Петра Хаммесфар - Могильщик кукол

Полчаса она рассматривала лицо Бритты, не ощущая ровно ничего, потом приготовила Бену плотный завтрак. Вместе с тарелкой она отнесла наверх газету.

Он лежал на кровати и спал. Звук поворачиваемого в двери ключа его разбудил. Вошла Труда с улыбкой на лице и едой в руках, и он улыбнулся ей в ответ. Поднялся и торопливо схватил первый кусок хлеба.

Труда села к нему на край кровати, держа газету под мышкой. Тарелка быстро опустела. Она отвела ему волосы со лба и пробормотала:

— Бедный парень. Конечно, тебя мучит жажда.

Затем она взяла его с собой на кухню, хотя Якоб категорически запретил ей выпускать его из комнаты. Но сейчас ей было не до распоряжений Якоба. Речь шла только о нем и о ней — об одной женщине и о том, что ее тело исторгло в этот мир. Может быть, ее создание не было хорошим, но и злым оно не было… Никто не имел права его убить, даже собственный отец.

Он быстро выпил две чашки молока и сразу направился к двери.

— Нет, нет, — быстро сказала Труда.

Он остановился.

— Ты сможешь выйти наружу, — пояснила она, — только сначала подойди ко мне и внимательно посмотри. Очень внимательно посмотри на то, что я тебе покажу.

Он вернулся к столу и внимательно посмотрел на Труду. Она постучала пальцем по фотографии лица девочки в газете.

— Это — Бритта, — медленно выговорила Труда. — Мы все очень любим Бритту. Я всегда думала, что ты ее тоже очень любишь. Если ты сделал ей больно, ты не был хорошим. Ты сделал ей больно?

— Друг, — сказал он.

— Да, — сказала Труда, — ты — ее друг. А еще ты друг Антонии, не так ли? Ты ведь любишь Антонию?

— Прекрасно, — сказал он.

— Да, — согласилась Труда. — Антония прекрасна. Но теперь Антония горюет и плачет, потому что Бритты нет. Если Бритта не вернется, я тоже стану плакать. Ты хочешь, чтобы я плакала?

Он покачал головой, как будто понимая каждое слово. Труда глубоко вздохнула, мобилизовав последние, дремлющие под пыльным спокойствием силы, и продолжила:

— Уже много людей искали Бритту и не нашли. Но ты всегда находишь прекрасные вещи. Ты принес мне уже много всего: сумку, куртку и велосипед Бритты. Ты сделал это прекрасно. Я всегда радуюсь, когда ты приносишь мне что-нибудь прекрасное. И теперь ты приведешь ко мне Бритту?

Ее палец непрерывно стучал по статье с фотографией лица девочки.

— Ведь ты — мой хороший Бен, ты — мой самый лучший. Ты получишь большую порцию мороженого, если приведешь ее ко мне. Но ты должен торопиться, и постарайся, чтобы тебя никто не заметил.

В непосредственной близости не было никого, кто мог бы его увидеть. Добровольные помощники между тем уже прекратили поиски. Мнение, что Бритту Лесслер затащили в машину и увезли, разнеслось по округе и совпало с результатами розыска. Никто больше не считал, что имеет смысл искать девочку в окрестностях деревни.

После того как Бен через подвал покинул дом, Труда побрела наверх в комнату. Собственно говоря, она хотела пойти с ним. Но ноги ее не слушались, голова не работала, и сердце болело. Она остановилась у окна, однако его нигде не было видно.

Около двенадцати раздался звонок во входную дверь. Труда побрела вниз и уже приготовилась открыть рот, собираясь сказать полиции, что муж на работе, а сына дома нет. Однако перед дверью стояла всего лишь Таня с заплаканным лицом. Антония послала ее домой, чтобы она поговорила с Беном.

Труда села с дочерью на кухне.

— Я выпустила его, — сказала она.

И хотя обычно они почти не разговаривали друг с другом, любовь к Бену их немного сблизила. Таня снова заплакала о Бритте и о брате.

— Если бы я пошла с ними… Я не понимаю, почему он не довел ее до дома.

Затем внизу в подвале хлопнула дверь. Труда слабо вздохнула:

— Он пришел, теперь лучше уйди.

Но Таня непременно хотела поговорить с братом.

— Позволь мне попробовать, мама. Антония тоже думает, что он может что-то знать. А я его очень хорошо понимаю. Я действительно многое понимаю из того, что он говорит. Знаешь, когда он говорит, к примеру, «сволочь». Вы всегда думаете, что он ругается. Но это не так. Когда он произносит это слово, он хочет сообщить, что кто-то умер или считает, что, если не быть осторожным, может что-то случиться.

