит, я вне подозрений? – отреагировала Фредди. – Как мило!

– Вуди, а не получится так, что использованных баллонов с кислородом будет слишком много, а баллонов с углекислым газом, наоборот, недостает? – высказал предположение Иден.

– О боже! – воскликнула Вуди, выпучив глаза. – Интересно было бы посмотреть!

– Можешь не сомневаться, там все в порядке, – сказал Барнс. – Кокрилл на следующий день проверил. Подозреваю, один из черных баллонов был выкрашен в зеленый, для ровного счета.

– Зеленой краски нигде нет, – сказала Фредерика.

– Думаю, черную краску можно смыть потом, перед тем как пересчитывать пустые баллоны. В операционной полно ацетона, скипидара и тому подобных вещей. Краска еще до конца не схватилась, только высохла.

– Даже и не высохла до конца, поскольку оставила черный след у Вуди на халате.

– А скипидар не удалит заодно нижний слой?

– Нет, фабричной эмали ничего не сделается, максимум немного испачкается, но баллоны такие старые, на них и так полно сколов и царапин, никто ничего не заметит.

– Вуди, дорогая, поставь, пожалуйста, чайник, иначе ты весь стол зальешь, – раздраженно сказала Эстер.

– Выходит, я тоже могла это сделать, да, Барни? – внезапно вмешалась Фредерика, которая, очевидно, тщательно обдумывала услышанное. – Потому что все время, пока перекрашивали баллон, я была в палате с моими страдающими пациентами.

– Любой из нас мог это сделать, – огорченно констатировал майор Мун. – Такая ужасная ночь выдалась, что можно было делать что угодно, никто бы ничего не заметил. Вуди говорит, она сидела в коттедже, Эстер, по ее словам, присоединилась к ней сразу же, как только ушла из палаты, Барни выходил из операционной примерно на полчаса вскоре после того, как привезли Хиггинса, Иден совершал вечерний обход, а я был в приемном покое, но тоже отлучался.

– Мы все могли совершить первое убийство, – нетерпеливо сказал Иден. – Ладно, Фредерика, все, кроме тебя! И любой из нас мог убить бедняжку Бейтс. Однако никто из нас не мог в тот день устроить покушение на Фредди. Возьмем, к примеру, меня. Я не мог знать, что у них не нашлось лишнего шиллинга для счетчика. Это мог сделать только тот, кто знал, что у них кончился газ, иначе нет никакого смысла оставлять кран открытым.

Последовала неловкая пауза. Все помнили, что Джарвиса видели выходящим из коттеджа в то утро и что он так и не сказал, зачем он туда заходил. Однако никому не хотелось говорить ему это в лицо. Он оглядел друзей, немного озадаченный выражением их лиц, но, поскольку все промолчали, продолжил:

– То же самое относится к Барни и Муну, они могли сделать все остальное, но в том, что касается попытки отравить Фредди, они вне подозрений. Я думаю, Эстер могла, но именно она спасла Фредди, и совершенно очевидно, что она не стала бы убивать Уильяма. Что касается Вуди…

Иден посмотрел на нее с легкой улыбкой.

– Вообще-то все это могла сделать ты, – смеясь, заметил он.

– Получается, что так, – спокойно ответила Вудс.

– Каким образом, дорогая? – спросила Фредди.

– Ну конечно, я сидела здесь одна, ожидая прихода Эстер из больницы, когда Хиггинсу готовили баллон с углекислым газом, поэтому у меня нет алиби, и в любом случае у меня было множество возможностей остаться в операционной в полном одиночестве. Я была одна, когда убили сестру Бейтс. Я знала, что в то утро, когда Фредерика едва не погибла, у нас закончился газ, и хотя они с Барни собирались поехать в город, я легко могла предположить, что он придет слишком поздно и не успеет ее откачать. Что касается Уильяма, у меня была куча времени в операционной для замены перекрашенных баллонов, и мер предосторожности, чтобы их не использовали в следующий раз, и тому подобного…

– Выходит, действительно могла, – сказала Фредерика.

Все смущенно посмотрели на Вуди – и сразу в сторону, на что угодно, только бы не встречать взгляд этих ясных карих глаз. Дружески болтая от нечего делать, они вдруг почувствовали, что между ними притаилось нечто страшное и отвратительное. В конце концов, кто-то должен был совершить эти преступления, причем кто-то из них… На простом, немолодом уже лице Вудс отразилась невероятная боль, которую затем сменила оскорбленная гордость. Она сказала резко:

– А поскольку вы все готовы поверить, что эти убийства – моих рук дело, я, пожалуй, расскажу вам о мотивах.

Иден поморщился:

– Нет, не надо, Вуди.

Пару секунд она колебалась, потом, уже не обращая на него внимания, произнесла громко и резко:

– Когда Хиггинс и Уильям лежали под завалами во время авианалета… Что последнее они слышали?

Эстер очнулась от испуга и пролепетала:

– Вуди, дорогая, пожалуйста, не говори ничего. Прошу тебя. Мы верим, что это не ты. Не говори ничего такого, о чем ты пожалеешь.

Вудс уже не могла остановиться. Она повторила с нажимом:

– Так что же они слышали?

– Радио, – сказала Фредди, не в силах отвести взгляда от лица Вудс.

– Немецкое радио, – отчеканила Вудс. – Не забывайте! Немецкое радио, передававшее геббельсовское вранье. Хиггинс, который был под наркозом, то есть почти в бессознательном состоянии, как и тогда, когда он лежал под обломками, услышал мой голос – я процитировала что-то из Черчилля. И что он сделал? Что он сказал? Эстер, ты была там, и ты, Барни, и Джарвис, и майор Мун, вы все там были – что сказал Хиггинс, когда услышал мой голос?

– Он стал говорить, что где-то слышал его раньше, – прошептала Эстер.

– А потом и Уильям повторил слова старика. Я подошла к его койке и что-то сказала сидевшему рядом инспектору. И повторилось то же самое, что в операционной. Возможно, от меня пахло эфиром – так что у него в голове возникла связь, он вспомнил свою собственную операцию в ночь авианалета, а потом как лежал под развалинами… А может, ему достаточно было просто услышать мой голос, и он, в точности как Хиггинс, сел на кровати и воскликнул: «Где я слышал его раньше?»

– Не говори глупости, Вуди, – оборвала ее Фредерика. – Насколько я понимаю, ты ведь не могла вести передачу немецкого радио?

– У нее когда-то был любимый брат, – произнес майор Мун.

Вудс села за маленький, заставленный едой столик и, уронив голову на руки, разрыдалась.

В ту же секунду Эстер вскочила с кровати, а Фредерика – с подлокотника кресла.

– Вуди, солнышко! Не плачь, дорогая! Мы понимаем, как тебе тяжело, но мы-то не станем к тебе относиться по-другому!

Майор Мун перебил их нежный щебет, резонно заметив:

– Тебе тяжело, Вуди, я понимаю, но вовсе не обязательно, что… твой брат вел передачу в тот вечер. Вообще-то Уильям сказал, что это был лорд Гав-Гав. Ты же сама нам это сказала вчера, когда мы стояли перед операционной.