Ирина Арбенина - Чертова баба

— Понимаете, Машенька могла ведь вообще ничего не делать… Жить исключительно на дивиденды от эксплуатации своей внешности. Так нет, "трудилась всю жизнь, как пчелка.

— А я думала, ей уже лет семьдесят!

— С чего вы взяли?

— Ну… Ведь ее книжки читают уже, кажется, спокон века?

— Книжки, да, давно печатаются, — согласился Малякин. — Но самой ей… даже не знаю… Не так уж она и стара, в общем, на мой взгляд. Ведь Машенька вундеркинд — очень рано добилась успеха. Ее первая книжечка, дай бог памяти, вышла в свет, когда ей лет двадцать всего было.

— Интересно…

— Ах, Маша, Маша… — снова забормотал Малякин. — Что это были за годы!

Упоение… Арбатские переулки… Как мы веселились!

И опять: «Маша, Маша…»

Светлова терпеливо ждала, когда писатель наконец вынырнет из этих переулков своей молодости.

— Вы не могли бы меня с ней познакомить?

— С Машей? — Малякин запнулся и впервые за время визита Анны взглянул на свою жену. — Понимаете, какая незадача: признаться честно, я давно уже ее не видел… Глупая ссора, пустяк, а ничего не поделаешь… Поссорились! Танечка, скажи-ка, сколько мы уже не разговариваем с Погребижской? Уж года два будет?

Жена Малякина согласно кивнула.

— Вот как? Такая ужасная ссора, что нельзя и помириться? — удивилась Светлова.

— Выходит, нельзя, — вздохнул писатель Малякин.

— Ну, хоть расскажите еще немного о Марии Иннокентьевне! Как она сейчас? Над чем работает?

— Да говорю вам, милая девушка, я уже не в курсе ее жизни.

— А кто же в курсе? Малякин пожал плечами:

— Даже не знаю… Брат Погребижской умер. Знакомые, друзья? Кто уехал, кто тоже умер. Право, не знаю… Знаете, ведь как это бывает: чем дольше живешь, тем больше вокруг пустеет местность…

— Неужели даже никого из родственников у нее больше не осталось? — удивилась Светлова.

— Из близких родственников — не знаю… Получается вроде, что никого не осталось. А вот есть одна дама… Она Погребижской вроде как золовкой приходится. Маша когда-то на заре юности была замужем. Потом развелась.

По-другому, впрочем, и быть не могло. Прирожденная холостячка. Так вот, эта дама — сестра Машиного бывшего мужа…

— А долго?

— Что — долго?

— Долго Погребижская была замужем? Писатель закатил глаза к потолку:

— Лет пять, наверное.

— А кто он, этот муж? — оживилась Светлова, почувствовав, что нащупывается наконец хоть какая-то ниточка, ведущая к замкнутой жизни Марии Погребижской.

— Не имеет значения, кто он…

— Почему?

— Потому его уже тоже нет в живых.

— Надо же какая напасть… — покачала головой Светлова. — Похоже, родственники Погребижской долго не живут.

— Да уж, — согласился Малякин. — Муж-то Машин умер… А вот его сестра, Елизавета, насколько я знаю, здоровехонька, видел ее недавно — на улице столкнулись.

— Получается, что эта Елизавета…

— Елизавета Львовна, с вашего позволения!

— Да-да, конечно… Значит, эта Елизавета Львовна — золовка Погребижской?

— Точней сказать, была ею когда-то! И довольно, следует заметить, это было давно.

«Неважно, когда это было… — думала Светлова. — Неважно, что это было давно… Пять лет — немалый срок. За это время люди многое узнают друг о друге, особенно если живут одной семьей…»

— А телефончик? — попросила Светлова.

— Кажется, был… — Малякин оглянулся на жену:

— Поищи, Танечка, поищи!

"Значит, еще не слишком старая и к тому же бывшая красавица… У-фф!..

— Светлова вздыхала, возвращаясь домой. — В общем, наверняка сложно организованная дама, с уймой психологических проблем и комплексов, да к тому же еще и творческая личность! В общем… Как говаривал бессмертный Шерлок Холмс:

«Его дед был герцогом, а сам он учился в Итоне и Оксфорде, так возьмите с собой на встречу пистолет, Ватсон».

Может, это она сама и «убила-закопала»? Какая-нибудь интрижка с молодым журналистом? И вот такой печальный результат…"

Светлова набрала номер телефона Андрея Кронрода.

— А как у Селиверстова обстояли дела с романчиками?

— Ну, как тебе сказать… Не как у меня. Видишь ли, он даже когда женился, предупредил свою жену: «Я тебя очень люблю, но, учти, в библиотеке я все-таки люблю посидеть больше».

— Поняла… — Светлова разочарованно положила трубку. Кажется, версия с мимолетной интрижкой имела очень мало шансов на успех. И телефон бывшей золовки Елизаветы Львовны, увы, тоже все время молчал.

В общем, как и было Светловой обещано, подобраться к Погребижской, как, впрочем, наверное, и к любым другим, пользующимся известностью людям в Москве, было чрезвычайно трудно.

И надо было признать, предложение Андрея «прокатиться» действительно не лишено было смысла.

Итак, Светлова подытожила результаты своих первых усилий…

Известно, что Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна собрались за границу.

Известно место, время, даже отель, в котором они остановятся.

Светлова задумалась. Это была очень важная информация. И глупо было бы ею не воспользоваться. Притом, что сведения, которыми, по всей видимости, обладала Погребижская, могли оказаться крайне важными для начала расследования.

Здесь, в Москве, любая попытка приблизиться к ним будет слишком бросаться в глаза и отпугнет старушек… Да они, по словам Кронрода, почти и не выбираются за пределы своей «крепости».

А вот там, в отеле «Адриатика»…

Не собираются же дамы сидеть взаперти в своих номерах?

В общем, цель предстоящего путешествия — познакомиться там с Погребижской и в неформальной, дружественной обстановке, поговорить о том вечере, когда исчез Максим Селиверстов, — не выглядела такой уж недостижимой.

Как уверяли путеводители, эта страна находилась на втором месте после Греции по количеству островов, которыми обладала. А туристические фирмы, заинтересованные в привлечении туристов, уверяли также, что на одном из этих островов когда-то гостил Одиссей. Здесь он потерял счет времени, забывшись с нимфой Калипсо. И когда очнулся, обнаружил, что прошло несколько лет.

Точно ли существовал этот остров, на котором гостил Одиссей, подтвердить, конечно, было некому… Но что время останавливалось здесь, на этих великолепных адриатических островах, подчиняясь приказу «Остановись мгновение, ты прекрасно!» — не было никаких сомнений.

Светлова спустилась с пароходика на сушу и замерла от восхищения. Звон цикад окружал остров Локрум — самый ближний к Дубровнику островок, — что называется «с головы до ног», словно защищал от остального мира прозрачной невидимой, но непроницаемой оболочкой. Причем этот звон цикад, как показалось Светловой, обладал особым релаксирующим свойством: если у человека были проблемы, то он должен был о них забыть. Счет времени здесь терялся. И было совершенно понятно, почему Одиссей провел на одном из этих островов несколько лет, уверенный, что прошло всего несколько дней.

И вода вокруг острова Локрум была особого цвета оттенок бледно-зеленого бутылочного стекла. И прозрачна до самого последнего камушка на дне. Запах сосен и кипарисов, кактусы до небес… В общем, у Анны не оставалось сомнений, что это именно тот самый остров, на котором побывал Одиссей.

На живописных развалинах бывшего доминиканского монастыря — стены сохранились, а крыша нет — впрочем, очень ухоженных и аккуратных развалинах, размещался ресторанчик. Можно было заказать свежевыловленную рыбу и местное, со здешних виноградников, вино.

Так Светлова и поступила.

Народу было очень мало.

Мэтр принес на огромном продолговатом блюде Анину рыбку, сам отделил плавники и рыбью голову и выложил на тарелку нежные кусочки филе.

Он величественно, как и полагается мэтру, удалился… А Светлова забылась — увлеклась в точности как Одиссей, позабыв о времени…

"Что я делаю?! — вдруг подумала она. — Ем, пью, наслаждаюсь жизнью…

Причем за чужой счет… А дело застыло на мертвой точке!"

Между тем уже третий день, как Светлова в Дубровнике, до отъезда остается четыре. Уже давно пора было бы с ними познакомиться!

Но как?

Конечно, Аня заприметила Погребижскую и ее секретаря еще в самолете. И потом, когда они все вместе приехали в «Адриатику», уже не спускала с них глаз.

Газетные фотографии, которыми ее снабдил Андрей Кронрод, не оставляли сомнений: это именно они. Впрочем, эту пару трудно было не заметить. «Колобок», с пучочком седых волос, секретарь Лидия Евгеньевна… Этакий — довольно привычный! — тип «славной бабули».

И очень высокая, величественная, несмотря на годы, с талией как у русской борзой, и тщательно, по-видимому, закрашенной сединой яркая брюнетка Мария Иннокентьевна.

Обнаружить-то их было легко, но вот познакомиться с ними оказалось непросто. Завтракали Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна очень рано, в семь утра. Бедная Светлова уже третий день поднималась из-за них ни свет ни заря. Но в это время почти все столики на террасе отеля пустовали, и садиться поблизости от дам, которые явно старались уединиться, было бы довольно назойливо. Столь откровенная попытка приблизиться к ним могла только отпугнуть.