Когда Бен вошел на кухню, Таня вскочила, сделала шаг навстречу брату и заметила, что в руке он держит какой-то мешок. Грязный синий полиэтиленовый пакет. Труда знала этот сорт мешков. Некоторые в деревне использовали их для скошенной травы. У нее самой в подвале лежал рулон таких мешков, и она решила, что он взял один из них, выходя из дома. Внутри лежало что-то небольшое, какой-то круглый предмет, наподобие мяча.

— Теперь лучше уйди, — повторила Труда и протянула руку к мешку. — Завтра сможешь с ним поговорить.

Таня покачала головой, спросила, наморщив лоб:

— Что там у тебя, медведь?

Он криво улыбнулся опухшими губами.

— Прекрасно, — сказал он.

Затем с мешком в руке подошел к кухонному столу. Труда знала, что в мешке был не мяч. Она не просила его искать мяч. И в газете было только изображение лица. Он опустил руку в мешок и положил на стол голову. Безжизненное и окровавленное лицо Бритты больше не улыбалось.

Труда не слышала крика дочери. Не видела, как Таня, спотыкаясь, бросилась прочь из кухни, за нею следом Бен, не слышала, как входная дверь за обоими защелкнулась на замок. Труда видела только безжизненное, окровавленное лицо и слышала, как в голове гулко пульсирует кровь.

Она осторожно подняла голову за волосы, поместила ее обратно в мешок и понесла его в сад. До прихода Якоба домой прошло еще полчаса, время, за которое Труда успела выкопать яму, опустить в нее мешок, засыпать землей и воткнуть сверху в землю несколько увядших головок салата. Она как раз закончила, когда Якоб въехал во двор.

Все жители деревни считали Марлену Йенсен первой жертвой страшных недель того лета.

О Свенье Краль знала только Труда, правда ничего определенного. Об Алтее Белаши навряд ли кто-либо еще помнил. И никто не догадывался, что в ноябре 94-го года с Беном произошло чудо. Как для Якоба воскресла из мертвых Эдит Штерн, так и для Бена его ожидание артистки было вознаграждено. На свадьбе Андреаса Лесслера и Сабины Вильмрод он вновь увидел ту, которая была так ласкова с ним пятнадцать лет назад, а потом исчезла в земле.

Праздник организовали в зале трактира Рупольда. Жених и невеста хотели скромно отметить бракосочетание. Но в таком случае стали бы говорить, что магазин строительных товаров Вильмрода приносит мало прибыли. Так как свадьбу устраивал отец невесты, не желавший скупиться ни на чем, то пригласили всех знакомых. За исключением Хайнца Люкки, находившегося в отпуске.

Якоб долго сомневался, стоит ли ему принимать приглашение, в конце концов, он работал всего лишь кладовщиком. Вместе с тем Вильмрод был превосходным парнем, никогда не забывавшим, что ему пришлось пробиваться из самых низов. Он начал с нескольких гвоздей и винтов в маленьком магазине скобяных изделий, завещанном ему отцом. Вильмрод не строил из себя при каждом случае босса, как это делали другие.

С доверенным лицом фирмы он часто пил после конца рабочего дня пиво. Но сейчас было совсем другое дело, считал Якоб. Вероятно, Вильмрод никогда не думал, что однажды будет сидеть за одним столом со своим кладовщиком на свадебном пиру единственной дочери.

Якоб думал, что его присутствие расценят как попытку втереться в доверие к начальнику. Во время церковной службы он с поникшей головой сидел рядом с Беном и не замечал, что происходило вокруг. С правой стороны от Бена сидела Труда и держала руку на ноге сына, так как тот все время беспокойно вертелся. Смирно сидеть на церковной скамье он не мог.

Новый пастор говорил слишком долго и медленно, сопровождая свою речь жестами, а служки так долго махали кадильницей, что пол-алтаря оказалось затянуто туманом. Даже невеста беспокойно елозила на маленькой, обитой бархатом скамейке. Вся свадебная церемония проходила с несколько преувеличенной торжественностью.

Но затем Труда обратила внимание, что вовсе не излишняя пышность и величественность обряда заставляли вертеться Бена. Они сидели на одной из задних скамей в левом нефе. Через две скамьи перед ними сидели Эрих и Мария Йенсен с дочерью Марленой. Бен не смотрел на алтарь, да и не смог бы при всем желании увидеть его из-за массивной колонны, заслонявшей обзор. Он смотрел только на изящную спину через две скамьи перед ними, на тщательно причесанные Марией волосы, светло-русыми кудрями ниспадающие на плечи Марлены.

Когда, скучая, молодая девушка поворачивала голову в сторону, Бен также рассматривал ее профиль. И каждый раз мучительный продолжительный вздох из могучей грудной клетки достигал ушей Труды. Она наклонялась к нему и шептала: